Спецхранилище - Олег Синицын

– Это исключено, – сказал Гордеев. – Я не могу пойти на такой риск.

Из наполненной кровью ладони выкатились и упали на пол две густые темные капли. Я приподнял руки, показывая, что не шучу. В рукав побежала теплая струйка.

– Я выйду из бункера любой ценой.

– Придется отдать приказ стрелять на поражение.

– Вы будете стрелять в офицера, участвовавшего в боях в Чечне, награжденного орденом Мужества?

– Твои намерения идут вразрез с целями государства, поэтому – да, я буду стрелять. Выбор между тобой и безопасностью ста пятидесяти миллионов.

В комнате повисло гробовое молчание. И в этот момент стало отчетливо слышно возникшее откуда-то странное бормотание… чей-то бестелесный голос…

Шепот.

Спецназовцы начали оглядываться – одними глазами, не поворачивая голов. Казалось, что шепот сочится из углов и стен, хотя я-то прекрасно знал, что он льется из моей руки.

Пирамидка завела свою любимую песнь.

В ушах стояло невыносимое и давящее: «Иди ко мне… иди ко мне… ИДИ КО МНЕ!»

– Что это? – спросил один из бойцов.

– Я тоже слышу.

– Не обращать внимания! – рявкнул им Гордеев. – Не вздумай это сделать, Валера. Очень тебе советую.

– Вы не оставляете мне выбора. Она уже почувствовала запах человеческой крови. От катастрофы вас отделяет полшага. Я повторяю: я не хочу никому причинить вреда.

В глазах Гордеева мелькнул отголосок внутренней борьбы, которая шла внутри него.

– Хорошо, Валера, не горячись, разведи руки пошире. – Демонстративным жестом он показал, что опускает пистолет. – Давай поговорим без эмоций, как нормальные мужики. Что у тебя стряслось? Вчера ты был обычным парнем, патриотом своей страны, стоящим за нее грудью, а сегодня вдруг превратился в маньяка.

– Обстоятельства изменились.

– Иди ко мне… иди ко мне… – не унималась пирамидка.

– Заткнись! – велел я ей.

– Ты ведешь себя так, словно у тебя крыша съехала, – сказал Гордеев с укором. – Я уверен, что мы могли бы спокойно сесть за стол и не спеша обсудить сложившуюся ситуацию. Ну, расскажи, что у тебя стряслось? Не держи в себе, расскажи. Я попытаюсь войти в твое положение.

– Они похитили Настеньку!

Фраза вырвалась изо рта, словно струйка пара сквозь приоткрытую крышку кипящего котла. Я не хотел говорить про дочь, это только усложнит переговоры. Гордеев поймет, что я в отчаянии, что ставки чрезвычайно велики, и будет действовать жестко и решительно.

– Сволочи! – бесхитростно отреагировал он. – Они в очередной раз выступили в своем мерзком амплуа. Ты должен был сказать мне. Должен был сразу позвонить. Неужели бы я не понял? Почему ты этого не сделал, Валера? Мы бы нашли решение.

– Решения нет. Говорил же я, что нужно было уничтожить ее сразу.

На какой-то миг мне показалось, что мои слова нашли отклик в его душе, что Гордеев действительно пытается войти в мое положение. А в следующий миг я понял, что доверительный тон был лишь прикрытием. Ширмой. С самого начала, когда он предложил поговорить без эмоций, он всего лишь пудрил мозги.

Не успел я закончить фразу, как Гордеев неуловимым движением вскинул руку с пистолетом и нажал на спуск.

Все произошло стремительно. Только что мы разговаривали, как старые друзья, пытающиеся решить временные разногласия, а через секунду он в меня выстрелил. Каким-то чудом мне удалось предугадать намерение полковника. Называйте это как хотите: интуицией, предвидением, шестым чувством. Я это называю бешеной удачей. Я хребтом почувствовал, что сейчас произойдет, и автоматически стал разворачиваться, сокращая площадь поражения.

Горячий кусок свинца сердито ударил в плечо, взорвав его жаром и болью. Хотя бы в плечо. На лучший исход я не рассчитывал, потому что Гордеев вообще-то метил в сердце. Не знаю, где он натренировался так стрелять, словно шериф на Диком Западе, но зуб даю, что товарищ полковник не один час провел в тире за отработкой приемов стрельбы.

Клянусь всеми богами и моей тихой мамой, не хотел я использовать пирамидку. Ни при каких обстоятельствах. Перед глазами до сих пор стояли кошмарные события на задворках нашего дома. Но когда в плечо вонзилась жгучая пуля, отнялась вся правая рука. Я даже не осознал, что разжал пальцы, – только почувствовал, как в левую ладонь что-то упало, задев острым краем рану. И почти сразу же это что-то с жадностью потянуло из меня кровь.

– Беречь глаза! – заорал я окружающим, заслоняя лицо здоровым плечом.

Только было поздно.

Я это понял по ошеломленному вздоху, вырвавшемуся из солдатских глоток. Подлюга Гордеев испустил протяжно-сдавленный стон, и я услышал, как об пол звякнул вывалившийся из пальцев пистолет. Мне хотелось глянуть на их ошеломленные лица, на выкатившиеся от удивления глаза, рассматривающие золотое чудо в моей ладони, только я не мог этого сделать без риска превратиться в еще одного изумленного пустоголового истукана, какими стали они.

Комната утонула в золотом свете. Его клочья лезли в глаза, в уши, в ноздри. Спрятаться было невозможно, они проникали даже сквозь зажмуренные веки. Хорошо, что я дополнительно прикрылся рукой. Это меня спасло.

Я понятия не имел, что происходит вокруг. Можно было только догадываться. От близости к источнику излучения мои оппоненты ослепли, а их разум прошел нулевое форматирование. О своем состоянии я не мог сказать ничего определенного. Меня крутило в каком-то вихре, в котором исчезали все границы. От руки раздавалось слабое гудение пирамидки, в окружающем воздухе ощущался слабый металлический запах. В груди то и дело поднималось желание взглянуть на источник света хоть краешком глаза, но каждый раз я только крепче втискивал лицо в ткань рукава, гоня желание прочь.

Послышались несколько шлепков. Солдаты попадали на колени. Прямо как жители города Набар перед богом Энлилом. Шлепок слева прозвучал смачнее, с костяным треском. В той стороне находился Гордеев, он грохнулся на пол всем телом. Один эксперимент с объектом 001 он все-таки успел провести.

Пирамидка с жадностью сосала кровь, переваривая ее в кубометры лучащегося света. В правом плече ныла застрявшая пуля. Я пошарил перед собой ногой, определяя местонахождение ящиков, преграждающих путь, обошел их, по памяти двинулся к дверному проему. Справа и слева слышались шевеления, шорохи, шуршание складок на одежде ползающих по полу спецназовцев. Из глоток доносилось то ли неразборчивое бормотание, то ли горловое пение на неизвестном языке. Над всем этим прокатывалось неумолимое: «Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне!»

В коридоре первого яруса никого не было. По крайней мере так мне показалось. Я проследовал по нему до общей гермодвери, переступил через стальной порожек и стал подниматься к поверхности. У выхода из бункера тоже никого не было, да и не могло быть – стоявшие возле него спецназовцы сейчас ползали по комнате «1» и наверняка уже задались вопросом, куда подевалось Сияющее Великолепие.

Я двинулся вперед по тубусу, корректируя путь локтем здоровой руки, упирающимся в левую стенку. Под подошвами шуршал нейлон. Ладонь, в которой находилась пирамидка, была залита кровью, от чего золотое свечение делалось только ярче и интенсивнее. Оно пробиралось в глазницы сквозь ткань куртки и крепко сожмуренные веки. Нужно бы перехватить пирамидку в другую руку, чтобы исключить попадание крови, но другая рука по-прежнему не чувствовалась и висела словно плеть. Признаюсь, я был в растерянности. Я вообще не знал, что делать! Хотелось лишь выбраться на свободу, а там будь что будет!

Когда под ногами очутилась земля, с трех сторон громыхнули автоматные очереди. Я повалился на здоровое плечо, слыша, как пули с приглушенным шумом прорезают воздух над макушкой. Часть из них с хлопками проделали несколько дыр в нейлоновой оболочке купола, сооруженного над бункером. Казалось, еще немного – и одна из них угодит мне куда-нибудь в шею или в голову. Вот сейчас… сейчас точно…

Я поднял пирамидку повыше – и огонь моментально смолк. На луг опустилась неестественная тишина, которую пронизывал воинственный шепот. За долю секунды глядевшие сквозь прицельные планки бойцы пали жертвами золотого света.

– Не смотрите на свет! – заорал я. – Бегите прочь!

Не знаю, дошли ли до стрелков мои слова. Но автоматные очереди больше не раздавались. Я полежал на земле минуты две, выкрикивая в воздух предупреждения, потом неловко поднялся на корточки, опасливо разогнулся, ожидая выстрела и пули, которая настигнет меня.

Но ничего такого. Пули не было.

Сквозь территорию спецхрана я двинулся вслепую, по памяти. От головней, в которые превратились казармы, веяло гарью, она помогла сориентироваться. Держа сгоревшие казармы слева от себя, я пошел вперед, осторожно перебираясь через ямы и кратеры, оставшиеся после вчерашнего боя. Через сто пятьдесят шагов путь преградила колючая проволока ограждения. Я, собственно, и не ожидал, что вслепую попаду прямо в ворота. Но колючка была ориентиром понадежнее головней. Идя по ней, я мог добраться до КПП.