Протест - Филип Фармер

Они остановились у дверей одного из многочисленных лифтов, и женщина объявила в настенный экран:

— Он здесь.

— Пусть поднимется один, — ответил глубокий мужской голос. — Возвращайтесь на пост. После того, как он войдет в лифт.

— Слушаюсь, Ум, — сказала женщина. Она ушла лишь когда Дунски вошел в кабину и за ним закрылись двери.

Джеймс поднялся на один из этажей Куполообразной части, вышел в холл, устланный прекрасными коврами и сверкавший изысканной отделкой, и, обратившись к ожидающему его мужчине, представился:

— Дунски.

Мужчина кивнул и проводил его через холл к одной из дверей. На табличке стояли два имени: Пайет Эссекс Вермолен и Майа Оуэн Барух. Имена были Дунски знакомы, хотя их обладателей видеть ему не доводилось. Оба приходились ему троюродными братом и сестрой: Вермолен по отцовской линии, а Барух — по материнской. Поскольку они состояли с ним в родственных отношениях, он предполагал, что оба кузена входили в общество иммеров, хотя никаких доказательств тому он не имел. В квартире они жили одни, несложно было поэтому определить их принадлежность к самым высшим официальным лицам. Стены квартиры украшали обои, повсюду попадались предметы антиквариата и бесконечные безделушки, разнообразящие интерьер. Вряд ли их было бы такое множество, если бы хозяевам приходилось все это прятать на шесть дней в неделю. Положение этой пары по всем признакам было даже более высоким, нежели его подруги из Вторника, комиссар-генерала Хорн, которая делила свою квартиру с еще одной женщиной, гражданкой Четверга.

Вермолен, высокий худой мужчина, принял от Дунски его уличную, промокшую от дождя одежду и развесил ее. Маленькая, худощавая жена Вермолена спросила Дунски, не желает ли он перекусить или выпить.

— Стаканчик бурбона с бутербродом, — хрипло, заторможенно попросил он. — Спасибо. Если не возражаете, я воспользуюсь вашим туалетом.

Вернувшись в гостиную, он уселся на огромный мягкий диван, покрытый накидкой из искусственного меха. Брюки и башмаки Джеймса оставляли вокруг мокрые следы, но он не обращал на это внимания.

Майа Барух принесла выпивку, и сама села рядом. Дунски отхлебнул виски и глубоко вздохнул.

Вермолен тоже сел, но, пока Дунски не расправился со своим бутербродом, сохранял молчание.

— Ну, — сказал он, наконец, подаваясь вперед. — Расскажите обо всем, что произошло. Некоторые детали я уже слышал от своих людей по радио. Я получил также отчеты от вашего непосредственного начальника и от официальных лиц из других дней. Сейчас я хочу услышать всю историю в целом. Мне нужна полная информация — все, что так или иначе относится к этому делу.

Дунски излагал события, время от времени останавливаясь, чтобы ответить на вопросы Вермолена и Барух. Удостоверившись, что он услышал все, что возможно, удовлетворенный Вермолен откинулся на спинку кресла, сцепив ладони кончиками пальцев, походивших на луковки церковных куполов.

— Ну и катавасия. Но, думаю, можно все это уладить. Теперь органики уже не станут искать Кастора. К сожалению, остаются еще эти мертвецы. Совершенно непонятно, что с ними делать. Власти займутся выяснением их личностей, изучат биоданные, просмотрят имеющиеся записи их жизни, найдут и допросят всех их знакомых. Они попытаются связать все обстоятельства воедино, хотя не думаю, что им удастся разгадать эту загадку. По крайней мере, остается на это надеяться. Мы весьма основательно замели все следы. Увы, никогда нельзя быть уверенным, что некая на первый взгляд совершеннейшая мелочь не окажется в определенный момент существенной. Может быть, и им подвернется что-то в этом роде.

— А что насчет следующей Среды? — спросил Дунски. — Органики будут допрашивать меня как Боба Тингла. Если у них возникнут подозрения, мне не избежать тумана истины. Вы же понимаете, что это значит.

Вермолен жестом руки показал, что не принимает подобную возможность всерьез.

— А что у них есть? Замок, который уничтожил Кастор, заменили до приезда скорой помощи. Ваше оружие унесли. Произошел несчастный случай, вы поскользнулись на куске мыла и ударились головой — вот и все. Об этом позаботятся наши люди из Среды. Среди них есть весьма высокопоставленные персоны.

«Возможно, он и прав, — подумал Дунски. — Только вот слишком уж много иммеров участвует в вызволении его из этой переделки, слишком многим известны его роли в других днях».

— Вы прекрасно замели следы, — сказал Вермолен. — Однако не исключено, что свидетели все-таки найдутся: многие могли наблюдать за происходившим из окон домов.

— Шел проливной дождь, — заметил Дунски. — Было темно, к тому же на мне был плащ с капюшоном. Можно еще выпить? Благодарю. Какие-то люди повыскакивали в тот момент, когда я садился в машину, однако близко ко мне они не подходили. Наблюдение со спутников вести не могли: было слишком облачно.

— Я знаю, — сказал Вермолен. — Органики станут заниматься этим делом до самой полуночи и только потом закроют лавочку. Они оставят сообщение властям Вторника и Среды. Но те сочтут дело законченным. Кастор — совершенно очевидный психопат, уже убит. А это — конец следа. Хотя, сегодня… слишком много трупов. Это, конечно, касается исключительно Четверга, и все же следует проинформировать иммеров из других дней. Тогда они тоже смогут помочь нам замести следы, если в этом будет необходимость. Возможно, внедрят какое-нибудь ложное объяснение. Это лучше всего. — Лицо его вдруг осветилось. — Любое правдоподобное объяснение событий — лучше, чем ничего. В этом случае неразрешенное дело останется в банке данных и теоретически будет находиться там неограниченно долго. Будучи раскрытым, оно попадет в секцию истории.

Дунски с трудом удерживался, чтобы не закрыть глаза.

— Наверняка это лучший план. Только…

— Что только?

— Как насчет Сник?

— Гархар зашел с ней слишком далеко, — заметил Вермолен, тряхнув головой. (Так вот как на самом деле звали «Длинного», подумал Джеймс). — Я не смирился бы с убийством Сник, хотя должен сказать, что план возложить на Кастора вину за эту бойню был весьма удачен. Не думаю все же, что я допустил бы это. Гархара винить трудно. Ему было поручено командовать операцией, а времени на согласование действий с нами у него не было. Так или иначе… это уже в прошлом. Сник останется в окаменелом состоянии, мы спрячем ее в надежном месте.

Вермолен снова сцепил пальцы в характерном жесте.

— Сегодня ее не хватятся. Они подумают, что она занята своим собственным расследованием, если, конечно, о ней вообще вспомнят. Кастор займет у них все время. Так. А что произойдет завтра? Должна ли она явиться в штаб органиков с визой и приказами, полученными в Воскресенье? Нет, не обязана. И как Пятница узнает, что она вообще должна там появиться? Никак. Так же, как и другие дни. О ее исчезновении никто не вспомнит, пока не наступит следующее Воскресенье, когда она не предстанет с отчетом перед своим шефом. Воскресенье с этим ничего поделать не сможет, только передаст соответствующие запросы в адрес последующих дней. Когда наступит еще одно Воскресенье, они узнают, что Сник пропала в Четверг. До этого у нас еще куча времени, чтобы хорошенько ко всему подготовиться. Возможно, вообще ничего и не придется делать.