Как любить животных в мире, который создал человек - Генри Манс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Охота стала символизировать власть человека над другими видами и его умение – или неумение – себя сдерживать. В нашем обществе, где бойни, рыбоводческие фермы и лаборатории по тестированию лекарств скрыты от глаз посторонних, охота на удивление демонстративна, поскольку охотники, в отличие от персонала скотобоен, сами любят постить кровавые фотографии в «Инстаграме». Мысль, что убивать животных ради развлечения аморально, существует не первое столетие: ее исповедовали и пуритане. Сегодня мало что провоцирует такую эмоциональную реакцию, как видео с падающим на колени смертельно раненным слоном или безжизненным леопардом, лежащим на земле. Организаторы Campaign to Ban Trophy Hunting заявляют, что убивать животных ради удовольствия «жестоко, ненужно, и этому нет места в цивилизованном обществе». Комик Рикки Жерве высказывается еще резче: охотники – это психопаты. Я думаю, выезды на охоту в таком случае можно назвать праздниками для психопатов.
После работы на бойне и фермах мне было уже не так комфортно среди всего этого единодушия. Животноводство и рыболовство напомнили мне, что некоторые формы смерти неизбежны. В фермерстве меня отталкивала не столько смерть, сколько бессмысленность жизни. Лов рыбы отталкивал неразборчивостью и бесчеловечными методами. Был ли я против любого убийства животных человеком? Нет, не был. Я был против бездумного массового забоя, особенно если животные полностью лишены достойной жизни. В отличие от сельского хозяйства и зоопарков, животные, на которых люди охотятся, живут в дикой природе (за некоторыми исключениями), и им проще вести тот образ жизни, для которого они эволюционировали.
Более того, у охоты теоретически есть рациональное обоснование. По всему миру экосистемы несбалансированны: в США слишком много диких лошадей, в Италии – два миллиона кабанов и так далее. Это во многом наша вина: мы убиваем некоторых хищников, распространяем инвазивные виды и застраиваем естественные места обитания. Если не отстреливать животных, мы спасем отдельные особи, но разрушим экосистему. Мы убрали хищников – мы же должны их заменить. Мы уже вмешались в природу настолько, что отступать поздно. Охота обнажает сложность природного мира и разнообразие подходов к нему.
Однажды – я тогда жил в Колумбии – автобус, на котором я ехал, вдруг затормозил. Это всегда плохой знак: обычно водитель останавливается потому, что появились проблемы. Я осмотрелся и стал размышлять, что плохого могло с нами случиться, но вместо этого увидел, как мои попутчики припали к заднему стеклу. Мы были в болотистом районе, богатом разной живностью. Может быть, кто-то увидел колибри? «Божественно!» – сказала одна из пассажирок. «Он такой красивый!» – добавила другая. Тут до меня дошло, что они фотографируют оленя – одного белохвостого оленя.
Поразительно! В Британии оленей полно, потому что наши предки ввели для охоты новые виды и истребили хищников – рысей, волков и медведей. Никто даже примерно не знает точное число, но их поголовье, видимо, намного больше миллиона. Олени любят жить по краям леса, и в современной Британии для них нашлось множество подходящих мест, так как фермы с деревьями и лесозащитными полосами теперь поощряются сельскохозяйственными субсидиями и животные могут свободно пастись и перемещаться. Я считаю, что олени прекрасны, но едят они столько, что подавляют другие виды.
То же самое происходит в США. Когда-то белохвостые олени были истреблены на большей части территории страны, но теперь их, как оценивается, уже тридцать миллионов, и хищники им в целом не угрожают. Если эта статистика недостаточно наглядна, подумайте: в США происходит почти два миллиона дорожно-транспортных происшествий с участием животных в год, и три четверти из них связаны с оленями. В Колумбии оленя увидишь редко, но в других штатах даже сбить его не так уж невероятно: каждый год это происходит с одним из ста пятидесяти водителей. Ущерб составляет более чем $1 млрд., аварии уносят сто пятьдесят человеческих жизней. В Шотландии происшествий, связанных с оленями, около тридцати в день.
Олени оказывают внушительное воздействие на другие виды. В областях, где они пасутся, на земле примерно на 40 % меньше насекомых и вполовину меньше паутины. И никакого секрета в этом нет: олени съедают кусты и побеги, на которых пауки плетут свои сети. Певчим птицам становится негде вить гнезда. Когда пищи мало, из-за оленей сокращается популяция бурундуков и белок, которые с ними конкурируют. После лесных пожаров олени могут помешать восстановлению. Эксперимент с контролируемым выжиганием показал, что разнообразие деревьев снижается, так как олени поедают ростки, например дубов.
Я был веганом и любил животных, но хотел жить в реальном мире. Я не считал, что существование оленей должно сталкивать на обочину все многообразие других видов. Может быть, кому-то все же надо убивать оленей? Какая разница Бэмби, получает ли человек, нажимающий на спусковой крючок, удовольствие? Какая животным разница, если человеком, нажимающим на спусковой крючок, буду… я?
* * *
Поместье Cornbury Park, расположенное примерно в часе езды на запад от Лондона, рекламирует возможность отстреливать лишних оленей. Я прохожу между каменными строениями и встречаю мужчину моего возраста по имени Том, который ведет меня в небольшой офис. На стене висит дюжина рогов и плакат с надписью: «ВЕГЕТАРИАНЕЦ: свободный перевод старинного индейского слова, означающего ПЛОХОЙ ОХОТНИК». Не самое идеальное начало.
Так получилось, что сегодня День перемирия. Я не вижу прямого противоречия между памятью о жертвах войн и попыткой убить невинного оленя, но все же чувствую, что момент можно было бы выбрать и получше.
Том нескольких дней не брился и несколько лет занимается богатыми горожанами, которые хотят подстрелить оленя – в теории, но не всегда на практике. «Посмотрим, как вы отреагируете, когда перед вами окажется живой зверь, – говорит он. – Кто-то чувствует, что не может его убить, а кто-то приходит в такое возбуждение, что ствол начинает мотать во все стороны». Заметка для себя:
