Шпион, который спас мир. Том 1 - Джеролд Шектер

Винн также показал Пеньковскому черно-белую фотографию Дженет Чисхолм, жены Ричарда Чисхолма, — фотографию он получил в британском посольстве. Миссис Чисхолм, посредник, будет в парке с тремя детьми — двумя мальчиками и девочкой (также изображены на фото), и ей он может передать материалы, а от нее получит инструкции и новую пленку. Винн не открыл Пеньковскому ее настоящего имени, а называл ее кодовым именем «Энн» и, чтобы легче было ее узнать, сказал, что у нее темные волосы и карие глаза. Винн показал Пеньковскому план сквера на Цветном бульваре около Центрального рынка и сообщил ему время, на которое назначена встреча с «Энн». Пеньковский должен был сидеть на скамейке у входа в сквер и ждать «Энн», а если она придет с детской коляской, подойти к детям и угостить их драже — конфетами в шоколаде со сладкой жидкостью внутри. Пеньковский Должен передать коробку «Энн», она положит ее в коляску под одеяло и достанет другую коробку драже, которую даст детям. Пеньковского — американцы называли его кодовым именем «Герой» — предупредили, что, когда он будет предлагать ребятишкам конфеты, он должен быть уверен, что их мать видит это. Встреча была назначена на 15.30 или около того.

Во время встречи Винн не выпускал из рук фотографию «Энн» и детей, и любому наблюдателю могло показаться, что Винн показывает Пеньковскому фото своей жены и детей. Пеньковский внимательно изучил фотографию, чтобы убедиться, что узнает «Энн» и ее детей, но фото себе не взял. Винн перед отъездом из Москвы вернул эту фотографию Ричарду Чисхолму в британском посольстве и заверил его, что не выпускал ее из рук, и, можно считать, никакого риска не было.

В 1961 году Дженет Чисхолм было тридцать два года. Она работала секретарем МИ-6 еще до замужества и знала о необходимости соблюдать осторожность. Был риск, что КГБ разоблачит Дженет Чисхолм, мать троих очаровательных белокурых ребятишек, как офицера МИ-6, но Шерголд решил, что игра стоит свеч. Молодая женщина была уравновешенной, спокойной, привлекательной, с острым умом, не способной на бессмысленные поступки. Она должна была встретиться с Пеньковским после отъезда Винна.

Винн и Пеньковский встречались каждый день. Присутствие Винна вселяло в Пеньковского уверенность. Он говорил Винну, что воспринимает его как «представителя королевы». В среду, 31 мая Винн встретился с Пеньковским и взял у него запечатанный конверт, который передал Чисхолму. В соответствии с инструкциями британской секретной разведывательной службы Чисхолм не открывал конверта. Он отослал его закрытой дипломатической почтой в Главное управление в Лондон. Винн сказал Чисхолму, что Пеньковский не уверен в четкости изображения на пленках, которые он передал 2 мая, потому что он фотографировал при разном освещении. 5 июня 1961 года Пеньковский передал Винну еще одно письмо и получил письмо от Винна.

6 июня Пеньковский поехал с Винном в аэропорт и еще раз проследил, чтобы того не затронули ни таможенные, ни иммиграционные формальности. Визит удался, и Пеньковский был удовлетворен{299}.

В записке от Пеньковского, которую Винн не прочел, было сказано: «1 июня я передам конфеты детям. Мне очень понравился способ связаться с леди, разработанный вами». Он ждал встречи с «Энн», чтобы передать информацию, поскольку с Винном нельзя было связаться в течение всего лета.

Он решил пока заняться сбором информации и передать ее Винну в конце августа, когда тот вернется в Москву. Пеньковский ожидал, что к концу лета материала будет достаточно. В записке американцам в Вашингтон британец, получивший письмо от Пеньковского из Москвы, сообщал: «В довершение к документам и пленкам он намеревается тогда же передать Винну небольшой оптический прибор, связанный с наблюдением или управлением ракетами»{300}.

Пеньковский подчеркнул, что благодаря материалам, которые он передаст Винну в конце августа, у его друзей появится куда больше работы. В связи с этим ему понадобится как минимум три недели провести в Великобритании во время запланированного в октябре визита советской делегации. За это время он бы ответил на все вопросы, которые захотят задать его друзья, и обдумал бы возникшие требования. Но Винн сомневался, можно ли найти резонные причины для того, чтобы визит делегации в тридцать человек длился три недели. Однако он был уверен, что сможет сделать так, чтобы визит длился по крайней мере недели две{301}.

3 июня 1961 года президент Кеннеди, после чествования его в Париже Шарлем де Голлем, прибыл дождливым субботним утром в Вену на двухдневные переговоры с президентом Хрущевым. Кеннеди с Хрущевым встречались в 1959 году, когда Хрущев во время визита в США посещал Комитет по иностранным делам Сената. Хрущев помнил, что Кеннеди пришел поздно, и у них не было возможности сказать друг другу что-нибудь кроме «здравствуйте» и «до свидания».

Их первая встреча в американском посольстве в 12.45 дня началась с комплиментов и осторожного словесного поединка. Позже Кеннеди заметил, что в Хрущеве, как ему показалось, внешняя шутливость сочеталась с внутренней яростью{302}. Оба считали, что борьба в Лаосе между силами, поддерживаемыми, с одной стороны, США и, с другой — Советским Союзом, должна быть остановлена, и согласились, что прекращение огня в Лаосе должно стать первоочередной задачей. Других деловых разговоров в Вене по Лаосу они не вели. В вопросе о запрете ядерных испытаний Хрущев требовал, чтобы испытания контролировались представителями трех групп стран — коммунистическими, нейтральными и западными, которые будут уполномочены принять только единодушно одобренные решения. Хрущев утверждал, что сам по себе запрет на испытания значит немного и надо принимать его в рамках всеобщего полного разоружения. Они топтались на месте. Кеннеди предупредил, что* пока не будет запрета на испытания, ядерное оружие будет распространяться и через несколько лет 10—15 стран будут его иметь. Хрущев настаивал, что Советский Союз не подчинится контролю, потому что расценивает контроль как шпионаж. Позже, в мемуарах, Хрущев признался, что отклонил запрет на ядерные испытания, не желая, чтобы Запад узнал о том, что на самом деле советская программа по ядерному оружию в 1961 году была в зачаточном состоянии{303}.

После бесплодной дискуссии о контроле над ядер-ным оружием они перешли к Берлину и ситуации в Германии, которая, как сказал Хрущев, была «невыносимой» и которую надо было изменить. Кеннеди ответил, что западные союзники оказались в Берлине, потому что победили во второй мировой войне. Берлин, по его словам, был для Соединенных Штатов вопросом первостепенной важности, и, если США уйдут из страны, американским обещаниям и обязательствам во всем мире никто больше не поверит. Отказ от Западного Берлина несомненно будет означать отказ от Западной Европы.

Хрущев настаивал, что через шестнадцать лет после второй мировой войны пора заключить с Германией мир. Если Запад откажется подписать договор, Советский Союз сделает это в одностороннем порядке. Такой документ положит конец вражде, объяснил он, и аннулирует все существующие обязательства, включая оккупационные права, административные институты и права прохода в Восточный Берлин. Восточная Германия станет полностью ответственной за свою территорию. В результате переговоров возникнет свободный город — Западный Берлин. Будет запрещено вмешательство в его внутренние дела, хотя необходимо достичь соглашения о проходе с Германской Демократической Республикой, западные войска при определенных обстоятельствах смогут войти в Западный Берлин, конечно, вместе с советскими войсками. «И если вы только попытаетесь вмешаться в эти планы, — добавил Хрущев, — начнется война».

Кеннеди не дрогнул. Он посмотрел Хрущеву в глаза и сказал: «Тогда, мистер Хрущев, будет война. Нас ждет холодная зима»{304}.

В 1948 году Сталин попытался силой вывести западных союзников из Берлина, запретив проход по коридору, связывающему Берлин с западными зонами. 15 месяцев, с июня 1948-го по сентябрь 1949 года, союзники во главе с Соединенными Штатами по воздуху переправляли сотни тысяч тонн продовольствия, чтобы не дать погибнуть двум с половиной миллионам жителей Западного Берлина. Теперь Хрущев угрожал, что контроль за проходом перейдет к Восточной Германии и баланс сил в Европе нарушится. Для Кеннеди это был вызов.

В марте 1961 года Кеннеди отказался вводить в Плайя Хирон американские военные силы. Теперь, думал Хрущев, можно еще раз проверить президента, и обнаружил, что тому не хватает решительности. Расставаясь, Хрущев сказал Кеннеди, что он не будет возобновлять ядерные испытания в воздухе до тех пор, пока Соединенные Штаты не сделают этого первыми{305}. Потом Хрущев передал Кеннеди памятную записку о Берлине, содержащую официальную и четкую позицию СССР по высказываниям Хрущева. Когда-то Хрущев сказал государственному секретарю Раску, что Берлин — это «яйца Запада, которые можно схватить и сжать их, когда это будет необходимо»{306}.