Пустоцвет. Танцующие в огне - Stashe

— Почему ты не сдох тогда, в пустыне? Там было солнце.

— Кровушка сташи. Все та же кровушка. Она дает силы, маскирует, охраняет и служит защитой против солнечных лучей. Если потреблять ее постоянно по чуть-чуть, самочувствие отличное. Я стал намного сильнее, а мысли обрели необычайную четкость и ясность.

— Ты и теперь пьешь кровь людей?

— Не, я не такой дурак. Помню слова одного приходящего. Кровь людей и вампиров не ядовита подобным вам, но она уже не усваивается. Пустая и бесполезная жидкость. Я пью волшебное зелье, что течет в жилах приходящих. По капельке. Его хватает надолго, и нужно совсем немного для насыщения. Эликсир жизни. Ты его тоже пила, но, наверное, уже не вспомнишь вкуса.

Я подумала, что он испытывал почти физическое наслаждение от ощущения власти в своих руках. Его сила довлела над нами, а это пьянило Клааса не меньше крови.

— Поэтому ты решил, что стал непобедимым? Ты пробовал проткнуть себя колом или перерезать вены? Думаешь, сможешь восстать как приходящие, из смерти? — у меня хватало терпения. Хотелось услышать все. До конца. Ради чего потуги, смерти, слежка. Неужели единственное объяснение такое примитивное — жажда власти?

Он надменно ухмыльнулся:

— Дура. Сколько повторять то? Я выше тебя. Мне не нужны опыты. Я лучше, сильнее и могущественнее. Я сверх существо, рожденное самим собой. Выше никого.

— Оставь меня в покое, Клаас. Твори свою историю сам.

— Мне нужен мальчик. Это мой сын. Это начало новой эры. Моей. Отдай его немедленно. Или сдохнешь.

У меня не было даже минут. Я точно знала, хотя и не помнила, каким образом повлияет очарование Клааса. Прижмет удавкой к земле, высосет досуха волю и силы. А если ребенок попадет в его руки, и не надо приказаний умереть, сама не смогу жить.

Какова сила любви? Она равна силе ненависти. Любовью своей я оторвала от груди Мариса и ею же отправила его так далеко сквозь двери миров как смогла. Огненная вспышка на мгновение ослепила нас обоих. А затем Клаас взвыл:

— Что наделала, дура! Ты убила его! — я отшатнулась, и оперлась ладонью о землю позади себя. Почувствовала гладкое дерево под рукой, не глядя, сжала в руке. Ставший с искаженным лицом рванулся вперед. Взмахивая руками, словно от ярости перестал соображать, превратился в живую куклу. Нож легко пробил грудную клетку и застрял меж его ребер. Тот самый, забытый старухой. Клаас удивленно посмотрел на меня, потянулся руками к груди и повалился на бок. Тогда я вскочила на ноги и откинула полог, нависающий над входом в хижину. Солнце в зените. Я впустила слепящий свет внутрь. Кончено. Глупо, просто, без затей. Когда контроль ослабевает, когда иллюзия собственной непогрешимости и могущества перевешивает доводы разума — конец один. Поражение.

Для Клааса ничто больше не имело значения. Но не для меня. В груди разворачивалось колючим клубком холодное отчаянье. В тот миг я поняла, что больше не чувствую Мариса. Я опустилась на землю и уставилась в одну точку. Мой разум искал, звал, бился. Тщетно.

Ведунья обняла за плечи. Касание ее рук заставило вздрогнуть. Сухое тепло старческих ладоней не наполняло силой, но они не позволяли упасть и умереть.

— Прежде, выслушай, — старуха говорила редко. Поэтому я смогла подавить разрастающуюся внутри дыру, поднять голову и заглянуть в ее глаза, — сны снились мне. Несколько месяцев я видела в них пугающее зло. Чем тебе становилось лучше, тем яснее образы, преследующие меня. Стоны замученных, боль, смерть. Даже мне, старухе стало страшно засыпать, хотя повидала достаточно горя в этой жизни. То зло, что виделось во снах, рвалось сюда давно. Я мешала. Запутывала следы, отводила глаза. Но оно оказалось намного сильнее. Наступил день, когда мои действия утратили смысл. Остановить должна была ты. Я дала тебе орудие. Все сделано. Кажется, ты проиграла? Собери силы и иди вперед. Ты умеешь это лучше всего. Твой путь гораздо длиннее. Он не заканчивается здесь и так. Но за все нужно платить. Помни, не ты одна платишь.

Старуха оставила меня. Она свое дело сделала. А что сотворила я? За все приходиться платить? За жизнь. И за смерть.

'Слезы вымоют горечь из сердца, со временем' — так говорила Лисица, пытаясь вновь растормошить меня. Только я не человек и у меня нет слез. Я заплатила цену за свои полгода счастья.

59 глава

Она смотрела на огонь. По лицу пробегали тени, превращая его в маску. От очага волнами шло тепло, успокаивая, убаюкивая.

Марис смотрел на нее. Она специально отвернулась, пока рассказывала. Словно рассказ предназначался и не ему вовсе, а потрескивающему пламени, которое бесновалось в тесных стенах камина. Линия спины, темные локоны, рассыпавшиеся по плечам. Женщина, которую он хотел бы ненавидеть, но не мог. Точно также как не мог любить.

— Ты искала меня потом?

— Да.

Сухие ответы. Все красноречие растворилось в шипении случайно пролитого на дрова супа. Она поставила котелок на толстую доску на столе, и рассеяно потерла щеку тыльной стороной ладони. Марису хотелось схватить ее за шею и вытрясти еще хоть немного чувств. Как она так безупречно научилась прятаться?

— Так что помешало найти?

— Я не чувствовала тебя. Любой приходящий знает о присутствии другого сташи на своей территории, даже примерное местоположение. Приходящие воспринимают и образы и занятия друг друга, как только уровень их подготовки станет достаточным. Знакомого или кровного родственника найти легче. Но я не могла обнаружить тебя. Бродила из мира в мир. Искала, звала. Сколько передо мной прошло границ, лиц и образов… и ничего. Ни одной зацепки, ни одной ниточки. Я так хотела безопасности для тебя, что слишком далеко отправила. Помнишь, про огненную вспышку? В первый раз мне удалось сотворить дверь. Как те, что созидали наши предки. Танцующие в огне. Она была нестабильной и сразу закрылась. Следов не осталось. Я очень надежно спрятала тебя, даже от себя самой.

— Мне кажется, ты претворяешься и делаешь это неумело. Неужели тебе не могло прийти в голову поискать под носом? Там, куда ни разу не заглянула.

— Где? У твоего отца? Думаешь, если бы могла вспомнить, не обратилась бы? Думаешь, не приходило в голову, что отправила сына в самое безопасное место, к его отцу? Это невозможно. Как я могу отправить его к тому, кого не знаю?

— Ты искала одна. У тебя нет родных, но хоть кто-то близкий за прошедшие годы должен был появиться? Почему не искала помощи у него?

— Да не умею. Я сама по себе. Не понимаешь?

— Никого?

— Нет. Одного могла бы назвать другом, но…он отказался иметь со мной дело. Мы повздорили, и больше не искали встречи.