Дни черного солнца - Н. К. Джемисин

Вдохновение было внезапным, словно крепкий тычок под дых. Я переползла на четвереньках, откинула угол ковра и принялась водить углем по полу. Я втирала его в половицы, водя рукой по кругу, еще и еще…

Кто-то требовал принести веревку. Серимн громко кричала, мол, не надо веревку, просто убейте его, проклятье…

По кругу, снова и снова…

— Госпожа Орри? — прозвучал хриплый и полный недоумения голос Датэ.

По кругу, по кругу, с лихорадочной быстротой, пот капал со лба, смешиваясь с чернотой, кровь с ободранных костяшек впитывалась в угольный мрак, рисуя глубокую и темную дыру в никуда, в молчаливую, холодную и жуткую Пустоту. И где-то среди вселенского мрака — яркий-яркий, сине-зеленый, теплый, ласковый, непочтительный и насмешливый…

— Во имя богов, остановите ее! Остановите ее!

Я знала, как нарисовать его душу. Я слышала ее голос, похожий на перезвон колокольчиков. Я знала, что Датэ и новозоры задолжали ему — болью и кровью. И я всем сердцем желала, чтобы этот долг был оплачен.

Дыра распахнулась — под моими пальцами и перед моими глазами. У нее были неровные, иззубренные края, потому что я слишком сильно налегала на уголек и он раскрошился.

— Сумасброд!.. — заорала я в эту дыру.

И Сумасброд пришел на мой зов.

Из дыры вырвался ком чистого света, сине-зеленый и клубившийся, как грозовая туча. Миг спустя он вздрогнул и обрел форму — я увидела человека, невозможным образом сложенного из живого, движущегося аквамарина. Какое-то время он стоял на месте, медленно озираясь и приходя в себя после испытания Пустотой. Но как только он заметил Датэ, Серимн и остальных, комнату затопил его гнев. Даже его колокольчики налились грозной медью.

Датэ возвысил голос, перекрикивая испуганные вопли охраны. Он чего-то требовал. Я увидела, как что-то блеснуло рядом с тем местом, откуда раздавался его голос, но все поглотило яростное свечение Сумасброда. Он издал бессловесный, нечеловеческий рев, от которого содрогнулся весь Дом, метнулся вперед…

…И тут же отскочил и рухнул на пол — что-то сразило его. Я ждала, чтобы он тотчас встал, разозленный больше прежнего. Смертные могут лишь раздразнить бога, но не остановить его…

Как же я была потрясена, когда Сумасброд не поднялся. Он ловил ртом воздух, он задыхался, он тускнел, и аквамариновые грани на глазах меркли…

Я словно издалека услышала крик Солнышка. В нем прозвучало что-то жутко напоминавшее смертную муку.

Мне вроде нечего было бояться, но от ужаса во рту сделалось горько. Кое-как вскочив, я бросилась к Сумасброду, впопыхах наступив на свой рисунок, благо тот теперь был простым угольным пятном на полу. Я вновь зацепилась ногой за ковер, выпрямилась, полетела кувырком через опрокинутый стул… и уже на четвереньках подползла к лежавшему на полу Сумасброду.

Перевернула его на спину…

Его живот не светился. Все остальное тело выглядело как обычно, разве что таким тусклым я его еще не видала. Он зажимал живот ладонями, и я ощупью отыскала длинное тонкое древко, пробившее гладкую и твердую субстанцию его тела. Арбалетный болт!.. Я двумя руками схватилась за древко и выдернула стрелу. Сумасброд вскрикнул, выгнулся — и пустое пятно на его животе расползлось шире.

Теперь я увидела наконечник болта, выпущенного Датэ. Тот самый, сделанный из моей крови. От него мало что осталось. Я потрогала его; он напоминал мягкий, крошащийся мел, готовый рассыпаться от прикосновения пальцев.

А Сумасброд начал мерцать, словно пламя угасающей свечки. Драгоценные грани исчезали одна за другой, вместо них возникала смертная плоть, спутанные волосы… Однако я еще могла видеть его. Не полностью, но могла. Я потянулась к его животу. Под рукой была кровь и глубокая узкая рана. Она не заживала.

Моя кровь. В его теле. Она распространялась по его жилам, как яд, гася на своем пути божественный свет его магии…

Нет. Речь шла не только о магии.

Я отшвырнула стрелу и дрожащими пальцами стала гладить его по лицу.

— Сброд?.. Я… я не знаю, это как-то неправильно, это моя кровь, но…

Сумасброд хрипло втянул воздух и закашлялся. Изо рта у него потекла кровь. Божественная кровь, которой полагалось бы сиять внутренним светом… Вместо нее по губам Сумасброда лилось нечто темное, и оно поглощало то малое, что я еще могла видеть. Он угасал. Стрела убивала его.

Нет! Не может быть! Он же бог, а боги не умирают!..

Вот только Роул умерла, и Энефа, и…

Сумасброд поперхнулся, сглотнул и посмотрел на меня. Какая нелепость — он засмеялся.

— Я всегда знал… что ты особенная, Орри, — выговорил он. — Ну надо же — демоница! Прямо из легенды!.. Боги, я всегда знал… что-то в тебе этакое есть…

Он покачал головой. Я едва видела сквозь слезы его меркнущее лицо.

— А я-то думал, это мне придется увидеть, как ты умираешь…

— Нет! Я… Ты не должен… Не смей… Нет!

Я трясла головой, бормоча что-то бессвязное. Сумасброд перехватил мою руку. Его ладонь была скользкой и горячей от крови.

— Не давай ему использовать тебя, Орри.

Он даже приподнял голову, желая непременно убедиться, что я его услышала. Теперь я почти совсем не видела его лица, лишь ощущала его, горячее, воспаленное.

— Они никогда не могли понять… Слишком скоры в суждениях… Ты не просто оружие! — Он содрогнулся, его голова запрокинулась, глаза начали закрываться. — Я бы любил тебя… пока не…

И его не стало.

Я ощущала под руками его тело. Но его не было.

— Не надо прятаться от меня, — выговорила я тихо.

Он все равно должен был услышать меня. И повиноваться…

Чьи-то руки схватили меня. Поставили на ноги. Я обмякла и почти повисла, продолжая мысленно взывать: «Хочу видеть тебя!..»

— Это ты подтолкнула мою руку, госпожа Орри! — сказал Датэ.

Он подошел ко мне, он был видим: значит, в драке без магии все же не обошлось. Он растирал шею, помятую могучими пальцами, на лице виднелись кровь и синяки, и кто-то превратил его одежду в лохмотья. Ну а ярость его вовсе никакому описанию не поддавалась.

Ну почему я могла видеть этого человека, а Сумасброда — нет?..

— Дверь в мою Пустоту!.. — Он рассмеялся было, но тотчас сморщился от боли в горле. — Потрясающе!.. Значит, вот каков был ваш план, твой и твоего безымянного дружка? Надо было мне дважды подумать, прежде чем доверять женщине, дарившей свое тело одному из них…

И он плюнул куда-то вниз — возможно, на тело Сумасброда.

только не Сумасброд там ничего нет это не он

Потом он отвернулся и зарычал на стражника, веля подойти. И добавил:

— Принеси меч!

Тогда я начала молиться. Я понятия не имела, мог ли Солнышко услышать меня. А и услышит, то обратит ли внимание? Хотя на самом деле мне было все равно. «Отец Небесный, пожалуйста, пускай этот человек меня убьет…»

— Это обязательно? — подала голос Серимн. Происходившее ей не нравилось. — Ее еще можно перетянуть на нашу сторону…

— Это должно быть сделано вскорости после смерти. Я не допущу, чтобы это безобразие еще и пользы не принесло!

Он взял что-то у стражника.

Я ждала. Датэ обратил на меня взгляд, морозный, точно ветер у вершины Древа. Мне было все равно. Я не чувствовала страха.

— Когда Блистательный Итемпас убил Энефу, — сказал Датэ. — Он еще и вскрыл ее тело, чтобы исторгнуть частицу плоти, заключавшую все ее могущество. Не сделай он этого, вселенной настал бы конец. Убийство Ночного хозяина подвергло бы мир такому же риску, оттого-то я и провел много лет в изысканиях, выясняя, где же помещается душа божества, когда оно воплощается.

Он обеими руками взял меч и взмахнул им так быстро, что на какое-то мгновение я увидела шесть рук вместо двух. И три набора зубов, оскаленных в бешеном усилии.

Меч со свистом рассек воздух… ветерок коснулся моего лица… влажно чавкнула разрубленная плоть…

Но это была не моя плоть.

Оцепеневший ум медленно затопил ужас: Сумасброд…

Датэ отшвырнул меч и жестом подозвал кого-то на подмогу. Они склонились над телом… Снизу поднимался запах божественной крови, густой, сладковатый, такой знакомый… Он был здесь настолько же не на месте, как и в переулке, где погибла Роул. А еще я услышала… О боги, я услышала звуки, больше подобавшие Преисподним. Рвущаяся плоть… Треск жил и костей…

Наконец Датэ выпрямился. Его рука затмилась: он что-то держал. Его одежда была сплошь заляпана кровью и казалась дырявой. Он смотрел на то, что держал в руке, и я не могла истолковать выражение его лица, не касаясь его пальцами, но я догадалась. Подавленное отвращение пополам с нетерпением. Почти сверхчеловеческая похоть.

Когда он поднес сердце Сумасброда ко рту и запустил в него зубы…

Больше я ничего не помню.

13

«ИСПОЛЬЗОВАНИЕ»

(восковая скульптура)