Боги войны. Запрещенная реальность. Зеленая машина. - Жерар Клейн

Остерли опять присел на краешек письменного стола и направил на Кейслера мундштук своей трубки.

— Это прорыв, Эд, даже я это вижу. — Он наклонился вперед. — давайте его сюда.

— Все в свое время, я уже говорил. Я дал одному из своих лучших людей задание поработать с ним. — Он посмотрел на часы. — Точно через пятнадцать минут они начнут эксперимент, который Джиллиад описывает как “вторую ступень”. Хотите посмотреть?

Остерли поднялся.

— Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы помешать мне сделать это? — Он улыбнулся и сунул руки в карманы брюк. Кейслер задумчиво улыбнулся в ответ.

— Ладно, идемте. — Он открыл дверь и вышел в лабораторию.

В комнате испытаний у экранов суетились техники, вторая группа сгрудилась у проектора.

Кейслер поприветствовал присутствующих взмахом руки.

— С Келдреном, мне кажется, вы уже знакомы. Один из моих лучших людей. Келдрен, объясните мистеру Остерли суть эксперимента.

У Келдрена были рыжие волосы и узкое красное лицо, выглядевшее озабоченным.

— Я постараюсь покороче, сэр. Как вы знаете, Джиллиад после своего появления здесь подвергся проекции и чуть было не погиб. Теперь он хочет проделать все снова, чтобы проверить, мог ли он выжить с помощью собственной инициативы. — Он сделал паузу и потеребил себя пальцами за нижнюю губу. Он развил одну, предположительно, правильную теорию, согласно которой даже резистентный не сможет силой воли противиться проекции. Субъективные впечатления слишком сильны и пересиливают внутреннюю убежденность.

— И что?

— Он считает, сэр, что нашел субъективный ответ.

— А вы, кажется, сомневаетесь в этом.

— Да, сэр. Во-первых, он о многом молчит и не хочет рассказать мне, как выглядит его решение. А во-вторых, я иду на ощупь. Я не знаю, что он задумал.

— Объясните-ка мне поподробнее.

Келдрен немного помедлил.

— Ну, сэр, он попросил меня воспроизвести самые отвратительные субъективные впечатления, какие только придут мне в голову. Он хочет дать понять, что будто бы нуждается в них — только в оптической стадии на экране, чтобы я отбросил все барьеры. Но настоящей его цели, я, конечно, не знаю. Загвоздка в том, что я читал много отличных произведений и имею богатую фантазию.

— Но, должно быть, будут приняты меры безопасности?

— Конечно, сэр, с помощью измерителя истерии в тело Джиллиада встроены различные устройства для переключения, но все равно это чертовски опасно.

Внесли стулья, и Кейслер сел.

— Вы в этом разбираетесь, верно? — спросил он. — Проецируемое изображение в комплексе со звуками и шумами появится на настенном экране напротив. Как только проекцию настроят и отрегулируют, на первом плане появится Джиллиад. Все его реакции и субъективные впечатления зримо предстанут перед нами.

— Понимаю. — Остерли уселся рядом с ним. — А где Джиллиад?

— По соседству. Он не любит зрителей.

— Нет. — Келдрен наклонился вперед. — Он сейчас появится субъективно, я имею в виду — в ситуации, изобретение которой готовит мне угрызения совести. — Он вытянул руку. — Смотрите на экран…

Все повернулись, и Остерли спросил: — Ради Бога, Келдрен, откуда вы взяли такую сцену?

Келдрен нервно откашлялся.

— У меня, кажется, ужасное воображение.

Остерли удивленно взглянул на него.

— Да уж, трудно спорить.

Для Джиллиада, который субъективно действительно находился там, это было более чем продуктом фантазии, это было реальностью. Он, конечно, знал, что сцена была проекцией и не обладала конкретной или объективной реальностью. Он знал также, что ничто из того, что он видел или переживал, не существовало вне его воображения. Но опасность все же была. В этом воображаемом мире могли быть вещи, способные нанести субъективные или психосоматические повреждения. Кроме того, опасность или страх могли быть настолько велики, что это грозило длительными душевными расстройствами.

Он дрожал, хотя здесь не было холодно; здесь было жарко, тягостно, душно, и он совершенно определенно находился не на Земле. Келдрен дал волю своей живой фантазии, сильно опираясь на прочитанное.

Джиллиад вздохнул и напружинил плечи. Грязь под ногами хлюпала при каждом движении. Казалось, здесь не было ничего, кроме грязи, грязи и луж с гнилой водой до самого горизонта — необычно близкого.

Низкое, варварски-красное солнце пылало в небе, отсвечивая в грязи и лужах кровавой краснотой.

Джиллиад вдруг почувствовал дрожь в ногах и слабость в коленях. Только сейчас он осознал, что дрожит от страха. Если Келдрен придерживался его указаний, то тут была не только эта сцена, он поместил в нее кое-что еще. О, Боже…

Существо, медленно поднимавшееся над черной гранью горизонта, имело маленькую звериную головку на вытянутой, как у лебедя, шее длиной с фабричную трубу. Тело, следовавшее за этой шеей, казалось почти таким же большим, как сама планета — громадным, пульсирующим, беспорядочно усеянным иглами. Существо, шатаясь, направлялось к нему, выбрасывая ногами гигантские фонтаны воды и грязи.

Первым импульсом Джиллиада было повернуться и бежать, но какая-то необъяснимая упрямая жилка заставила его остаться на месте. Должно быть решение, должен быть ответ… сосредоточиться! Сосредоточиться…

В это мгновение что-то со свистом упало с неба, и рядом с ним в грязь плюхнулся длинный сверкающий предмет. Келдрен, завороженно смотревший на экран, вскочил.

— Минуточку! Это сюда не относится. Я этого не планировал.

Остерли снова вдавил его в сидение.

— Сядьте и закройте рот.

Они увидели, как Джиллиад кинулся к блестящему предмету и поднял его на плечо.

Вспышка, вторая, третья… В боках чудовища появились большие дымящиеся дыры. Оно поднялось на дыбы и дико заметалось.

Дыр становилось все больше, и вдруг длинная шея обмякла и рухнула, как разрезанная веревка. Многочисленные ноги постепенно слабли, и гигантское тело тяжеловесно легло на бок и застыло.

Экран разом потемнел, и зрители облегченно вздохнули.

— Боже мой, ему удалось! — сказал Кейслер полуоблегченно, полураздраженно. — Как же, черт возьми, он смог?

Они ворвались в соседнюю комнату, но Остерли тут же большую часть людей отправил назад.

— Совершенно секретно, — сказал он холодно и закрыл дверь.

— Как вы себя чувствуете? — повернулся он к Джиллиаду.

— Без особого желания повторить, — ответил Джиллиад, закуривая.

— В общем и целом мне теперь все понятно. — Кейслер пододвинул стул. — Пожалуйста, поправьте меня, если я в чем-то ошибусь. Проектор создал определенную ситуацию, которая, чтобы действовать субъективно убедительно, должна раздражать мозг как при непосредственном взаимодействии с Машиной. Это раздражение вы использовали для того, чтобы ввести ваши собственные сфантазированные представления или, скажем, ваше оружие, которое вы себе вообразили, если вам так больше нравится. Верно?

Джиллиад глубоко затянулся.

— Правильно. Келдрен создал для меня чужую планету с неземным чудовищем, стало быть, я должен был противопоставить классический ответ. Я был космонавтом и поэтому послал сигнал кораблю-матке, чтобы мне доставили оружие, которое, к счастью, прибыло вовремя.

— Я ничего не понимаю, — сказал Остерли. — Вы знали, что все это было не в действительности. Почему бы вам просто не сказать себе, что это иллюзия? Вы же резистентный.

— Я этого не мог. И никто не сможет. Единственное решение в том, чтобы на одно внушение ответить другим.

ГЛАВА 11

— Яд и противоядие. — Келдрен нервно потеребил себя за мочку правого уха, а голос его слегка вибрировал от облегчения. — Мне очень жаль, мистер Джиллиад, в самом деле жаль.

— Не расстраивайтесь. Вы хорошо поработали.

Остерли нахмурился.

— Ну, в будущем пусть он подобное оставит себе.

Джиллиад сел и опустил ноги на пол.

— Будет еще хуже, намного хуже.

— Я вас не понимаю.

— А надо бы. — Кейслер закурил одну из своих длинных сигар. — Что, по вашему мнению, будут делать иммунные, если начнут войну — запускать ракеты и сбрасывать зажигательные бомбы? Нет, мой друг, если они нападут, то это будет субъективное нападение; они забросают нас проекциями. Их картины проникнут в наш мозг, и мы пропали — еще до того, как поймем, что случилось.

И до сих пор Дэйв Джиллиад — единственный, кто нашел решение.

— Но он же резистентный. — Остерли побледнел.

— Верно, но, может быть, нормальному пониманию можно обучить. Мы должны заняться этим.

— Надеюсь, вы правы. А что с моей проблемой?

— Лучше рассказать ему обо всем. — Кейслер попытался выпустить дым кольцом, но у него ничего не вышло.