1937. Трагедия Красной Армии - Олег Сувениров

С середины июня и до конца 1937 г. Политуправление РККА возглавлял П.А. Смирнов. Он продолжал и совершенствовал линию на изгнание из партии всех «подозрительных» коммунистов. С еще большим размахом развернулась эта позорная кампания при Мехлисе. Можно смело сказать, что многие политорганы, а под их руководством и партийные организации РККА, вместо оживления партийной мысли, всемерной поддержки любой попытки отыскания истины, стремления сохранить в рядах армии каждого ценного работника, вступили на путь безоглядного выкорчевывания всего и вся, беспощадно подавляя, вырывая и уничтожая малейший росток не то что свободомыслия, а лишь стремления разобраться в происходящем. И в авангарде этого столь неприглядного в нравственном отношении процесса находилось Политуправление РККА во главе с Мехлисом.

17 февраля 1938 г. «Красная звезда» опубликовала печально известную тогда передовую статью «За комиссара – воинствующего большевика, против тупого и бездушного бюрократа», прямо ориентирующую на новые усилия «по выкорчевыванию». Если же кто просто призывал к элементарной проверке обвинений, тому приходилось не легко. На обсуждавшем эту передовую статью собрании партактива Военной академии механизации и моторизации выступил старший инструктор 2-го отдела ПУ РККА Н.А. Шаповалов. Речь эта так не понравилась Мехлису, что уже на второй день появляется подписанный им приказ ПУ РККА № 9, в котором речь старшего инструктора ПУРа объявляется «явно оппортунистической». Шаповалов обвиняется в том, что он якобы «пытался взять под сомнение изложенные в газете факты… организовать совсем не нужное следствие по изложенным материалам». И далее приказ гласил: «За самовольное выступление, за проявление гнилого либерализма, неспособность вести линию ПУ РККА – снять»284.

Одним из вершителей партийных, да и жизненных судеб политработников и командиров был заместитель начальника Политуправления РККА корпусной комиссар Федор Федотович Кузнецов. Как он вдруг, не прослужив до того ни одного дня в армии, почти в одночасье, занял такой высокий пост? Родился в 1904 г. в Рязанской губернии. Там четыре года учился в земской школе, а затем три года учился на рабфаке. Вот и все его образование. С 1925 г. – инструментальщик на одном из московских заводов. Здесь он в 1926 г. стал членом ВКП(б); с 1930 г. – предзавкома, а в 1938 г., когда повырубили почти весь партактив Москвы, становится первым секретарем Пролетарского райкома ВКП(б). И вот он – в Политуправлении РККА, сначала начальник отдела кадров, затем начальник ОРПО, а уже 19 июня 1938 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило его единственным тогда заместителем начальника Политуправления PKKA285. Ему сразу же присваивают звание бригадного, а вскоре – дивизионного и корпусного комиссара.

Естественно, что в условиях носящейся в воздухе подозрительности соответствующий «сигнал» поступил и на Кузнецова. В декабре 1938 г. работник «Правды» Корнблюм сообщает Мехлису о том, что Кузнецов по своей прошлой работе (первым секретарем райкома партии) был связан с оказавшимися «врагами народа» бывшими секретарями Московского горкома ВКП(б) Кульковым и Братановским. Раз сигнал поступил, Мехлис реагирует мгновенно. Тем более что тень может пасть и на него самого. 21 декабря 1938 г. он пишет Сталину и Берии: «Никогда я не говорил с Братановским о Кузнецове. Кандидатура Кузнецова в ПУ РККА была названа и рекомендована тов. Хрущевым»286. Но процесс проверки идет уже как бы автоматически… Через несколько дней (очевидно, на каком-то совещании) он пишет записку первому секретарю Московского горкома партии: «Тов. Щербаков! Что удалось выяснить о Кузнецове? Просил тебя проследить. Мехлис, 25/ХП». И на записке помета: «Проверял. Пока ничего нет. А. Щербаков»287 (так пишет бывший главный партийный опекун советских писателей). Однако проверка шла своим чередом. Секретарь ЦК ВЛКСМ С.Е. Захаров 28 декабря 1938 г. сообщал Мехлису, что на строительстве Автозавода и в Пролетарском райкоме Кузнецов показал себя хорошим, авторитетным работником и что в качестве отрицательных сторон указывают на наличие у него грубости и на его малограмотность288. Но такие качества считались тогда не пороками, а чуть ли не достоинствами. «Мы диалектику учили не по Гегелю», – констатировал и не без гордости Маяковский. «Мы университетов не кончали», – не без самодовольства заявляли многие тогдашние руководители. Так что в этом отношении к Кузнецову претензий быть не могло.

Вспоминали, правда, и такой случай. Летом 1935 г. какой-то Московской кинофабрике необходимо было заснять для своего кинофильма фашистский концентрационный лагерь. Для этого дела был выбран поселок рабочих строительства ЗИС. На самом поселке сделали надпись (чтобы зритель не сомневался): «Фашистский концентрационный лагерь», а рабочих, проживающих в этом поселке, засняли как заключенных в этом лагере. Конечно, получилось не очень изящно. Стоял вопрос о привлечении «к ответственности» секретаря парткома Кузнецова, но по вмешательству тогдашнего секретаря МГК ВКП(б) Кулькова дело было прекращено289. Секретарь Пролетарского РК ВКП(б) Лысов в своем отзыве сообщил было о том, что Кузнецов поощрял незаконное строительство (с расходованием государственных средств), а за это ему самому была построена дача в Малаховке, которая сейчас перешла в его собственность290. Но это же не снизило его политической преданности? Тем более что Мехлис 14 января 1939 г. написал заместителю председателя КПК при ЦК ВКП(б) М.Ф. Шкирятову: «Передавая дело в КПК, я, как руководитель ПУ РККА, должен сказать мнение о Кузнецове. Он работает в ПУ РККА около года… Кузнецову не хватает культуры в работе, не хватает теоретической подготовки. Но никаких претензий политического порядка я предъявить Кузнецову не могу»291.

И в самом деле – чем не образец! Как писал сам Кузнецов: «Партвзысканий никогда и ни за что не имел, колебаний никаких не имел, связей ни родственных, ни других с врагами не имел и не имею»292 И видно, справедлива русская поговорка: рыбак рыбака видит издалека, коль сам партийный палач Шкирятов не нашел ничего предосудительного в действиях Кузнецова. Так что последний мог теперь расправляться со всеми «врагами народа» в полную силу, без оглядки. Хотя и до того занимался «корчеванием» усердно, но теперь, когда он получил индульгенцию от Шкирятова, он мог заняться уничтожением «врагов» еще более энергично. (А еще 27 июня 1938 г. он высылает начальнику Особого отдела ГУГБ НКВД СССР комбригу Н.Н. Федорову список лиц, которые, по архивным материалам Политуправления РККА, «значатся участниками антипартийной белорусско-толмачевской группировки»293. В приложении имелся основной список на 444 человека и дополнительный на 61 человека. Почти все они были обречены.)

По образу и подобию руководителей Политуправления РККА действовали и военные советы, и политуправления военных округов. Все еще надеясь не то что на справедливость, а хотя бы на спасение, армейские комиссары обращаются к так хорошо знакомому им народному комиссару обороны. 21 сентября 1937 г. Ворошилову пишет начальник Военно-хозяйственной академии РККА А.Л. Шифрес: «Решением Окружной парткомиссии ХВО я исключен из партии как не заслуживающий политического доверия. Это решение ОПК ХВО вынесла на основании непроверенных материалов, без предварительного расследования каждого предъявленного мне обвинения… Мне вменяется в вину, что в книжке «Комсомолец РККА», выпущенной в 1924 г., я «популяризовал Троцкого, называя его «вождем Красной армии». Это неверно. Эти слова взяты из официальной, приведенной в брошюре, программы политзанятий ПУРа»294.

Шифрес еще бьется, пишет наркому, на что-то надеется. А судьба его уже предрешена. И не только и не столько особистами, сколько его же вчерашними боевыми руководителями и сотоварищами. Он, конечно, и не знал, что уже 29 сентября 1937 г. он был обречен решением заседания Военного совета ХВО. Выписка из протокола № 5 лапидарна и веет могильным холодом:

«1. О начальнике Военно-Хозяйственной академии РККА – армейском комиссаре 2-го ранга Шифресе А.Л.

Постановили: Телеграфно просить наркома обороны об увольнении из РККА и санкции об аресте.

Военный совет ХВО: Командарм 2-го ранга Тимошенко.

Бригадный комиссар Озолин»295.

…Что называется, «разобрались»… «Просьба с мест» была незамедлительно удовлетворена, Шифреса вскоре арестовали, а затем и расстреляли.

А вот другой довольно выразительный пример своеобразного понимания своего партийного долга и ответственности за судьбу и жизнь многих тысяч армейских коммунистов. Член Военного совета Краснознаменного Балтийского флота корпусной комиссар Г.А. Зиновьев в своем объяснении от 18 октября 1937 г. уверяет нового начальника Политуправления РККА армейского комиссара 2-го ранга П.А. Смирнова в том, что он (Зиновьев), работая до этого начальником политуправления Уральского военного округа, «быстро исключал из партии всех, кого надо». И тут же, чтобы решительно отмежеваться от объявленного врагом народа уже покойного бывшего начальника ПУ РККА, добавляет: «докладывал Гамарнику, этой сволочи, шпиону…»296.