Племя - Павел Сергеевич Бутяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позади основной массы людей, что-то черкая в толстой пожелтевшей тетради, стоял Шон. Выглядел он совсем угрюмо, каким его нельзя было увидеть в последнее время. Спровоцировало такое настроение неоправданное ожидание от его новой работы. Представляя себе светлоградских ученых настоящими гениями, он с нетерпением ожидал встречи с ними, чтобы поделиться своими исследованиями, которые с таким усердием выписывал в тетрадь. Но оказалось, что этих людей вовсе не волнует то, чем занимался абсолютно неизвестный им человек, пусть он хоть лауреат всевозможных премий. Если ты не был в их обществе с первых дней — твое мнение не учитывается. Именно поэтому, после возражений такой бредовой идее местных ученых, Шон должен стоять сзади и записывать отчет о проделанной работе. Что же касаемо идеи, которую Родригес сразу принял за сущий абсурд, то заключалась она в следующем: как отметили все, в последнее время количество мутантов в окрестности резко увеличилось, и это никак не может быть связано с их поисками еды или переселением из-за климата, ведь(опять же, по мнению тех же ученых) мутанты бессмертны, а еда для них всего-лишь развлечение. Так вот, это самое переселение мутантов связали с тем, что они свили себе здесь гнездо и теперь ухаживают за ним. Трудно представить, насколько тяжело Шону было сдерживать смех во время заседания, особенно после того, как он поймал на себе взгляд говорящего сию ересь: он был настолько уверен в своей правоте, что даже не захотел слушать Родригеса, как и кого-либо другого.
И вот теперь этот ученый тревожно косится на остальных, ожидая услышать упреки, но вместо этого слышал лишь тишину и легкий шелест листьев.
Захлопнув тетрадь, Шон подошел к небольшому кирпичному дому, облокотился на низкий каменный забор, и стал вслушиваться в звуки природы. Где-то капли воды стекали с крыш и ударялись обо что-то, где-то шелестела листва и высокая сухая трава. А где-то… кто-то хрипит…
Родригес перешагнул через забор и подошел к дому, из которого отчетливо слышал этот звук. Он осторожно вошел в раскрытую дверь, попутно размышляя о том, кто же может издавать этот звук. Конечно, Драугр, но почему же тогда он все еще здесь? Почему он не решился выйти и атаковать своих жертв, которые все это время жутко шумят прямо у него под носом. Доски под ногами изредка поскрипывали, порой сменяясь треском. Заглянув в одну из комнат, похожую на спальню, Шон обнаружил Драугра. Он стоял, согнувшись, спиной к Родригесу и наблюдал за чем-то, беспрерывно пялился в одну точку. Шон нащупал маленький пистолет, который ему выдали для самообороны(и то, только после его многочисленных просьб), и прицелился в середину голову, при этом медленно подходил все ближе и ближе к мутанту. Родригес ожидал увидеть рядом с мутантом убитую жертву, но увидел лишь… фотографию? Шон не верил своим глазам. Драугр все это время смотрел на стоящую на полке фотографию в темной деревянной рамке и громко похрипывал. Только сейчас Шон понял, как сильно слышно разговоры снаружи, но эти речи совсем не беспокоили мутанта. Родригес еще раз взглянул на всю эту картину, крепко сжимая глаза, дабы убедиться, что все это взаправду.
Приставив пистолет к голове мутанта так, чтобы пуля пробила жало с обратной стороны, Шон закрыл глаза, вздохнул в одно время с мутантом и выстрелил.
Сильный звон в ушах заглушил все. Больше не было слышно разговоров с улицы, дыхания Драугра, пения птиц, шелеста травы. Один лишь звон, как призрак, как душа только что убитого зверя — этого мутанта — обретает покой, пролетая сквозь тело Шона, пытаясь сказать ему что-то. Возможно, даже поблагодарить.
Родригес перешагнул через убитого, подойдя к той фотографии, которая так его привлекла. Это был совершенно обыкновенный снимок: счастливая семья, радостные, молодые лица, безграничное море на заднем плане. От этой картины веяло покоем, стоило лишь посмотреть на фотографию, как сразу же слышался шум моря, детский смех, ощущался аромат свежего чая и новой книги — всего, что приносило счастье, с чем ассоциировалась прежняя жизнь. Шон обратил внимание на парня, стоящего справа на снимке. Вероятно, он старший сын в этой семье, слева от него, слегка обнимая друг друга, стояли два взрослых человека — похоже, родители; а справа — маленькая девочка, на вид ей не больше десяти лет. На ее светлом лице сияла радостная улыбка, безумно счастливые глаза смотрели в объектив со всей той детской наивностью, светлые волосы светились от солнца, словно превратившись в новую звезду.
Еще раз взглянув на парня с фотографии и на убитого, Шон видел одно и то же, отказываясь верить своим глазам. Конечно, с первого взгляда эти лица совершенно разные: симпатичное молодое лицо и мерзкая, гниющая рожа. Но если приглядеться. Тот же заостренный нос, тот же овальный подбородок, широкий лоб. Даже глаза. Пусть их, уже мертвый, взгляд не похож на прежний, но в них все еще выделяется эта умная натура, словно призрак тех задумчивых, выразительных глаз.
Родригес рассматривал фотографию еще минуту, смахнул одинокую слезу, которая появилась точно из ниоткуда, и направился на улицу. К счастью, удалось избежать многочисленных расспросов, а говорить все подробности произошедшего Шон не желал: все равно никто не поверит.
Заглянув краем глаза в одну из палат, Роза взглянула на пожилого мужчину, убедилась, что он спит и тихо прикрыла дверь. Девушке стало немного спокойнее. Этот пациент весь день страдал от сильного кашля, болезнь совсем его замучала. Когда вчера вечером Роза подошла к нему проверить температуру, тот был совсем бледным, что сливался с подушкой, будучи лишь серым пятным на белой простыни, глаза его смотрели так больно и с таким страданием, он сложил руки на животе, посмотрел на Розу и спросил: “Я умираю?”. Девушка сначала приложила руку к его горячему лбу, а потом тихо прошептала: “Конечно же нет”. Сегодня он идет на поправку. Хочется верить, что так и будет продолжаться, но вряд ли всем повезет так же, как ему.
Роза подошла к очередной палате и осторожно туда заглянула. На секунду девушка перепугалась и пошатнулась, еле удержавшись на ногах. Парень лежал с открытыми глазами и беспрерывно пялился в одну точку. Но затем он громко шмыгнул носом, и Роза облегченно выдохнула, зайдя в палату. Новому пациенту было около двадцати лет, но выглядел он
