Ересь - С. Пэррис

— Очевидно, убийца привел его под угрозой смерти. Возможно, он застал доктора Ковердейла, когда тот переодевался, — начал было рассуждать я, но тут заметил под окном еще один предмет: рядом с луком лежал большой, аккуратно сложенный кусок материи. Я подошел и поднял его. Это была обычная университетская мантия, судя по покрою, она принадлежала доктору богословия. Спереди и на рукавах мантия была густо вымазана кровью.

— Мантия Джеймса! — выдохнул Андерхилл, отворачиваясь.

— Убийца накинул ее поверх собственной одежды, — сообразил я. — А я-то ломал себе голову, как мог преступник незамеченным пройти через двор, если на его одежде было столько крови.

На лестнице послышались шаги, и явился Слайхерст с фонарем. Удостоив меня очередного злобного взгляда, он передал фонарь ректору. Но Андерхилл все дрожал и заламывал руки, так что я сам поспешил взять фонарь, и он даже коротко благодарно улыбнулся мне. Казначей, со своей стороны, вообразил, что, если ректор не владеет ситуацией, настал его черед распоряжаться.

— Первым делом мы должны послать за коронером и попросить, чтобы тело вынесли отсюда, дабы очистить хранилище и вновь использовать его по назначению. Чем скорее будет проведено расследование, тем скорее мы сможем предать несчастного Джеймса погребению по-христиански. Следует известить семейство — насколько мне известно, в Фенз живет его брат. Вы не знаете, ректор? — Не получив ответа, Слайхерст продолжал, словно был уверен, что Андерхилл впал в прострацию: — Нам следует объявить, что доктор Ковердейл пал жертвой неизвестного злодея, пытавшегося ограбить хранилище, иначе студенты бог знает что напридумывают! — Предостережение явно адресовалось мне.

— Это разумно, Уолтер. — Ректор отвечал Слайхерсту с усилием и смотрел на него столь озадаченно и удивленно, как будто не узнавал этого человека. — Так у вас будет больше времени, да, Бруно? — Тот же растерянный взгляд обратился ко мне.

Слайхерст резко обернулся.

— Больше времени — для чего?

— Ректор Андерхилл просил меня расследовать обстоятельства обеих смертей и попытаться установить взаимосвязь между ними, — хладнокровно ответил.

Лицо Слайхерста побелело от ярости.

— При всем моем величайшем уважении к вам, ректор, — запыхтел он, — благоразумно ли это? Доктор Бруно одарен слишком живым воображением. И вообще, стоит ли допускать чужестранца, — это слово он выговорил с ледяным презрением, — к делу, которое может столь существенно отразиться на судьбе колледжа. Мало ли что обнаружится… — Он примолк и уставился на меня, щека его судорожно подергивалась. Но видимо, такая аргументация показалась ему опасной, и казначей добавил: — В любом случае скоро он уедет.

— Он уже вовлечен в это дело, Уолтер, — с горечью отвечал ректор. — Доктор Бруно получил после гибели Роджера Мерсера записку от человека, который, по-видимому, что-то знает — возможно, знает убийцу!

— Студенческий розыгрыш! — буркнул Слайхерст; взгляд его, полный ненависти, метался от меня к ректору. — Мы позже поговорим о разумности ваших действий, ректор, — поговорим наедине.

Андерхилл устало кивнул.

— Поговорим, Уолтер, но сейчас мы должны действовать заодно. Принесите воды, я сам вымою стену. Ни следа от этого рисунка не должно остаться, и я прошу вас обоих молчать, вы поняли? Пошлите надежного человека за коронером, — добавил он, обращаясь к Слайхерсту. — Я схожу к себе в кабинет и напишу записку. Отдадите ее посыльному. Доктор Бруно, чем вы намерены заняться?

К чему ректор упомянул полученное мной таинственное письмо в присутствии Слайхерста? Доверять казначею у меня оснований не было. Только с его слов мы знали, что он забрал нужные ему бумаги из хранилища в субботу перед диспутом. А много ли стоило его слово, если он скрыл, что побывал в комнатах Роджера Мерсера и обыскивал их? Казначей имел ключи и от комнаты заместителя ректора, и от хранилища. Чем меньше людей знают о моем таинственном корреспонденте, что бы этот корреспондент ни намеревался мне сообщить, тем лучше.

Теперь убийца сам решил связать свое преступление с «Колесом Катерины», а ректор собирался смыть со стены рисунок этого колеса до прихода коронера. Все это было мне непонятно. Оставалось одно: выяснить, почему Ковердейл так поспешно ушел с диспута: это, разумеется, имело непосредственное отношение к убийству.

— Нужно разыскать студента, который во время диспута вызвал доктора Ковердейла. Выясним, по какой причине доктор поспешил обратно в колледж.

Андерхилл кивнул:

— Я распоряжусь. Еще раз прошу вас обоих: ничего не говорите студентам, я сам сделаю общее объявление за ужином. К тому времени я постараюсь найти какое-то объяснение, чтобы избежать паники, если удастся.

— А до тех пор мне стоит побеседовать с Габриелем Норрисом, — вставил я. — Если он послушался вас и сдал лук и стрелы в хранилище, нужно выяснить, когда он это сделал и не доктор ли Ковердейл впустил его сюда. А вам, ректор, хорошо бы вернуться в кабинет и для начала выпить стаканчик самого крепкого зелья, какое найдется у вас в хозяйстве, а уж потом решать, как нам быть дальше.

— Счастливые денечки наступили для Оксфорда: папист-итальяшка указывает ректору, что ему делать, — проворчал Слайхерст, а ректор смущенно кашлянул и поглядел на меня хотя с удивлением, но и с благодарностью.

По лестнице мы спускались медленно, я шел с фонарем впереди и останавливался и присматривался к кровавым отпечаткам на каменных ступенях. Немного крови осталось и на полу в комнатах Ковердейла, однако в целом главная комната и примыкающая к ней спальня были прибраны и чисты. Я прошел через апартаменты Ковердейла и осмотрел другую дверь — ту, что вела на лестницу во внутренний двор.

— Утром, когда вы пришли, комната была заперта? — во второй раз спросил я Слайхерста.

Тот фыркнул сердито.

— Сколько раз повторять? Я решил, что Джеймс вышел, а мне требовалось срочно убрать в хранилище деньги и бумаги из Эйлсбери, так что я взял у Коббета запасной ключ и вошел сам. На что вы, собственно, намекаете, доктор Бруно?

— Ни дверь на винтовую лестницу в башню, ни главная дверь Ковердейла не были взломаны, — сказал я. — Значит, он сам впустил убийцу, или же его убил человек, у которого был при себе ключ.

Если бы взглядом можно было зарезать, Слайхерст в тот миг присоединил бы меня к числу жертв. Я предпочел отвернуться от него и обратился к ректору.

— Правильно было бы опечатать вход, покуда не уберут тело, — посоветовал я. — Поставьте одного из служителей колледжа на лестнице внизу, тогда мы сразу же узнаем, если кто-то попытается пробраться в хранилище. Мало ли, может быть, преступник вернется поискать что-то в комнатах убитого. Но для начала я хотел бы тут оглядеться, вдруг остались улики.

— Да-да, это разумно. — Лицо ректора становилось все более усталым и бледным. — И надо срочно послать за коронером. Уолтер, вы теперь старший после меня, вы поможете мне решить, что и как мы объявим членам колледжа. Может быть, вы прямо сейчас подниметесь ко мне? А Коббету скажите, пусть пришлет мужика с кухни сторожить лестницу.

Слайхерст кивнул и заторопился вниз по лестнице к привратницкой. Андерхилл вновь обернулся ко мне:

— Его расстреляли из лука уже после смерти?

— Трудно определить, но мне кажется, что из раны в горле вытекло очень много крови. Почти вся кровь оттуда. Если он еще и не был мертв, когда в него стреляли, то уже умирал и не сознавал, что происходит. Вы об этом хотели спросить?

— Все быстро кончилось? — боязливо уточнил ректор.

Я помедлил — стоит ли грешить против истины? — однако решил пожалеть ректора и не упоминать о порезах и царапинах, которые заметил на шее Ковердейла. Все равно коронер их обнаружит.

— Ковердейл умер страшной смертью, не стоит себя обманывать, но мне и прежде доводилось видеть, как умирают люди, которым перерезали горло, — конец в таких случаях наступает быстро.

Андерхилл пригляделся ко мне, склонив голову набок. Свеча в фонаре угасала, и, хотя час еще был непоздний, комната погружалась в тень.

— Необычная у вас жизнь для философа, доктор Бруно, — проговорил он негромко. — Мы тут жили тихо и спокойно. Вернее, так я думал до прошлой недели. Я спрятался тут от мира и считал Оксфорд убежищем, почти святой землей. Слишком долго я на все закрывал глаза, а теперь пришел час расплаты — и для меня, и для моих близких.

— Ректор Андерхилл, — настойчиво заговорил я, подаваясь ближе к нему. — Что вам известно, что вы подозреваете? Не пытайтесь ничего утаить. На что вы до сих пор закрывали глаза?

Он пугливо оглянулся через плечо, затем в свою очередь подался ближе ко мне. Теперь фонарь подсвечивал его круглое лицо снизу.

— Ваш друг, сэр Филип…