Боец тишины - Стас Северский

Эх, Игорь Иванович, никогда еще не находился я в таком плачевном положении. Вроде вольный, как ветер, — не в плену, не в госпитале, не в управлении заперт, а разница не велика. Ничего нет — разве что свобода… только толку от нее, как от упорно добродетельной девственницы. Перед глазами стоит — руку протяни и бери… а попробуй возьми — не дается.

Сел, опершись спиной о парапет. Остудил голову и стал думать, что у меня на руках. Решил рассматривать только правду и только в нагом виде, несмотря на всю ее непривлекательность. Придется изнасиловать себя и разделить с ней постель для дела.

Агнешка… Я не рассчитываю на то, что она любит меня, — что будет любить такого, как я. При хорошем раскладе она ко мне просто — привыкнет и привяжется. А так я ей, запуганной и поврежденной, нужен только как надежный защитник — она ведь мне на шею только от страха перед всем и всеми и вешается, в надежде на мою поддержку. Агнешка — девушка достаточно тонкой духовной организации. Ей для души другой человек нужен — я с такой стороны ей не особо гожусь. Так что нас с ней связывает только опасность и моя страсть. Нет, не только. Еще она жалеет меня. А еще — она провинилась передо мной и испытывает муки совести. Неплохо для повышения прочности нашей связи — вернее, моей привязи. Пусть ей не хватило чувства преданности прежде, ныне чувство жалости и вины не позволит ей меня предать. С учетом того, что подвела она меня без умысла, а просто дала слабину от беззащитности — я могу рассчитывать на ее последующую преданность. Не устояла под тяжестью угрозы и уступила страху быть одной наедине с опасностью хоть секунду, — не худшая измена. Теперь я ее на одну руку положу, другой — прикрою, и порядок. Она будет моей и будет со мной. С ней вопрос отпал.

Войцех… Простой парень — да не полностью и не до конца. Из глухих мест он все же вышел — аж до Франкфурта дошел, пусть и спотыкаясь. Он силен, не слишком умен и учен, умеренно горд… не остро хитер, но и не тупо простодушен, не лентяй, но склонен к поиску покоя, не лишен расчетливости, да не совсем корыстен — наемник, а не такой, которого перекупить просто… свои представления о чести всегда при нем. Неплохой боец, хоть и не без изъяна. Он вроде обладает всеми требуемыми боевым командиром качествами. Конечно, от такого бойца не должно ждать героических действий и действительно бескорыстных выходок, как, впрочем, и обратного… особо пагубного помысла от него так же не дождешься — в вариантах его дальнейших действий все, в меру диктуемое обыденными обстоятельствами и воинскими убеждениями. Меня, как и все другое, он воспринимает, как данность, а главное, — побаивается. Не из тех он, кто станет гоняться за тем, что ему в руки не идет. Девушку он у меня из рук никогда вырывать не будет. А во всем остальном он меня вполне устраивает — мне подчиненный, моей девушке охранник. Он тоже при мне останется — будет моим бойцом. Да вообще, у меня выбор невелик — или устранить его, или оставить при себе в качестве подручного. Девушка моя мне его устранения с рук не спустит, и я другого такого вояки в ближайшее время не найду. Так что, устранение — вариант крайний. Ко всему, я еще никак не восстановился и довольно ограничен в действиях. А Войцех — обладатель силы немереной и сносного навыка — его только натаскать, и будет боец, что надо. Сделаю я из него такого бойца, что по нему спецназ сохнуть будет, как красна девица. Тогда свалю на его плечи часть своей нагрузки. Займусь им, как только мне его вернут. Из Войцеха на тренировках все силой выбивать придется, но ничего — заставлять я привык.

Следующим пунктом рассмотрю добычу денег. Решаемая задача… несколькими путями решаемая. Для начала попробую тропинку помягче, а там уж… на жесткую тропу перейти никогда не поздно. Мысль додумаю — и займусь разработкой задачи.

Первое — остановить заражение. Сначала следует изъять и уничтожить источник заразы, после — пресечь распространение… ликвидировать зараженных и зачистить зону заражения. Второе — найти оружие и убежище, достать деньги и документы на троих. Третье — скрыться всем троим на территории Польши. Четвертое — прогнать из головы страсти и сделать из девушки протез души, а из парня — протез тела. Пятое — подготовить передачу крысы немцам и тайком перейти на их территорию. Седьмое — дать деру всем и ото всех в Норвегию. И напоследок главное, — спокойно отоспаться на затерянном в глуши хуторе Улафа Гундарсона… на моем хуторе. Он — мое последнее пристанище, покинутое и пришедшее в упадок, но — мое.

Расклад у меня скверный — просто отвратный. Но крыса — козырь в рукаве. Тряхнул рукой, и зверек вылез у меня из рукава, являя свету умные глаза и лысый хвост.

— Знаешь, зверь, если бы ты сдох, — я бы застрелился. Точно застрелился бы… Так что ты уж не дохни пока… Постарайся продержаться до передачи. А то мне в последнее время, как по сговору, все планы срывают… Хоть ты не подведи.

Крыса серьезно посмотрела на меня и скрылась у меня в рукаве, занимая прежнее пригретое место. Знала бы она, как я боюсь ее смерти, — боюсь ее гибели равно, как своей собственной… и даже больше — ведь на кону и жизнь моей девушки… и моего бойца.

Неприглядная у нас троих жизнь получается. Зато — реальная и лишенная иллюзий, мешающих выживанию. Что делать, если мы втроем можем выжить только так и только — втроем.

Глава 5

Что ж, темнеет — пора Карлсону покинуть крышу и наведаться в гости к малышу и его щенку, к которому Карлсон малыша страшно ревнует, но которого никак не может отправить от малыша куда подальше.

Осмотрелся и перелез с пожарной лестницы на карниз. Залез в окно, прикрыл его и отправился проверять едва держащуюся на петлях подсаженную Войцехом дверь. Покривленная дверь не висит на покореженных петлях — петли вправлены, дверь поставлена и закрыта… заперта на переклиненный замок и опечатана. Сойдет. Как только мне Войцеха вернут, я его все починить заставлю.

Думал для начала пошарить в холодильнике, только заметил зеркала и переключил внимание на них — моих отныне заклятых врагов. Зеркала — к черту! Сниму и спрячу! Травят они мне душу воспоминаниями! Я ведь всегда у немцев красавцем считался, а сейчас… не вздрогнув, не взглянешь. Многое мне с рук за красоту сходило, что сейчас не сойдет. Теперь мне моя наружность столько простых путей перекрыла, сколько открытых передо мной прежде дверей закрыла. Такая внешность обязывает добиваться всего одной только грубой силой, не ожидая, что кто-то что-то добровольно отдаст, — вынуждает в закрытые двери не с улыбкой стучаться, а с оскалом ломиться. А всего хуже — приметным я стал. Мне теперь не следует в светлое время суток людям на глаза показываться — выходить надо стараться ночами… по крайней мере, до тех пор, пока шрамы не станут светлее и их станет проще спрятать. А пока они и под слоем штукатурки проступают.

Рад, что меня не видит старик Клаус Крюгер, считающий меня вампиром треклятым… Мой вид, боязнь зеркал и солнца — такое способно изничтожить и тень сомнения в моей мрачной сущности не только в голове безумного бродяги. Эх, Крюгер, бросил я тебя в Берлине одного, а у тебя ж — с головой не порядок… Соблюдаешь ты мои строгие инструкции, старик, или во все тяжкие своего больного ума ударился? Надо бы наведаться к тебе и проверить, что ты делаешь, вольно бродя по прусским просторам. Не взяли тебя власти, не выдал ты нас?

Нет, не думаю, что старый химик нас сдаст… пусть его и выследят, и возьмут — толку от него никак не добьются. Он же всех из разведки и правительства пришельцами и иной нечистью считает — в его рассказах за сказочной мутью немногое из реально происходящего рассмотреть можно… хоть и проглядывает истина порой и в его историях. Черт… Беспокоит он меня, как никто другой. Только теперь о нем и думать нечего — не могу я с ним пока ни связаться, ни встретиться. Подумаю о нем, когда ближе к Берлину буду… а сей час не за горами. Когти драть в Берлин надо будет сразу, как только деньги удастся добыть, — здесь нам с поляками теперь долго торчать нельзя. Немцы за нами скоро на чужую землю придут… а мы от них на их земле скроемся — и на север рванем. Как на хуторе Улафа схоронимся, — так и успокоимся. А в Берлине мои люди… мои документы, мой транспорт. Берлин — не только подготовленное государством российским пристанище Ульриха Ларсена… Берлин — наиболее подходящим образом оборудованная берлога гера Вебера, наилучшим видом оснащенное логово Вольфа. Там все для меня и моих людей — и для тайного нахождения, и для отхода на восток и север. На крайний случай есть еще Франкфурт, но лишь — на очень крайний случай. Есть у меня связи и в Баварии, и в Саксонии… но я был бы рад, через Пруссию пройти и покончить с пограничными переходами. Хорошо, если на прусских землях круг замкнется, и нам не придется по стране колесить, решая задачи через ненадежные контакты в Мюнхене. Черт…