Заклятые пирамиды - Антон Орлов

Зинта не знала, сказок он ей наплел или с подругой его матери и впрямь произошла такая удивительная история, но Эдмар успешно заговорил ей зубы, и она обнаружила, что в раздумье перебирает вечерние наряды, хотя еще четверть часа назад не собиралась никуда с ним ехать.

Платья были контрабандные, из Ларвезы, в Молоне такой красоты не шьют. Зато носят. И шоколадом тайком угощаются, если знают, где его взять, и если деньги на это водятся, а во всеуслышание те же самые люди вовсю ругают «бесстыжих поедателей шоколада». По крайней мере, такие нравы процветали в столице. Зинта по-прежнему была уверена, что в Апне и других небольших городах ничего подобного не происходит.

В Паяне давно уже существовала разветвленная сеть сбыта контрабанды, и возглавлял ее – ага, Эдмар еще два года назад с ходу угадал – добрый управитель портовой таможни. Хотя какой же он добрый, если такими зложительскими делами ворочает? А Палата Попечителей Молоны тоже во всем этом была повязана и не оставалась внакладе. Поначалу Зинте казалось, что она очутилась в каком-то чужом мире, который будто бы похож на зеркальное отражение того мира, где она жила раньше, но в то же время все в нем устроено иначе, вверх тормашками.

Каким образом Эдмар, ныне один из доверенных помощников управителя таможни, два года назад внедрился в подпольную гильдию контрабандистов – об этом Зинта старалась лишний раз не вспоминать. Тошно ей делалось, когда она об этом вспоминала.

Началось с того, что он стал где-то пропадать по вечерам и возвращался домой за полночь, зато с деньгами. Клялся богами и великими псами, что не ворует, а честно работает, это Зинту успокоило: он ведь не дурак, чтобы солгать, призывая таких могущественных свидетелей.

Теперь они могли позволить себе мясо и чай с сахаром, на пирожные тоже хватало. Справили добротную обувь, купили хорошего масла для ламп, наняли тетушку Ринтобию с первого этажа, чтобы она стряпала и растапливала печку под пресловутым баком в ванной.

Эдмар не хотел рассказывать, чем занимается, но однажды Зинта сама узнала – когда он сообщил, что подцепил заразу, и попросил о помощи. Посмотрев на него взором служительницы Тавше Милосердной, кроме постыдной для доброжителя тропической килсеи она заметила также то, о чем он ей не говорил. Таких скандалов Зинта еще никому и никогда не закатывала. Правда, помня о том, что нехорошо тревожить добрых соседей, да и незачем им о таких жутких вещах слышать, она не кричала, а шипела, как рассерженная кошка.

– Я упустил из виду насчет твоей бесконтактной диагностики, – криво ухмыльнулся Эдмар, когда она умолкла.

– Больше в эти портовые закоулки не пойдешь, понял? Хватит, наигрался.

Он не разозлился, а снова ухмыльнулся: мол, какое значение для меня имеют твои запреты?

– Ты соображаешь, что ты свое здоровье гробишь?

– Не беспокойся, не гроблю. У меня, как у мага, повышенная способность к регенерации, все залечу, не в первый раз.

– Доброжитель не должен вести такую жизнь. Мы вполне обойдемся без твоего так называемого заработка. Завтра же скажу тетушке Ринтобии, что нам больше не нужна ее помощь.

– Могу представить, как она обрадуется. У нее на шее овдовевшая дочь с выводком детишек. Благодаря тому, что мы Ринтобии платим и отдаем кое-что из еды, они начали сводить концы с концами. Тебе их не жалко? Она вроде бы говорила, что без нас им пришлось бы через месяц-другой съехать с улицы Ранних Луковиц в трущобы.

Этот аргумент Зинту смутил. Уже не так решительно она произнесла:

– Ты унижаешь себя, позволяя вытворять с собой такие вещи. И нарушаешь закон. Если попадешься, тебе всыплют плетей за преступление против доброй молонской нравственности.

– Именно, если попадусь. Я маг, меня не поймают. И не собираюсь я вечно промышлять в порту. Еще немного – и начну делать карьеру в теневой Паяне, а пока я информацию собираю. Между прочим, с законом в вашей доброй Молоне дела обстоят совсем не так, как ты думаешь. И я не унижаюсь, напротив – пользуюсь своей властью над клиентами. В этих делах многое зависит от твоей личной точки зрения.

Зинте хотелось спорить дальше, но она не умела формулировать свои доводы так же складно, как Эдмар, к тому же надо было поскорее лечить паршивца от килсеи. Первая стадия: зуд, язвочки на коже и легкий жар. Хорошо хоть не заразно. То есть заразиться можно лишь дурным путем, домработнице с ее внуками ничего не грозит.

Карьера Эдмара пошла в рост прошлой зимой, и вскоре они перебрались с улицы Ранних Луковиц в дорогой доходный дом, принадлежавший почтенному управителю таможни, по совместительству – главе гильдии паянских контрабандистов. Тетушку Ринтобию позвали с собой. При всех своих неудобосказуемых делах Эдмар умудрялся хорошо учиться. Куратор, встречавшийся с Зинтой Граско раз в месяц, его школьными успехами был доволен. Правда, магические способности у него оказались посредственные, да оно, по словам куратора, и к лучшему: будет приносить пользу в составе коллектива, не выделяясь среди своих добрых коллег.

В театр Зинта надела аквамариновое ожерелье и платье цвета морской волны из серебрящегося китонского шелка, на шлайке и со шнуровкой на спине. Шлайка – упрощенный заменитель старинного кринолина, вроде стеганой ватной юбочки длиной до середины бедер, с вшитым в подол обручем из китового уса. Зинта думала, что в этой штуке ей будет ни сесть, ни наклониться, но оказалось, вполне себе удобно. Недаром шлайку еще называли дорожным, или походным, кринолином.

Потом Эдмар принес ей духи, несколько изысканных граненых флаконов, и она выбрала тонкий аромат, напоминающий о весеннем солнце и первой зелени.

Сам он тоже был хорош: высокий, стройный, с осанкой принца, прямые темные волосы до плеч отливают благородным блеском. Приличествующий молодому доброжителю выходной костюм из серого репса сидел на нем как влитой, хотя Эдмар по поводу этого костюма скорчил сожалеющую мину: он предпочел бы вырядиться поэффектней. Но театр – общественное место, и от приличий никуда не денешься, даже в такой шкатулке с двойным, а то и тройным дном, как Паяна.

Опера с танцами «Посрамленное зло» повествовала о том, как в давние времена аристократ-упырь, заключивший союз с нежитью, похищал девушек и пил у них кровь, но против него объединились в боевой коллектив добрые маги, которые злодея убили, пленниц освободили, а потом отправились в поход на столицу, чтобы совершить в Молоне Добрую Революцию. Больше всего Зинте понравились танцы. Иногда она жалела о том, что не умеет танцевать: ей всю жизнь было не до того, чтобы этому выучиться.

Они с Эдмаром сидели в ложе у почтенного управителя таможни – здоровенного солдафона с кустистыми бровями, под которыми прятались, как в засаде, заплывшие хитроватые глаза, и грубым командирским голосом. Его жена, стареющая грузная дама в бриллиантах и платье из лилового бархата, к служительнице Тавше отнеслась благосклонно и, когда таможенник отлучился, похвалилась, что они с супругом вот уже четверть века живут душа в душу и он на сторону не ходит, ни на каких девчонок не заглядывается! Три ее дочери на выданье, очень похожие на мать, с такими же тяжеловесно-скульптурными лицами, строили глазки галантному молодому магу, скромно сидевшему рядом с лекаркой. Зинта смотрела на бедную женщину с сочувствием: ох, знала бы та, с кем ей изменяет якобы идеальный супруг! Зато самого управителя, сунувшегося к ней с каким-то любезным вопросом насчет оперы, она смерила суровым взглядом и ответила с резковатыми нотками. Вторая его попытка завязать светскую беседу привела к тому же результату. После этого добрый управитель таможни решил, что Зинта стерва и с ней лучше не связываться.