В тени монастыря (СИ) - Юрий Раджен

Бочка продолжала свое движение по воздуху, перемещаясь все ближе и ближе к Разлому. Что еще он затеял? Вдруг Иан дернулся, и его грудь окрасилась ярко-красным. Зашатавшись, он перевалился через край бочки и... рухнул вниз, в Разлом.

Интересно, у какой паскуды нашелся арбалет? - отрешенно подумал Киршт. Он ничего не чувствовал - ни горя, ни ужаса... Странно. Ведь Иан - его друг. Но Киршту казалось, будто происходящее его совсем не касалось, будто все это было где-то в другом месте, на сцене театра или на страницах книг, а он был лишь наблюдателем, холодным и безучастным.

- Ах вы, суки! - потрясенно выдохнул кто-то.

Киршт будто очнулся. Поднявшийся гул площади, разъяренные лица выкрикивающих проклятья соседей навалились на него, будто кто-то убрал руки, закрывающие до сего момента его уши. Его мысли ускорились, в ногах возникло напряжение, подталкивающее, гонящее его куда-то.

Стражники, сцепившись под локти, возобновили наступление. Собравшиеся на площади начали пятится, попятился и Киршт, один шаг, другой... Оглянувшись, он увидел за собой бетонный забор, за которым был разлом - тот самый, в который свалился Иан. Дальше отступать было некуда.

- Прорываемся, прорываемся... - забормотал он.

- Мы окружены... Он сказал сдаваться, - возразил было ему Гедеон, но Киршт перебил его:

- Хочешь за ним, на дно Разлома? - и, обратившись к стоящим вокруг него растерянным людям, - Что стоите, бараны, вперед, вперед!

Когда он добежал до ближайшей шеренги стражников, которые все еще потрясенно смотрели в небо, ярость уже заполнила его, и Киршт нанес первый удар выхваченной из чьих-то рук дубинкой.

Глава 11. Снисхождение

Штарна открыла глаза и сонно огляделась по сторонам. Унылые серые стены, легкий полумрак... Где я оказалась? Ее сознание было блеклым и зыбким, словно истощенным пережитыми волнениями и лишениями. Лишениями? Да, все верно. Она вспомнила городской околоток. В крошечной камере, рассчитанной на шестерых, сидело вдвое больше - арестованные на Площади вперемешку с воровками и пьяницами, которые с утра до вечера курили самокрученные папиросы, бранились и дрались. Жидкая баланда из подмерзших, а то и попросту гнилых овощей, дыра в полу вместо туалета, пользоваться которой приходилось на глазах всей камеры... Неудивительно, что ее разум сопротивлялся этим воспоминаниям.

Но, все-таки, где же она сейчас? Это место казалось таким спокойным... Определенно, она больше не в околотке. Ей бы даже, наверное, удалось выспаться, не преследуй ее кошмары: Штарна видела себя то бредущей в ватнике с пилой наперевес по бескрайним лесам Тролльих земель, то стоящей на эшафоте, с накинутой на шею петлей. Может быть, ее все-таки казнили, и она попала в другой, лучший мир? В окружающей безмятежности было что-то... замогильное. Нет, нет, это не могло быть правдой. Борясь с собой, словно пробираясь через густой и мягкий туман, Штарна принялась по кусочкам собирать историю последних недель своей жизни, отделяя быль от сновидений и несбывшихся страхов.

Вот она сидела в темном кабинете напротив дознавателя, ведущего ее дело, и сбивчиво пыталась рассказать ему про Раслава, про запреты Церкви, про все... Но этот равнодушный и тихий человек лет сорока откровенно скучал, и смотрел сперва сквозь нее, затем и вовсе в окно, а сидящий здесь же писарь перестал водить пером по бумаге, едва она начала. Дознавателя не интересовали россказни девушки, он задавал более существенные вопросы: кто осуществлял встречи со шпионами из-за Разлома, кто был руководителем секты, какой шифр использовался в сообщениях... Вопросы, лишенные всякой связи с реальностью, сыпались один за другим. Десятки раз Штарна отвечала, что ни подпольной организации, ни шпионов Альянса не было и в помине - но натыкалась на все тот же остекленевший взгляд.

Зачем был нужен дознаватель? Да, правильно, он проводил допросы для суда - так Штарна вытащила еще одну ниточку событий последних дней. Суд означал, что каждое утро после побудки грубая толстая надзирательница раздевала ее, обыскивала, царапая кожу мозолистыми пальцами и убеждалась, что Штарна за прошедшую ночь не снесла ни кинжала, ни арбалета. Потом девушку вновь одевали, заковывали руки и ноги в кандалы так, что она могла лишь семенить маленькими шажками, грузили в телегу и везли, словно картошку, в здание суда вместе с другими арестованными на площади. Всего попалось шестнадцать человек: девушки, женщины и растерявшиеся старшие школьники. Киршту и Гедеону удалось прорвать оцепление остолбеневшей городской стражи, и они вывели почти всех - но медношлемные, опомнившись, принялись хватать замешкавшихся. Из них Штарна знала только Хану - девушка видела, как стражники тащили добрую женщину в воронок, намотав волосы на руку - и, кажется, постоянно видела в лагере еще одного мальчика лет шестнадцати с оттопыренными ушами. Остальных арестованных Штарна не знала - это были люди в основном случайные.

В зале суда их освобождали от кандалов и запихивали в стоящую посередине помещения клетку из железных прутьев толщиной в два пальца. Клетка была предназначена для разбойников и убийц, но ни тех, ни других в Щачине никогда не было много, и оттого предназначена она была для трех-четырех человек. А арестованных было шестнадцать, и в клетке было так тесно и душно, что они едва могли дышать, не говоря уже о том, чтобы шевелиться. Обед подсудимым не полагался - на него ушло бы слишком много времени, ведь всех нужно снова заковать в кандалы, вывести, приковать к лавкам, освободить руки, заново заковать... Слишком много мороки. Так что ели они только раз в день, вечером в околотке, после чего соскальзывали в беспокойный, не приносящий облегчения сон. Для пущей безопасности вокруг клетки рассадили здоровенных собак, то и дело воющих от жары и тоски. Впрочем, и собаки, и клетка, и кандалы предназначались не для того, чтобы предотвратить побег арестантов - они были призваны показать присутствующим, каких серьезных преступников удалось задержать Страже.

А присутствующих было в избытке: трибуны сзади и по сторонам от клетки полнились писателями и поэтами, скрежещущими перьями, художниками и бардами, тихонько подбиравшими суровые, торжественные и слегка угрожающие нотки на арфах и флейтах, и даже одним скульптором. Ради них, собственно, весь этот суд и затевался. Здесь не искали истину, а творили ее - очередную героическую балладу о великой Империи Братских Народов, прекрасной и удивительной, выступать против которой могла лишь горстка отщепенцев, подкупленных заграничными злопыхателями. Было общеизвестно, что гномьи и эльфийские монархи вот уже тридцать лет доживают свои последние дни: совсем скоро народ Альянса, озаренный идеями отца Латаля, начнет освободительную войну и сметет ненавистных угнетателей. Оттого-то они и строили всяческие козни Империи: то собьют цены на каменный огонь, основной товар, продаваемый Империей за границу, то развяжут очередную войну с дружественными Империи городами Загорья. А то и вовсе, призвав на помощь бесовские силы, напустят на Империю неурожаи, падеж скота, болезни и отравления самогоном - все, абсолютно все беды в государстве происходили исключительно по их вине!

Но в Щачине злодейским планам не суждено было сбыться, и заслуга эта целиком принадлежала городской страже и Наместнику Бернду. Чтобы никто не забыл о его решающем вкладе, он лично возглавил заседание суда и сидел перед клеткой за высоченным столом так, что Штарне приходилось смотреть на него снизу вверх. Это была его личная битва и личная победа, очень важная для него - во-первых, потому, что последние годы он одерживал победы разве что над запорами, а во-вторых... Предшественник Бернда на посту наместника поплатился должностью за беспорядки в городе двадцать лет назад, которые неминуемо привели бы к войне, если бы не явленный Сегаем Туман. Но Бернд не собирался в отставку - только не он! Именно поэтому все посланники из столицы - и газетчики, и официальные лица, и тайные соглядатаи, наверняка присутствующие в зале под видом немногочисленных простых горожан - должны были своими глазами увидеть, что заговор раскрыт и выкорчеван с решающим вкладом Наместника.

Все шло согласно плану. Прокурор, ничем не примечательный гном с равнодушным выражением лица, невнятной скороговоркой рассказал собравшимся о том, что произошло в Щачине. По его словам, засланный Альянсом неустановленный эльф-шпион организовал подпольную организацию. Следуя полученным из Западного Щачина шифрованным инструкциям, изменщики в течение нескольких дней распространяли вредные и опасные мысли, дурачили горожан и собирали их перед дворцом Наместника, чтобы захватить его штурмом. Назревающий мятеж, впрочем, был тут же подавлен, заговорщики схвачены, а засланец из Альянса в безрассудной попытке к бегству попытался перепрыгнуть через Разлом и свалился в пропасть.