Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля - Олег Шишкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше больше. Инспекторы начали придираться к тому, что раньше не вызывало никаких подозрений, но теперь стало предметом изощренных обвинений.
«Финансовая отчетность по питомнику сконцентрирована в Москве и ведется бухгалтерией института, каковая все поступающие из питомника оправдательные документы проводит не по одному общему счету питомника, а раздельно по счетам института.
Таким образом, устанавливаем, что отчетность в институте по питомнику от 1 октября 1929 года не была выделена, несмотря на значительность бюджета»12.
Проверочная инспекция входила в какой-то азарт. В действительности она выполняла чей-то заказ, цель которого первоначально состояла в компрометации Тоболкина и отстранении его от руководства. Угрозы рассыпаны по докладу в самых неожиданных местах. Например: «Строительство питомника производится инженером Головкиным с 1927 года (см. протокол от 6 мая 1927 года № 23). Ввиду того что вокруг этого вопроса создалось много мнений и им интересуются соответствующие организации, этому вопросу в момент обследования было уделено сугубое внимание…»13 Понятно, что «соответствующие организации» — это Экономическое управление ОГПУ.
Инспекторы Райхельсон и Мант пошли еще дальше. Они припомнили, что: «Как известно из доклада тов. РУБАКИНА (уполномоченного НКЗ во Франции), заготовка прошлого года проходила исключительно в ненормальных условиях. (Большой падеж, значительная переплата, чрезмерные накладные расходы и гонорары/половозрелость обезьян)»14.
Это было начало платы за независимость и своенравие, следствием которого стал отказ Тоболкина поставлять обезьян для донорских операций с гениталиями.
Но Кремль и Наркомздрав вначале пребывали в некоторой растерянности и не знали, как себя вести с взбунтовавшимся начальником обезьянника. Вожди посылали запросы в руководство Эндокринологического института, рассчитывая прояснить ситуацию, но оттуда стали приходить нервные и путаные объяснения. Так, 17 июля 1930 года замдиректора Шютте, управляющий научно-показательной лабораторией, заявлял: «По вопросу о Сухумском питомнике обезьян ввиду неполучения от него исчерпывающих отчетов о проделанной работе и оценке этой работы как правлением института, так и общественными организациями доложить Вам что-либо конкретное я не имею возможности и еще раз прошу всяческую ответственность за деятельность Сухумского питомника с меня снять»15.
Потом 11 октября 1930 года Наркомздравом была спешно создана комиссия товарища Гончарова, специально для обследования работы Эндокринологического института, а конкретнее — для проверки действий Тоболкина в Сухуми. Члены этого контрольного органа тут же обсудили постановление Рабоче-крестьянской инспекции Пролетарского района Москвы о том, чтобы Рабоче-крестьянская инспекция СССР «произвела обследование Сухумского питомника путем посылки специальной бригады»16. Причем комиссия товарища Гончарова на этом не остановилась. Она выбрала ответственного сотрудника — товарища Гомпакова и поручила ему «выяснить в РКИ СССР, какое решение принято по решению РКИ Пролетарского района и доложить об этом на следующем совещании комиссии»17. Теперь вся жизнь питомника ставилась под тотальный контроль.
Внешне все дело шло к масштабной ревизии.
4
А экскурсии все шли и шли к заветным воротам обезьяньего питомника. Экзотическое зрелище привлекало массу отдыхающего на курорте народа. Поглазеть на своих дальних родственников желали многие туристы. Газета «Советская Абхазия» сообщала:
«Десятки рабочих экскурсий и школ тянутся к этому оригинальному учреждению, где, по счастливому выражению одного из посетителей (ленинградского профессора А.В. Немилова), “самый воздух как будто пропитан дарвинизмом”»18. Постепенно питомник превращался в одно из орудий коммунистической пропаганды. Последним же выстрелом этого орудия должны были стать сенсационные опыты по гибридизации человека.
Агитационная шумиха к середине 1930 года набирала невиданные обороты. Она создавала ощущение, что в питомнике готовится событие планетарного масштаба.
«Сейчас обезьяньим вопросом, — утверждала “Советская Абхазия”, — интересуются ученые всего мира. Во многих крупнейших мировых лабораториях разрабатываются и уточняются путем опытов как теория происхождения человека и обезьян от общего предка, так и использование обезьян для экспериментальной медицины»19.
В эти же дни в обезьянник приехала съемочная группа кинофабрики ВУФКУ для работы над фильмом «Обезьяны и человек». Это было прямое задание партии. Будущая картина должна была стать киноиллюстрацией к труду Фридриха Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека». Главными актерами будущей картины, конечно же, стали шимпанзе. Они должны были наглядно продемонстрировать свои ограниченные трудовые и интеллектуальные возможности и в то же время, согласно давнишнему предположению основоположника марксизма, сделать шаг на пути к разумному мышлению.
«Одним из моментов фильма явится показ знаменитой теории Энгельса, который говорил, что с того момента как обезьяна начинает использовать и делать орудия, она уже перестает быть обезьяной и приобретает способности человека»20, — заявляли создатели фильма абхазскому журналисту.
Но обилие туристов и всевозможная шумиха вокруг обезьянника раздражали целеустремленного профессора Иванова. Он был шокирован армией глазеющих соотечественников, пытавшихся увидеть своих предков.
Илья Иванович выразил недовольство создавшимся положением главе обезьянника: «…основное зло питомника — это превращение его в зоологический сад благодаря невероятно большому туризму, допускаемому администрацией питомника, угнетенное, нервное состояние обезьян и невозможность производить над ними научные эксперименты»21.
5
«Дарвинизм, базирующийся на данных генетики, дает наиболее приемлемое объяснение процесса органической эволюции»22, — утверждал советский ученый Местергази, один из членов президиума Общества биологов-марксистов. Именно на таких людей и опирался Отто Юльевич Шмидт — математик, полярник и организатор советской науки. 1930 год — год переломный. Обостряется классовая борьба, идет суровая борьба с богом и нужны все новые и новые доказательства, которые помогут окончательно его развенчать.
Вот почему от обезьянника ждут если не необходимых гениталий, то по крайней мере грандиозного эксперимента, о котором заявлено во всеуслышание.
То, что раньше предполагал Иванов, действительно могло осуществиться. Здесь, в Советской России, оказалось значительно проще найти желающих принять участие в историческом эксперименте, чем это можно было сделать в Гвинее или Габоне. И не пигмеи и банту, а простые русские бабы и мужики готовы были пойти на отчаянные жертвы лишь бы уесть бога. Газеты тех лет сообщали о целом движении, возникавшем на базе идей Иванова.
«В ответ на публикации в газетах в гособезьянник обратились некоторые товарищи (мужчины и женщины) с просьбой использовать их в опытах, свидетельствующих об эволюционном происхождении человека. Они предлагали себя для экспериментов с обезьянами, не требуя платы, а исключительно ради науки и просвещения подверженных религиозному невежеству сограждан…»23
Действительно советские инстанции, контролировавшие проведение эксперимента, настаивали на том, что для такого опыта нужно найти женщин, заинтересованных в нем прежде всего идейно, а не материально. Тем более что отцом будущего гибрида должен был стать уже даже и не шимпанзе, а орангутанг Тарзан. Он был, как говорится, в силах: молодой, резвый, 26 лет от роду.
А среди кандидаток на эксперимент профессор Иванов выделил молодую ленинградку, пострадавшую от любви и желавшую принести пользу людям в захватывающем опыте. Первое письмо от потенциальной матери гибрида Иванов получил еще 16 марта 1928 года.
«Осмелюсь обратиться к Вам с предложением. Из газет я узнала, что Вы предпринимали опыты искусственного оплодотворения обезьян человеческой спермой, но опыты не удались. Эта проблема давно интересовала меня. Моя просьба: возьмите меня в качестве эксперимента… Умоляю Вас, не откажите мне. Я с радостью подчинюсь всем требованиям, связанным с опытом. Я уверена в возможности оплодотворения…»24
Рассказывая о своей жизни, девушка признавалась, что пострадала от любви и теперь живет одна, что теперь ее ничто не связывает.
Профессор, видимо, был возбужден полученным письмом, так как ответил уже через неделю: «…спешу сообщить Вам, что Ваше письмо получил и принимаю к сведению Ваше предложение. Как только это окажется нужным и возможным, обращусь к Вам с письмом». А 12 ноября 1928 года, Иванов обнадежил ее: «Опыты в Сухуме производиться, несомненно, будут. Задержались они благодаря запозданию прибытия обезьян из-за границы… Условия Вашего приезда, как Вам писал, остаются те же».
