Раскол - Рагнар Йонассон

Было уже почти одиннадцать, когда Кристина отправилась в магазин купить что-нибудь на обед, а Ари позвонил Торвальдюру. Набирая его номер, Ари испытывал определенное волнение: неужели он приблизился к тому, чтобы встретиться лицом к лицу с молодым человеком с фотографии?

– Алло, – раздался в трубке низкий голос.

– Добрый день, – поздоровался Ари. – Я разговариваю с Торвальдюром?

– С кем имею честь, простите?

– Меня зовут Ари. Насколько я понимаю, вчера вы связались с редакцией новостей после репортажа, в котором была показана фотография молодого человека с ребенком на руках.

– Верно. Вы полицейский из Сиглуфьордюра? – В голосе, который, несомненно, принадлежал человеку в годах, Ари уловил явный акцент.

– Да, это так.

– Спасибо, что позвонили, – поблагодарил его собеседник. – И зовите меня Тор. Торвальдюром меня никто не называет уже десятки лет. У норвежцев не получается правильно произносить это имя, и я уже привык к тому, что я просто Тор.

Теперь не оставалось сомнений, что акцент у него норвежский.

– А вы долго жили в Норвегии? – поинтересовался Ари.

– Да, я уехал туда, когда мне было чуть за двадцать, – примерно в шестидесятом году, но несколько лет назад вернулся на родину. Люди всегда возвращаются домой, верно? Именно в Норвегии я и познакомился с Антоном – Тони. Я его сразу узнал на фотографии. Она ведь была сделана в Хьединсфьордюре, так?

– Так, – с растущим волнением ответил Ари.

– Наши пути пересеклись, когда он трудился в нефтяной компании. Я к тому времени как раз закончил физмат, и меня взяли на работу в ту же компанию, так что в течение долгого времени мы были коллегами. Тони, правда, университетов не оканчивал. В Исландии он даже среднего образования не получил, но благодаря дотации поступил в норвежский сельскохозяйственный техникум, где отучился год, а потом устроился на работу в эту компанию. Там он исполнял самые разные обязанности – был большим тружеником, но все-таки сожалел о том, что не имеет университетского диплома. Будь у Тони диплом, он, несомненно, достиг бы еще больших высот. Долгое время мы были единственными исландцами на предприятии, так что крепко подружились.

– Он все еще там, в Норвегии?

Торвальдюр ответил после небольшой паузы:

– Нет, Тони уже нет среди нас. Несколько лет назад у него случился инсульт. Так что до пенсии он не дожил.

Чертыхнувшись про себя, Ари сказал:

– Очень жаль. У него осталась семья?

– Нет, он был женат на норвежке, но потом они развелись. Род Тони на нем и закончился, поскольку он был единственным ребенком у своих родителей.

– Он родом из Сиглуфьордюра? – спросил Ари, предполагая, что ответ будет отрицательным.

– Нет, из Хусавика[12]. Тони родился в малоимущей семье. Я даже как-то встречался с его родителями, когда мы вместе приезжали в отпуск в Исландию. Мы добирались до них пешком через нагорье. Родители Тони к тому времени были уже довольно пожилыми, но мне было любопытно с ними познакомиться. Они следили за успехами сына на чужбине и, как мне показалось, гордились им.

– Вы упомянули дотацию, которую получил Антон. Значит, это не родители оплатили его обучение?

– Да бог с вами. Таких средств у них наверняка не было – они не могли обеспечить ему достойное образование даже здесь, в Исландии. Ему приходилось зарабатывать себе на жизнь с младых ногтей. Он понятия не имел, что такое достаток. А почему вы, вообще-то, интересуетесь Тони? Это как-то связано с работой полиции? – спросил Торвальдюр с внезапно появившейся ноткой подозрительности.

– Ну, вряд ли так можно сказать, – ответил Ари, тщательно подбирая слова. – На фотографии Антон держит на руках маленького мальчика по имени Хьединн. Так вот, этот самый Хьединн и попросил меня выяснить, что это за человек. Он понятия не имел, что на ферме в Хьединсфьордюре жил кто-то еще, помимо его родителей, тетки и ее мужа.

– Понятно, – сказал Торвальдюр. – Так это была его тетка, та, что отравилась ядом?

– Антон вам об этом рассказывал?

– Да. Он говорил, что это скверное место. Правда, к моменту смерти той женщины Тони уже вернулся домой в Хусавик. Насколько я помню, о том, что она отравилась, ему сообщил отец. Поскольку мы были закадычными друзьями, Тони часто делился со мной воспоминаниями о своей жизни там. Он проработал на ферме всего несколько месяцев, но неизменно говорил об этом с содроганием. Потом он больше так ни разу и не съездил в Хьединсфьордюр. Впрочем, туда не так-то легко добраться даже при желании.

– Сейчас уже проще, – вставил Ари.

– Это верно. Я-то живу в Вестюрбайре, в Рейкьявике, но должен признаться, что иногда у меня возникает мысль прокатиться к вам на север, поглядеть на новые туннели, которые ведут в Хьединсфьордюр, и на дом, в котором жил Антон. Он ведь все еще стоит там или уже нет?

– На дом сошла лавина, поэтому, к сожалению, от него остались только руины.

– Думаю, Тони вообще не стоило ехать в такую глухомань. По его словам, от одиночества там волком выть хотелось, да еще эта темнота на психику постоянно давила. Вот и с хозяйкой дома беда случилась… Она день ото дня вела себя все более странно. Не представляю, как можно жить в таком уединенном месте.

Слова Торвальдюра были лишним доказательством, что Йоурюнн совершила самоубийство. Свидетельств ее депрессивному состоянию накапливалось все больше.

У Ари промелькнула мысль, что Торвальдюр так и не сказал, кто оплатил обучение Антона, поэтому он повторил свой вопрос.

– Тот человек, что взял его работать на ферму, он ему учебу и оплатил. Я, правда, запамятовал, как его звали. Ну, в общем, папа мальчика. Я так понял, что он был довольно обеспеченным. Они дружили с отцом Тони.

– Гвюдмюндюр, – пробормотал Ари, в очередной раз удивляясь щедрости последнего. – А когда Антон переехал в Хьединсфьордюр?

– Дайте-ка подумать, – протянул Торвальдюр. – Боюсь, что год точно не назову. Ему тогда было лет пятнадцать-шестнадцать.

– А когда он родился?

– В сороковом.

– То есть он приехал туда вскоре после рождения Хьединна?

– Ну да, по срокам так и получается. На уход за ребенком ведь много сил требуется, вот им и понадобилась подмога. Думаю, что Тони оказался там по осени.

– Значит, это, судя по всему, был пятьдесят шестой год, – размышлял Ари вслух. – Хьединн родился той весной. Выходит, Антон провел там целую зиму?

– Выходит, так. Самое суровое время года. Он мне, кстати, рассказывал, как там было уныло на Рождество. Я даже подозреваю,