В шаге от рубежа - Ксен Крас

Тоб

Милосердные Боги вновь обратили свой взор на Тоба и сжалились над ним. Не каждый мог этим похвастаться.

Юноша радовался удаче, он бы рассказывал каждому, насколько счастлив, если бы его пожелали слушать. Да, на долю крестьянина выпало немало. С самого детства он постоянно боролся с трудностями, сражался за выживание и искал тёплое место. Пусть в руках вместо оружия были вилы и лопаты, пусть вместо того, чтобы спасать прекрасных дам, он поливал ростки не менее прекрасных растений, а вместо красивого коня и турниров за сердце возлюбленной у него имелись ослик, три собаки и длинные палки, чтобы гонять воришек-птиц. Тоб боролся с тем же противником, что и любой из королевских рыцарей, – со смертью. Пока он выигрывал.

Приключения, о которых крестьянин никогда не просил, преследовали его, а с тех пор, как он покинул дом, и вовсе случилось столько, что хватило бы на целую жизнь, а то и на две. И это при том, что Тоб не успел разменять третий десяток! Явись он обратно в поселение и расскажи обо всём, тут же превратился бы из обычного сына крестьянина в самого известного и прославленного жителя на дни пути. Про него бы узнали не только во всех соседних селениях; юноше думалось, что даже и в городах вокруг вести о приключениях распространились бы быстрее любой заразы.

Тоб представлял, как вокруг него начинали виться девицы, одна красивее другой, а не те, кому просто нужен был муж в доме. По мнению крестьянского сына, он сумел бы утереть нос собственной сестре, Инке, которая вечно его донимала. Сестра часто говорила, что в ней больше пользы для отчего дома: она выйдет замуж, не будет лишним ртом для родителей, принесёт в семью выкуп. Вот только сестра ни разу не заикалась о приданом, которое для неё всю жизнь копила бедная мать, и не отвечала ни на одно замечание брата, а когда тот продолжал настаивать, могла дать чем-нибудь по лбу.

По мнению сестры, Тоб, как мужчина, должен был остаться в родительском доме, привести туда жену, повесить и её, и детей, и не пару-тройку, а целый табун здоровенных прожорливых лбов, на шею матери и отца. Иногда сестра утверждала, что отпрыски должны быть поголовно больными, бесполезными и глупыми; обязательно выпьют все соки из семьи и после этого перемрут. Жена же, которая достанется Тобу, в представлении его сестры обязательно должна была быть косорукой и хромой – никакая другая не посмотрела бы на юношу. Но даже за такую Тоб будет вынужден отдать немалый выкуп, причём из родительского скарба.

Сестра повторяла всё это не меньше года; Тоб сердился на неё и боялся, что так всё и случится. Но на деле Инка сама вернулась в родительский дом с тремя дочерями, без приданого, денег, одежды и скотины. Всё своё, что перевезла в новый дом, женщина потеряла. Муж в один день собрал все вещи, украшения, ткани и утварь. Он не оставил даже дворового пса, когда уезжал, пока Инка работала в поле с детьми. Селяне тогда посчитали, что мужчину напугала война и он решил сбежать подальше. Отчего крестьянин не захотел взять с собой жену, Инке никто не торопился объяснять.

Избранник второй сестры поступил, по мнению Тоба, ещё хуже – проигрался в кости купцу из города. Мужчина так увлёкся, что сам не заметил, как остался без сапог, заложил дом и уже предлагал торгашу собственного ребёнка в услужение. Такое совершенно не укладывалось у Тоба в голове. Люди купца, не поленившиеся приехать из города, весьма доходчиво объяснили незадачливой семье, что не стоит обивать пороги богатого дома в надежде вернуть ребёнка. Под самый конец тощий мужчина с хитринкой в глазах, всё это время стоявший за спинами двух верзил, показал какую-то бумагу с печатями и объявил, несмотря на все мольбы решить дело по-человечески, что всё сделано по закону и крестьянская семья ничего не изменит. Много позже Тоб узнал, что жене купца захотелось под старость лет стать матерью или, как сплюнула соседка, которая всё ему и рассказала, «поиграться». Своего ребёнка у купчихи уже быть не могло, и чужой, к тому же и здоровый, пришёлся весьма кстати.

Как в своё время слышал бывший ученик лекарей, торговать людьми запретил какой-то из королей, ещё до того, как родился его дед. Купцы, писари, лекари и все, кто имел власть и деньги, брали детей якобы в услужение или на обучение, а то и вовсе на воспитание. Сделать с этим, по крайней мере крестьянам, ничего было нельзя.

Когда всё произошло, Тоба уже не было рядом. Узнав о проступке мужа сестры из родительского письма, сын крестьянина какое-то время рвался из Цитадели домой, стремясь набить морду обидчику, и лишь спустя несколько циклов понял – а толку-то? Племянника это бы не вернуло, зато можно было попробовать его выкупить. Вся семья не могла накопить и половины того, что обещали Тобу. Как бы купец жену ни любил, монеты ему нравились больше. В конце концов, как рассуждал ученик лекарей, игрушку супруге можно сделать из любого другого ребёнка.

– Инка ошибалась! Она меня обзывала самым бесполезным! Я смогу и ей доказать, и родителям, и деревне всей! Пошлю письмо… Нет, гонца, с посланием! Или целое стадо гонцов, чтоб всем показать! Хватит монет, чтобы дом подлатать, и на второй амбар, и на скотину, и на то, чтоб нам ребёнка выкупить! Ещё останется сёстрам на новые ткани и на приданое для дочерей. А первее этого укажу матери новые платья пошить, тёплые и прочные, чтобы все соседи видели, какой я хороший вырос.

Рубахи отцу и лошадь хорошую, чтобы пасти стада, и, если останется, племянников тоже одену. Семью прокормлю и обогрею. А себе корабль куплю, красивее того, на котором уже плавали. Как тот, что приплывал к Острову, королевский, с синими тряпками, ну, которые развевались на ветру. Нет, два. На одном доберусь до Новых Земель, на втором – обратно. Сразу же: там, в опасности, не хочу задерживаться, только похвастать.

– Прекрати, Тоб.

Зэуран отвлёк спасителя и спутника, и юноша, ещё не закрывая рта, повернулся на голос. Рыцарь мешал ему разглядывать удивительный огромнейший замок и его обитателей, удивляться тканым покрывалам с изображениями всего разного – чего именно, Тоб не понимал, – которые висели на стенах, и трогать подсвечники, факелы, столы, стулья и пол руками. Зэуран постоянно ругался, он стал особенно ворчливым после спасения. Бывший крестьянин всю жизнь мечтал посмотреть на настоящие замки и сиров, тех, кто добр и служит, как и положено,