Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она в мольбе протягивала к нему руки, устремляя теперь к нему свое прекрасное, залитое слезами лицо, трогательное и такое прекрасное. Мухаммад только утвердился в своем намерении.
— Встань, — сухо сказал он. — Бесполезно унижаться. Я сказал то, что должен был сказать.
— Нет, ты не можешь быть таким жестоким! Что тебе делать с телом, душа которого не может тебе принадлежать?.. Не заставляй меня страдать… Пожалей меня!
Она закрыла лицо ладонями, а сквозь тонкие пальцы капали слезы. Солнце уже садилось в кровавом зареве. С высоты соседнего минарета взлетел к небу пронзительный голос муэдзина, сзывая верующих к вечерней молитве. Этот голос заглушил отчаянные рыдания Катрин, и Мухаммад, который, может быть, уже склонялся к тому, чтобы смягчиться, полностью овладел собой. Резким жестом он указал на дверь, сурово бросив ей:
— Уходи! Ты теряешь здесь время и силы! Ты ничего от меня не добьешься. Иди к себе. Для меня наступил час молитвы!
В ту же секунду слезы Катрин высохли.
— Ты идешь молиться? — произнесла она с презрением. — Значит, ты умеешь молиться? Тогда не забудь, господин, рассказать Богу, как ты решил разбить союз двух существ и заставить супругу убивать супруга. Если он согласится, значит, он явно не настоящий и единственный Бог! Или же люди заслужили таких вот Богов!
Подобрав белое покрывало, она завернулась в него и вышла, не оборачиваясь. У дверей она нашла Морайму и свою охрану. Длинный зеленый двор быстро пустел. Люди шли в мечеть. Только четыре садовника еще медлили, подрезая миртовые ветви. Один из них, гигантского роста мавр, кашлянул, когда Катрин проходила мимо него. Машинально она повернула голову, посмотрела на него и едва сдержалась от того, чтобы не всплеснуть руками. Под белым тюрбаном, по узенькой черной бородке, она узнала Готье.
Их взгляды встретились. Но она не могла остановиться. Нужно было идти дальше, в то время как мнимый садовник уходил в сторону мечети. И все же, посмотрев на свою позолоченную тюрьму, Катрин почувствовала, что на сердце у нее стало легче. Она не могла понять, каким образом Готье оказался здесь, затесавшись среди слуг в Аль Хамре, но если он здесь и был, то только благодаря Абу-аль-Хайру. Он, конечно, играл здесь роль глухонемого, так как это было Для него самым удобным и наименее опасным. Он здесь, совсем рядом с ней! Эта мысль поддержала ее. Катрин расплакалась от радости. Приятно было сознавать, что он находился в этом проклятом дворце, заботясь о ней, насколько это было возможно. Жосс, со своей стороны, был в Альказабе, среди солдат… может быть, даже в Гафаре, рядом с Арно. Но здесь она задумалась. Прежде всего он не знал Арно. А потом, что мог сделать парижанин, чтобы смягчить страдания заключенного? Слова Мухаммада еще звенели в голове у Катрин: «В течение недели он не будет ни есть, ни пить, ни спать…» Каким же жалким подобием человека станет Арно после такой пытки! И еще ей предстояло всадить в сердце своего супруга кинжал, который столько раз ее эащищал и охранял? От этой мысли у нее останавливалось сердце. Она знала, что день за днем, час за часом будет мучиться вместе со своим любимым. Утешала мысль, что, убив его, она немедленно убьет и себя.
Когда Катрин добралась до своей комнаты, Морайма которая всю дорогу молчала, бросила на нее неуверенный взгляд:
— Отдохни. Через час я приду за тобой…
— Зачем?
— Чтобы отдать тебя в руки банщиц. Каждую ночь отныне тебя будут отводить к хозяину.
— Ты не знаешь, чего он хочет от меня? От возмущения перехватило дыхание, но Морайма только пожала плечами.
— Ты — его собственность. Он желает тебя… Что же еще может быть естественнее? Когда невозможно избежать своей доли, мудрость требует подчиниться, не жалуясь…
— И ты думаешь, что я на это соглашусь?
— А что ты еще можешь сделать? Ты красива. По-своему хозяин любит тебя. Может быть, ты обезоружишь его гнев…
На подбадривания Мораймы Катрин ответила ей свирепым взглядом, и Морайма предпочла уйти. Оставшись одна, узница упала на кровать. Подумать только! Она верила в калифа, а он обошелся с ней так жестоко! Он был достойным братом Зобейды. Она обнаружила в нем то же высокомерие, ту же дикую ревность, тот же беспредельный эгоизм. Зобейда думала, что Арно убьет Катрин, забудет о ней рядом с принцессой, и Мухаммад смел надеяться сделать ее своей тогда, когда обрекал ее мужа на бесконечные муки. Конечно, Катрин твердо решила защищаться как дикий зверь, но у ее палача были все средства не дать ей этой возможности. Он, конечно, только посмеется над усилиями, которые она предпримет для того, чтобы сопротивляться… И она даже не сможет себя убить! Печально она вытащила маленький флакончик с ядом, который ей послал Абу-аль-Хайр, из тайничка — она припрятала его за одной из голубых плиток, которую ей удалось отковырнуть от стены. Если бы можно было передать половину своему супругу, она бы, не колеблясь, проглотила оставшееся зелье… Но это невозможно! Она должна оставаться жить ради Арно, чтобы избавить его от палачей…
Скользящие шаги немого евнуха, принесшего ей поднос с едой, заставили ее вздрогнуть. Флакон исчез в ладони. Она посмотрела, как слуга ставил поднос на кровать, вместо того чтобы поставить его на пол, на четыре ножки, как обычно. Раздраженная, она хотела оттолкнуть еду, но значительный взгляд негра привлек ее внимание. Человек вынул из своего рукава, тоненький свиток бумаги и уронил его на поднос, потом, кланяясь до земли, ушел, как полагалось, пятясь спиной.
На бумаге, которую Катрин поспешно развернула, она прочла несколько строк, написанных ее другом-врачом:
«Тот, кто спит глубоким сном, не знает мук, не слышит и не видит, что происходит вокруг. Розовое варенье, которое каждый вечер тебе будут подавать, принесет тебе несколько часов сна, такого тяжелого, что ничто и никто не сможет тебя разбудить…»
Больше ничего не было, но из сердца Катрин вырвалась пылкая благодарность. Ее друг при помощи способов, известных ему одному, сумел внимательно проследить за ней. Она поняла:
