Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I - Юрий Александрович Лебедев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ю. Л. А в этом «комплексе другого» у Вас не сохранилось впечатления о знаменитом акценте Жоржа Абрамовича?
Л. С. Нет, у деда акцент был даже больше! Я к акценту привыкла. И даже, будучи уже взрослой, переехав в Москву, однажды, сидя спиной к телевизору, вдруг услышала совершенно знакомый акцент! Я обернулась и увидела, что это дает интервью какой-то американский преподаватель, который очень хорошо говорит по-русски…
Ю. Л. Это очень интересно! Вы ведь сейчас говорите о своих детских впечатлениях, а они очень яркие!
Л. С. Конечно, так и было! К тому же дядя Жорж был преподавателем, поэтому у него с русским языком было гораздо лучше, чем у деда. У дяди Жоржа не было грамматических ошибок, а у деда и акцент был больше, и вариаций на тему русского языка тоже гораздо больше! О его знании русского языка в семье сохранилось немало анекдотов!
Ю. Л. Да, потрясающий анекдот про «один литр молока» мне рассказала уже Ваша мама ☺.
Л. С. А вот ещё пример. Однажды дедушка увлекся записями на магнитофон любимых песен. (Кстати, и в этом, и во многом другом, его черты характера перенял дядя Гена…[184]). Так вот, дедушка подписывал катушки. И появлялись самые разнообразные подписи! Была там и «Эдита Пёха», и «Эдита Пиеха», и «Эдита Пъеха»… Так что, когда приехал дядя Жорж, его акцент нисколько не поразил меня. Я восприняла его как совершенно нормальный язык!
Ю. Л. Ну, конечно, в такой семье никакие акценты не должны были казаться удивительными!
Л. С. Не только акценты! Семья – особенно в старших поколениях – ведь была двуязычная: когда разговаривали со мной, то, конечно, по-русски. Но когда бабушке с дедушкой нужно было поговорить между собой по вопросам, которые были не для детских ушей или на повышенных тонах, они переходили на идиш.
Ю. Л. Да, это, вероятно, была типичная житейская практика в советских еврейских семьях ☺. То же мне рассказывала и жена о своем детстве…
А когда приезжал Жорж Абрамович? И один или с тётей Милой?[185]
Л. С. Это было году в 1982–1983… И приезжал он один. Тётю Милу я узнала гораздо позже, в Москве, года за два-три до её смерти.
Ю. Л. Итак, когда и как состоялось знакомство с Жоржем Абрамовичем, мы выяснили. А когда Вы узнали, что он был разведчиком?
Л. С. Гораздо позже! Вероятно, уже здесь, в Москве, где я живу с 2000 г. Дома вообще никогда ничего о старшем поколении не рассказывали! И сейчас я сержусь за это на старших…[186] Я сейчас занимаюсь историей семей и дедушки и бабушки, и очень трудно бывает установить смысл и принадлежность сохранившихся документов и вещей…
Ю. Л. А уж про Америку…
Л. С. Про Америку я узнала, когда стала взрослой. В доме было несколько вещей, привезенных ещё из Америки. Очень любопытна история швейной машинки «Зингер», которую тётя Гита оставила в Хабаровске или даже передала в тамошний музей… Машинка, привезенная из Америки, была однажды украдена ещё из колхозного дома, но воры почему-то не смогли воспользоваться ею, и выбросили её. По весне машинку нашли где-то в канаве под снегом, достали, дедушка её почистил, починил, и она ещё долго работала! Был американский чемодан, который служил гардеробом, была американская кровать, был граммофон с джазовыми пластинками…
Г. Ш. С. Была даже американская стиральная машинка – я ее ещё помню: большая, квадратная… Но, так как она была электрической, а электричество в деревню провели только в 50-е годы, то к этому времени машинка уже работать не могла – её растащили по частям, дома долго валялись какие-то валики от нее… И, конечно, корпус использовали как хозяйственный шкаф ☺.
Ю. Л. А пластинки слушали?
Г. Ш. С. Конечно! Я, например, помню оттуда «Рио-Риту»… Было много пластинок классической музыки… Мама моя пела…
Л. С. Но я этого уже не помню… И особой музыкальности в семье не было…[187] Вот разве что увлечение дедушки записями песен на магнитофон…
Ю. Л. Хорошо… Вернусь к вопросу о разведке. Когда Вы узнали, что Жорж Абрамович был разведчиком, это заинтересовало Вас?
Л. С. Да, конечно… Было это уже в моей взрослой жизни, здесь, в Москве, в 90-е годы, вероятно, после выхода газетной статьи… А я ведь вообще интересуюсь историей, особенно нашей семьи… И дядя Жорж стал хоть и отрывочно, но что-то вспоминать…
Г. Ш. С. Да, вот, например, об известном эпизоде в романе Солженицына «В Круге первом» он отзывался скептически. Говорил, что это «выдумка»…[188]
Л. С. Вспоминал он больше какие-то бытовые вещи… Помню, как он рассказывал, что у него в Америке была машина, и какой он был там лихой водитель!.. И мелькали в его рассказах о поездках по Америке какие-то географические названия, которые я, к сожалению, не запомнила, произносимые с его типичным американским акцентом…
Ю. Л. Любопытно, что статья и первая книга была не о Жорже Абрамовиче, а об «агенте Дельмаре»…
Л. С. Да, говорят, что В. Лота спрашивал разрешения открыть настоящую фамилию, но дядя Жорж отказался. Он сказал, что ему это не надо в его возрасте… Если я правильно это понимаю, ему не нужна была широкая огласка и журналисты, стучащиеся в его дверь… Да и был он человеком самодостаточным и ему не нужно было «продвигать себя». А «для своих», для друзей и семьи, он подписывал книгу «Дельмар – Жорж Коваль»… Был и такой факт. Когда один достаточно состоятельный человек, узнавший в это время о биографии дяди Жоржа, предложил оплатить работу литсотрудника, который бы записывал его воспоминания и потом отредактировал их для издания книги, дядя Жорж отказался. Он сказал, что этого не хочет.[189]
Ю. Л. А теперь несколько слов о тёте Миле.
Л. С. С тетей Милой я познакомилась совсем незадолго до ее смерти в 1995 году. Мы с мамой по делам приезжали в Москву, где тогда уже жила моя сестра, и во время этой поездки пришли в гости к дяде Жоржу
