Протест - Филип Фармер

Работа продвигалась довольно гладко, если не считать споров, постоянных ссор и выпадов в его адрес со стороны завистников. Без этого вряд ли можно представить себе телевизионный бизнес и индустрию эмфаториев. Подобные вещи неизбежны и пора бы привыкнуть к ним. Первые две сцены, предусмотренные графиком работ на сегодняшнее утро, снимались все снова и снова, пока, наконец, не удалось довести их до совершенства. У Реппа произошел короткий, но очень жаркий диспут с государственным цензором Бакаффой по поводу использования голографических титров. Репп доказывал, что они отвлекают внимание зрителей и совершенно не нужны, поскольку и без того уже использовались в таком количестве шоу, что публика давно выучила все различные слова наизусть. Бакаффа настаивал на том, что такие слова, как «ниггер», «итальяшка», «костоправ», «пушка», «менты», «морфинист» и тому подобные, будут непонятны по крайней мере половине публики. В целом для правительства в конечном счете не столь уж важно, понятны ли древние слова публике или нет. Оно безусловно требовало включения в постановку поясняющих титров — и все тут.

Репп, конечно, проиграл, однако он все-таки испытал некоторое удовлетворение, доведя Бакаффу чуть ли не до слез. Ну ничего, пусть отрабатывает свою зарплату — не зря же ему платят еще и как правительственному информатору.

В десять минут второго во время съемок третьей сцены произошло непредвиденное: нога главного героя вдруг сжалась на экране, укоротившись чуть ли не вдвое — сломался голографический проектор. Техники пытались обнаружить причину, но ничего не получилось, поскольку аппаратура для выявления неисправностей сама в этот момент внезапно отказала.

— Прекрасно, — сказал Репп. — До обеда осталось всего двадцать минут. Можно поесть и сейчас. Надеюсь, когда мы вернемся, технику уже приведут в порядок.

Перекусив, он вышел в широкий коридор первого этажа, где находился буфет. Солнце, беспрепятственно бьющее через огромные — от пола до потолка — окна, блестело на его ковбойском костюме, а каблуки весело постукивали по каменному полу. Многие узнавали его, а некоторые даже останавливали, чтобы взять автограф. Он послушно повторял в их магнитофоны свое имя и идентификационный номер, добавлял пару слов о том, как он рад их видеть и шел дальше. Случился с ним и один довольно неожиданный, хотя и не совсем неприятный инцидент. Какая-то красивая молодая женщина не на шутку пристала к нему, умоляя увести ее на его квартиру или пойти к ней, где по ее словам, он мог проделать с ней все, что его душе угодно. Он элегантно пытался охладить ее пыл, но когда женщина, упав на колени, обхватила его руками, не оставалось ничего другого, как подозвать органиков.

— Никаких претензий, — сказал он. — Только проследите, чтобы она не мешала нам работать.

— Я люблю тебя, Уайт! — кричал женщина ему вслед. — Оседлай меня, как пони! Выстрели в меня, как револьвер!

Покраснев от смущения, но не в силах скрыть самодовольную улыбку. Репп вошел в лифт. «Господи Иисусе!» — пробормотал он себе под нос.

Поскольку, расставаясь, они с женой обещали друг другу вести себя целомудренно, он ни разу за время ее экспедиции в Чили не спал с женщиной. Однако у него хватало честности признаться себе, что его воздержание не основывалось на возвышенной морали или недостатке желания. Он просто нуждался в отдыхе от секса, требовалось «перезарядить свои батареи». Хотя в каждом дне, кроме Воскресенья, у него была жена, а в Четверг даже не одна, и таким образом имелась неплохая возможность постоянно набираться новых впечатлений, подобно петуху в сельском курятнике, порой его абсолютно не привлекала перспектива новых впечатлений и свежих переживаний. Его гонады исповедуют систему или арифметику, отличную от используемой рассудком.

Чувствуя себя в приподнятом состоянии — страстное желание незнакомки сильно пощекотало его самолюбие, — Репп вошел в свой кабинет и сел за стол. На экранах скопилось довольно много сообщений в его адрес, причем одно — безусловно самое для него важное — от жены Джейн-Джон. Лицо ее лучилось счастьем — в следующую Пятницу она возвращалась домой. Пропустив ее через стоунер, завтра, в Субботу, ее погрузят в самолет, и в тот же день она прибудет в аэропорт Манхэттена. Оттуда дирижабль доставит тело к зданию Башни Тринадцати Принципов. Утром в следующую Пятницу он должен забрать ее. Если Репп не сможет приехать туда в назначенное время, жена возьмет такси.

Джейн-Джон Вилфорд Денпасат была красивой темнокожей женщиной с лишенными пигмента белесыми волосами и прошедшими такую же обработку глазами.

«Работа мне очень нравится, но и она становится утомительной: каждый день меня возят от места раскопок до ближайшей станции со стоунерами за двести миль. И по тебе я ужасно скучаю. Скоро увидимся, хвастун ты мой. Дождаться не могу».

Несмотря на подобное признание, ожидание для нее не было столь уж обременительным. Человек в бессознательном состоянии неспособен мучиться и страдать, он даже нервничать неспособен. Да и он сам, хоть и не будет все это время до следующей Пятницы покоиться в цилиндре, станет другим человеком или, вернее, другими людьми, а потому тоже отдохнет от мыслей о своей сегодняшней жене. Общество Новой Эры несомненно имеет свои недостатки, но и преимуществ у него немало. Контроль и умеренность, зуб за зуб, бери, но и отдавай, утраты и выгоды — вот как можно кратко сформулировать его суть.

Ни один из экранов не показывал ни единого шахматного хода с самого Вторника. Репп почувствовал разочарование: не было хода и сегодня. Он вспомнил Янкева Гриля — Джимми Крикета — и почувствовал искреннее сожаление, что партия их вынужденно прервалась. Где Гриль сейчас? Все еще играет у столика в парке на Площади Вашингтона? Или угодил в тюрьму? Сидит в цилиндре в ожидании суда? Или уже приговорен и подвергнут вечному окаменению?

Все остальные сообщения касались его работы. Самое главное напоминало ему, что вечером он должен в качестве гостя посетить шоу ИЛЛ. К 7:30 надо быть в студии и ровно в 8:00 он выходит в эфир.

Никто из иммеров не пытался установить с ним контакт ни лично, ни через экран. «Это упущение вполне можно считать добрым предзнаменованием», — подумал Репп.

По окончании рабочего дня Репп приехал на такси домой. Попотев на тренажере, он принял душ и легко поужинал. Ровно в 7:25 он прибыл в Здание Башни Тринадцати Принципов и в 7:30 уже был в студии, где его встретил секретарь хозяина шоу. Раса Ирвина Ленина Лундквиста. Попивая кофе, Репп знакомился со списком гостей на экране, перечнем предложенных для обсуждения вопросов и предложениями, адресованными лично ему, — здесь предлагались темы, по которым Репп мог бы высказаться со свойственным ему остроумием.