Дни черного солнца - Н. К. Джемисин

Три шага от моей кровати до кровати Солнышка совершенно вымотали меня. Я села на пол и уткнулась головой ему в ноги. Он не пошевелился, но я поднесла руку к его носу, и пальцы защекотало дыхание. Я легонько ощупала его. Брови были нахмурены даже во сне. На лице, особенно вокруг ввалившихся глаз, залегли морщины, которых не было прежде. Он был жив, но что-то очень скверно сказалось на нем. Обычно он просыпался сразу по возвращении к жизни. А теперь? Странно, очень странно…

Убирая руку, я задела ткань его балахона. Она была холодной и мокрой, и это удивило меня. Я стала ощупывать и обнаружила широкое пятно наполовину высохшей крови, занимавшее всю нижнюю часть его торса. Я задрала на нем бесформенную рубашку и пробежалась пальцами по животу… Сейчас там не оказалось раны, но прежде она была. Причем жуткая.

Пока я все это выясняла, Солнышко зашевелился, его сияние быстро угасало. Я увидела, как он открыл глаза и нахмурился. Потом он вздохнул, приподнялся и сел подле меня. Так мы и сидели молча некоторое время.

— У меня есть одна мысль, — сказала я. — Насчет того, как сбежать. Сейчас расскажу, а ты подумай, получится ли.

Я стала говорить. Он внимательно слушал.

— Нет, — сказал он затем.

Я улыбнулась.

— Нет — в смысле не сработает? Или — нет, ты лучше убьешь меня намеренно, но не дашь погибнуть случайно?

Он резко встал и отошел от меня. Я видела лишь его смутный силуэт: он стоял у окна. Руки сжаты в кулаки, плечи напряжены…

— Нет, — повторил он. — Я сомневаюсь в успехе. Но даже если все выйдет…

Он содрогнулся всем телом, и я поняла отчего.

Я пришла в ярость, но тем не менее рассмеялась:

— А-а, понимаю. Я и забыла тот денек в парке. Когда ты заварил всю эту кашу, напав на превита Римарна. — Я тоже стиснула кулаки, не обращая внимания на боль в развороченном локте. — Припоминаю теперь твое лицо, когда ты это сделал! В то время мне грозила опасность, я с ума сходила от страха — что с тобой будет? А ты знай себе наслаждался возможностью пустить в ход толику былого могущества…

Он не ответил, но мне не требовалось подтверждения. Такую улыбку, какая была у него тогда, поди позабудь.

— Тебе, должно быть, тяжело приходится, Солнышко. Ты на краткий миг обретаешь себя прежнего… а потом все уходит. И ничего не остается — только вот это.

Я ткнула пальцем в сторону его меркнущей спины, не пытаясь скрыть отвращения. И пусть думает обо мне что хочет: мне плевать. Я его в самом деле не очень-то уважала.

— Достаточно скверно уже то, что ты его немножко вкушаешь каждое утро, не так ли? Было бы даже проще, если бы тебе не оставили и такого напоминания о том, каким ты был когда-то…

Он стоял, угрюмо набычившись. Сейчас его мрачность перейдет в гнев — все как всегда. Как предсказуемо…

Однако я ошиблась. Неожиданно его плечи обмякли.

— Да, — выговорил он.

Он поверг меня на обе лопатки, и я рассердилась. Я сказала ему:

— Ты трус. Ты боишься, что мой план осуществится, но потом с тобой будет как в прошлый раз — ты совсем обессилеешь и не сможешь даже постоять за себя. Сделаешься бесполезен…

Он опять необъяснимо уступил мне. Он прошептал:

— Да.

Я скрипнула зубами, смиряя гнев. Впрочем, он придал мне сил встать и зло уставиться ему в спину. Я не хотела, чтобы он так вот сдавался. Я хотела… ох, знать бы, чего я хотела. Но только не такого!

— Посмотри на меня! — зарычала я.

Он повернулся и тихо произнес:

— Сумасброд…

— Что еще про Сумасброда?

Он не ответил. Я стиснула кулак и даже обрадовалась боли, когда ногти впились в ладонь.

— Что там с ним, прах тебя побери?..

Молчание, приводящее в бешенство.

Будь я хоть чуть посильней, я бы в него чем-нибудь запустила. В нынешнем состоянии мне были доступны только слова, и я собиралась использовать их по полной.

— Что ж, поговорим о Сумасброде, а почему бы и нет! Сумасброд, твой сын, умер на окровавленном полу, убитый смертными, которые вырвали у него сердце и сожрали его! Сумасброд, который продолжал любить тебя, несмотря ни на что…

— Умолкни, — рявкнул он.

— А то что будет, Блистательный Итемпас? Опять меня убить попытаешься? — Я расхохоталась, мало не задохнувшись, и последующие слова дались с трудом. — Думаешь, мне теперь есть разница, жить или умереть?..

На этом пришлось остановиться. Я тяжело села, пытаясь не разреветься и дожидаясь, чтобы прошло головокружение. По счастью, оно хотя и не сразу, но отступило.

— Бесполезен, — проговорил Солнышко. Очень тихо, почти шепотом: я сама тяжело дышала и еле расслышала. — Да, я пытался воззвать к силе. Я дрался за него, не за себя. Но магия не явилась…

Я нахмурилась, гнев улетучился, оставив после себя лишь пустоту. Мы долго сидели молча. Пока остатки его сияния не растворились совсем.

Наконец я вздохнула и откинулась на лежанке Солнышка, закрывая глаза.

— Сумасброд не был смертным, — сказала я. — Вот почему могущество не защитило его.

— Да, — ответил он. Он снова вполне овладел собой: в голосе никаких чувств, каждое слово четко. — Теперь я это понимаю. И все равно твой план — глупый риск.

— Может, и так, — выдохнула я, готовая погрузиться в дремоту. — Но вряд ли ты меня остановишь, так что лучше помогай давай.

Он подошел к кровати, встал надо мной и стоял так долго, что я в самом деле уснула. Он вполне мог бы меня убить. Раздавить. Пришибить сильным ударом. Задушить голыми руками. Сколько разных возможностей!

Вместо этого он взял меня на руки.

Движение разбудило меня, правда, только наполовину. Я плыла по воздуху у него на руках, точно во сне. По-моему, он нес меня на мою кровать гораздо дольше, чем следовало бы. А какой он был теплый…

Он уложил меня и заново пристегнул, оставив петлю на руке достаточно растянутой, чтобы я могла легко высвободиться.

— Завтра, — сказал он.

Его голос согнал с меня сон.

— Нет. Они, чего доброго, опять начнут брать у меня кровь. Надо прорываться сейчас!

— Тебе нужно окрепнуть.

То, что на его силу мне надеяться не приходилось, даже не стоило упоминания.

— А еще мое могущество не проявится ночью. Даже ради того, чтобы тебя защитить.

— А-а… — Я почувствовала себя дура дурой. — И то верно…

— Лучшее время — после полудня. Тогда Древо не будет заслонять солнце, и это может дать нам некоторое преимущество. А до тех пор я сделаю что смогу, чтобы не дать им снова взять у тебя кровь.

Я протянула руку и коснулась его лица, потом провела пальцами вниз, туда, где на рубашке застыло жесткое пятно.

— Сегодня ночью ты опять умер…

— Я за последние дни много раз умирал. Датэ очень увлечен изучением моей способности к воскрешению.

Я нахмурилась:

— Что он…

Но нет, уточнять и не требовалось: я легко могла вообразить, что с ним делал Датэ. Порывшись в смутных воспоминаниях о первых днях после гибели Сумасброда, я поняла: нынешней ночью Солнышко далеко не впервые вернулся в комнату мертвым, умирающим, окровавленным. Поэтому ничего удивительного, что тюремщики не обратили внимания на то, как я сама «прорисовала» в нем дырку.

Сколько всего, о чем мне следовало поразмыслить! Сколько вопросов, на которые я не находила ответов! Каким образом я убила Солнышко? У меня никакой краски в руках не было, даже угля! А что там Пайтья и остальные, живы ли они еще? Сумасброд, мой Сумасброд… Нет-нет, о нем думать я не могла…

Если мой план сработает, я постараюсь добраться до Неммер, богини скрытности. Уж она-то сумеет нам помочь.

И я добьюсь того, чтобы убийцы Сумасброда получили по заслугам. Пусть даже это будет последнее, что я в своей жизни сделаю.

— Тогда разбуди меня после полудня, — сказала я.

И закрыла глаза.

14

«ПОБЕГ»

(энкаустика, уголь, металлическая затирка)

Возникли сложности.

Я проснулась, но опять не до конца, и это было к лучшему: прежде чем я успела пошевелиться и выдать себя, кто-то заговорил, и я поняла, что мы с Солнышком в комнате не одни.

— Отпусти.

Я аж похолодела: Хадо!

В воздухе витало напряжение, я воспринимала его как легкий зуд, но не понимала причины. Гнев? Нет. Не то.

— Отпусти, не то позову стражников. Они прямо за дверью!

Звук быстрого движения. Одежда, плоть…

— Кто ты?

Это заговорил Солнышко, хотя я едва признала его голос. Он дрожал от смятения.

— Не тот, за кого ты меня принимаешь.

— Но…

— Я — это я! — с таким свирепым напором ответил Хадо, что я едва не забылась и не дернулась съежиться. — Для тебя — всего лишь простой смертный!

— Да… да. — Голос Солнышка снова зазвучал как обычно, почти совершенно бесстрастно. — Теперь я это вижу.

Хадо глубоко вздохнул — не менее прерывисто, чем Солнышко минуту назад, и напряжение до некоторой степени спало. Вновь зашуршала ткань, и тень подошедшего Хадо легла на мое лицо.