Искатель. 1966. Выпуск №4 - Аркадий Адамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так Ма Ко Джи оказалась на их корабле.
Она пришла в себя, понемногу научилась языку наших гостей, многое рассказала им. Она хоть и была простой девушкой из шанской деревни, но ходила в школу и умела читать. Она даже читала газеты и знала, почему началась война…
А вернуться наши гости смогли только через двадцать лет. Они надеялись, что за эти годы на Земле многое уже изменилось, и знали, что люди не так жестоки, как им показалось в первый прилет. С ними вернулась и Ма Ко Джи.
Так мы и встретились с прошлым. И оно уже стало нашим будущим. Ведь вы, наверное, слышали, что мой внучатый племянник улетает на корабле гостей.
Перевел с бирманского Кир. БУЛЫЧЕВГ. ЧЕСТЕРТОН
ЗЕРКАЛО СУДЬИ
Рассказ
Гилберт Кийт Честертон (1874–1936) — один из крупнейших английских писателей XX века. Он писал и романы, и очерки, и биографии великих людей, и стихи. Но, пожалуй, больше всего — и в Англии и в других странах — любят его детективные рассказы. Цикл рассказов о сыщике-любителе, скромном католическом священнике отце Брауне — самый известный. В этом цикле около 50 рассказов, собранных в 5 сборников («Неведение отца Брауна», «Неверие отца Брауна», «Мудрость отца Брауна», «Тайна отца Брауна», «Позор отца Брауна»).
У Брауна свой метод: он как бы перевоплощается в преступника, изучает его изнутри — и в этом состоит его тайна. В большинстве случаев отец Браун выступает в качестве обличителя ханжества, предрассудков и лживости английского общества.
Рассказ «Зеркало судьи» был впервые опубликован на русском языке в журнале «Вокруг света» № 11 за 1928 год.
Рисунки Б. ГУРЕВИЧАДжеймс Бэгшоу и Уилфрид Эндерхилл были старыми друзьями, они любили бродить целыми ночами по улицам, болтая без умолку и огибая один угол за другим в безмолвном, безжизненном лабиринте большого пригорода, в котором они жили. Первый из них, высокий, темноволосый, черноусый добродушный мужчина, был профессиональным сыщиком; другой, на вид чувствительный джентльмен, с острыми чертами лица и редкими волосами, — сыщиком-любителем. Читатель, несомненно, удивился, когда узнает, что говорил сыщик-профессионал, а любитель слушал, и притом даже с некоторым почтением.
— Наше ремесло, — говорил Бэгшоу, — это единственное ремесло, в котором профессионал, по всеобщему убеждению, постоянно ошибается. Никто никогда не пишет рассказов о том, что парикмахер не умеет стричь и ему помогает клиент; или, скажем, о том, что извозчик не умеет управлять кэбом и седок учит его. Но при всем том я не стану отрицать, что мы часто предпочитаем идти по проторенной дорожке; иными словами, мы имеем несчастье постоянно руководствоваться какими-то твердыми правилами и законами. В чем романисты не правы, так это в том, что они вообще отказывают нам в праве руководствоваться ими.
— Шерлок Холмс, — заметил Эндерхилл, — несомненно, сказал бы, что он руководствуется правилами и законами логики.
— Ну, возьмем, к примеру, следующий вымышленный, конечно, случай с Шерлоком Холмсом и профессиональным сыщиком Лестрадом. Шерлок Холмс может, скажем, догадаться, что какой-нибудь совершенно незнакомый ему человек, переходящий через улицу, иностранец, только потому, что этот незнакомец, переходя через улицу, смотрит сначала налево, а потом направо. Я готов согласиться, что Холмс угадал правильно. Я уверен, что Лестрад никогда бы не догадался. Но ведь все упускают из виду, что полицейский сыщик, который не мог д о г а д а т ь с я, мог зато з н а т ь. Лестрад з н а л, что этот прохожий — иностранец, по той простой причине, что он в пределах своего участка должен следить за всеми иностранцами, а кое-кто сказал бы — вообще за всеми жителями. Как полицейский я радуюсь, что полиции стало многое известно, ибо всякому хочется делать свое дело безукоризненно. Но как гражданин я нередко задаю себе вопрос: не слишком ли многое известно полиции?
— Неужели вы хотите этим сказать, что вам известен каждый человек в вашем участке? Стало быть, если бы вон из того дома напротив вышел какой-нибудь человек, вы могли бы сказать, кто он и что он?
— Да, если бы он был владельцем дома, — ответил Бэгшоу. — Этот дом арендуется неким литератором англо-румынского происхождения, который обычно живет в Париже, но в данное время находится здесь в связи с постановкой какой-то пьесы. Зовут его Озрик Орм, он представитель новой школы, и, кажется, его очень трудно читать.
— Ну, а другие жители этой улицы… — сказал Эндерхилл. — Я как раз думал: как странно, как ново и незнакомо все тут выглядит. Эти высокие белые стены, эти дома, затерявшиеся в садах… Вы не можете знать всех…
— Кое-кого я знаю, — ответил Вэгшоу. — Вот эта стена, мимо которой мы идем, окружает владения сэра Хемфри Гвинна, более известного под кличкой «Судьи Гвинна». Это тот самый старый судья, который так шумел по поводу шпионажа во время войны. Соседний дом принадлежит богатому торговцу сигарами. Он родом из Латинской Америки, очень смуглый и похож на испанца, но фамилия у него самая английская — Буллер. Следующий дом… Вы слышали шум?
— Да, я что-то слышал! — сказал Эндерхилл. — Но что, я не знаю.
— А я знаю! — ответил сыщик. — Это были два револьверных выстрела и крик о помощи. А донеслись они из сада судьи Гвинна, этого приюта законности и мира. — Он поглядел направо и налево и прибавил: — Ведущие в сад ворота находятся с другой стороны, за полмили. Эх, если бы эта стена была пониже или я полегче! А все-таки надо попробовать.
— Чуть дальше она пониже, — сказал Эндерхилл, — и там есть дерево, которое можно использовать.
Они побежали вдоль стены и скоро достигли места, где она сразу, уступом, становилась ниже, точно уходя в землю. Садовое дерево свешивало на улицу ветви, позолоченные светом одинокого уличного фонаря. Бэгшоу ухватился за ветку и занес ногу над низкой стеной; в следующее мгновение оба приятеля уже стояли по колено в густой зелени, росшей под стеной сада.
Сад судьи Гвинна представлял собой ночью удивительное зрелище. Он был очень велик и лежал на самой окраине пригорода, окружая высокий темный дом. Дом был темным в полном смысле этого слова: все его окна закрыты ставнями, ни в одном не было света. Но сад, который должен быть еще темнее, сверкал мерцающими огнями, напоминавшими огни угасающего фейерверка: казалось, между деревьями догорала гигантская ракета. Когда приятели подошли ближе, они увидели, что свет исходит от множества разноцветных лампочек, развешанных на деревьях, точно драгоценные плоды сада Аладдина; особенно сильный свет исходил от маленького озера или пруда, который переливался бледным сиянием, словно в воде его горело электричество.