Монреальский синдром - Франк Тилье

В дальнем конце парка его ожидала скамейка — обрубок ствола, распиленный пополам по горизонтали. Под тем самым дубом, где они с Сюзанной когда-то, господи, как давно, вырезали свои инициалы: Ф и С. Встав перед дубом, он провел по груди рукой, глаза его были пустыми. Ему еще виделось пламя зажигалки, колыхавшееся перед искривленными губами араба, ему еще помнился этот особенный запах паленой кожи… Он сжал зубы, достал перочинный нож и процарапал на коре рядом с семью вертикальными черточками еще одну.

Восемь ублюдков, которые больше никому не причинят зла.

Шарко сложил ножик, сел на свою скамью и свесил руки между раздвинутых коленей. «Посмотреть со стороны, — подумал он, — сразу видно, насколько я состарился». Преждевременно состарился и, нет, не физически — морально. Теплый воздух ласкал ему затылок — будто мягкая ручка ребенка. Внизу засыпающая столица, свернувшись клубком, как огромная кошка, все больше погружалась во тьму, а вместе с тьмой ее накрывало тошнотворное облако преступлений и насилия.

Он печально смотрел на траву. Здесь, именно на этом клочке земли, точно в этом месте, он впервые увидел Эжени, которая сидела по-турецки на траве и листала любимую книжку его дочки, «Приключения Фантометты». Эжени тогда подняла голову и улыбнулась ему. Отравленная улыбка — самый первый симптом параноидальной шизофрении. Начало крестного пути — как будто смерти Сюзанны и Элоизы недостаточно.

Даже в самые тяжелые периоды своей болезни Шарко не оставался без помощи и поддержки Кати и Мартена Леклерк. Только наплевавшему на все человеческие и административные трудности Мартену и удалось удержать его на плаву. В 2006 году Леклерк стал руководителем совершенно новой службы, получившей название Центрального управления по борьбе с преступлениями против личности, и предложил ему там пост аналитика. Профессия эта была для полиции тоже относительно новой, и работа Шарко заключалась в том, чтобы — теоретически, — не выходя из кабинета, расследовать висяки, уголовные дела об убийствах и других формах насилия над личностью, закрытые за недостаточностью доказательств, но снятые с полки, когда появилась свежая улика. Проверка всей содержащейся в деле информации, сопоставление фактов, психологический подход к следствию, использование для вычисления убийцы, особенно серийного, любых средств информации — не только национальных, но и международных, в том числе и Интерпола, знание всех последних достижений не только в научной сфере, но и в области информационных и коммуникационных технологий… Для обладателя диплома психокриминолога и двадцатилетнего опыта работы на земле Франка Шарко, шизофреника с манией преследования, началась новая жизнь, вдали от улицы.

Зазвонил в кармане мобильник, и комиссар тяжело вздохнул. Прочел на дисплее телефона «Люси Энебель». А ведь время к полуночи, этой женщине пора бы уснуть, как и всем прочим, так нет же — она тут, она набрала его номер. Он подключился со слабой улыбкой.

— Поздновато для звонков, а, лейтенант Энебель?

— Но никогда не поздно ответить на звонок… Я знала, что ваш самолет приземлился в Орли в двадцать один тридцать, и подумала, что вряд ли вы уже спите.

— Потрясающая интуиция! А чем нас кормили на борту, вам тоже известно?

Люси вышла подышать свежим воздухом и сейчас стояла у входа в педиатрическое отделение больницы.

— Я вчера оставила сообщение на вашем автоответчике, а вы мне не перезвонили.

— Сожалею, но это было невозможно: мне как раз в это время подали жареную рыбью голову.

Долгая пауза. Наконец Люси снова заговорила:

— У меня есть для вас новости. Мы…

— Да, я в курсе, сразу, как прилетел, позвонил шефу. Вы имеете в виду убийство Шпильмана-младшего и его подружки, кражу бобины и скрытый фильм, который вы обнаружили, так сказать, за оригиналом. Но я сейчас занят другим.

— Чем же?

— Сижу на скамейке. Я только что преодолел несколько тысяч километров, москиты искусали меня до дыр, и я бы попытался, если не возражаете, хотя бы несколько минут не думать о деле.

Шарко зажал мобильник между ухом и плечом, протер носки туфель бумажным носовым платком, глянул на подошву и обнаружил там застрявшие в неровностях песчинки. Выковырял их пальцами и стал рассматривать.

— Так зачем вы мне звоните-то?

— Я же сказала, что я…

— Вы — что? Вам необходимо беседовать о трупах даже ночью? Вы хотите знать, что я нашел в Египте, чтобы подпитать собственную одержимость? Это ваше горючее, без этого вам не двинуться дальше? Любопытно было бы заглянуть в ваши сны, Энебель!

Люси остановилась посреди дорожки, отведенной для машин скорой помощи. В низком северном небе плясали синие и белые огоньки.

— Оставьте, пожалуйста, в покое мои сны, комиссар, и засуньте подальше свой убогий психоанализ! Я-то хотела предложить вам в связи с нашим делом ненадолго прокатиться в Марсель, но, похоже, вас это не колышет, и мне вас с места не стронуть. В конце концов, я всего лишь лейтенант, а вы — комиссар!

— Вы абсолютно правы: все это меня не колышет. Спокойной ночи, Энебель, — сухо сказал он и повесил трубку.

Люси несколько секунд злобно смотрела на мобильник. Этот тип — законченный идиот! Пусть катится ко всем чертям, она в жизни ему больше не позвонит! Побледневшая от бешенства, она купила себе в автомате плитку шоколада и мигом ее сожрала.

— Спасибо за лишние калории, чертова акула, кретин!

Она направилась к лестнице. А когда зазвонил телефон и на экранчике обозначилось имя Шарко, улыбнулась до ушей. Дождалась, пока телефон прозвонил столько раз, чтобы пора было включаться автоответчику, и только тогда заговорила:

— Ну? Вам все-таки захотелось узнать?

— Что там в Марселе, лейтенант Энебель?

Люси помолчала, потом начала рассказывать:

— Час назад нам позвонил специалист по фильмам пятидесятых годов. Ему удалось опознать актрису, которая снималась в короткометражке. Эту актрису зовут Жюдит Саньоль, и она еще жива, комиссар.

Шарко тяжело, с гримасой боли, встал со скамейки. Вздохнул.

— Хорошо, я согласен… Вернусь домой, скачаю оба фильма — оригинальный и скрытый, посмотрю наконец, что там такое происходит, надо же разобраться. В котором часу вы завтра будете в Париже?

— Мой поезд прибывает на Северный вокзал в десять пятьдесят две. Отъезд с Лионского в одиннадцать тридцать шесть, прибытие в Марсель в четырнадцать пятьдесят семь. Саньоль предупреждена, она будет ждать нас в гостинице. Я сказала ей, что мы журналисты и делаем репортаж о порнофильмах пятидесятых.

— Тема великолепная. Только вам придется сдвинуть время выезда. Я договорюсь о том, чтобы вы вместе с вашим шефом присутствовали на утреннем совещании в Нантерре. Потом мы вместе уедем оттуда в Марсель.

— Отлично. А теперь расскажите, что вы откопали в Египте.

— Три великолепные пирамиды — Хеопса, Хефрена и Микерина. До завтра, Энебель.

Прежде чем уйти из парка, он потрогал пальцем восемь вертикальных черточек на стволе дуба.

И — один в ночной тьме — сжал зубы.

33

В Нантерр Люси и ее шеф, майор Кашмарек, приехали вместе. Они успели на скоростной поезд на вокзале Лилль-Европа, потом у Северного вокзала в Париже поймали такси, которое и доставило их ко входу в главное здание Центрального управления судебной полиции. День предстоял напряженный, и Люси выбрала себе почти мужскую одежду: облегающие джинсы, хлопчатобумажную майку с короткими рукавами и кроссовки с тупыми носами. Она любила одеваться по-мужски, чтобы не выделяться среди коллег. Не пробило еще и десяти утра, но солнце жарило так, что поплыл асфальт. Над столицей и пригородами медленно поднималось облако загрязненного воздуха.

Внутри здания было прохладнее. В комнате для совещаний Шарко и Мартен Леклерк горячо обсуждали факс, который глава управления по борьбе с преступлениями против личности только что получил из посольства Франции в Египте. Гнусное письмо с обвинениями в адрес комиссара.

— Лебрен отправил копию Жослену. Тебе еще припомнят эту историю.

Шарко пожал плечами:

— Я и без того у шефа не в чести, историей больше, историей меньше, какая разница.

— То-то и оно, что историей больше! Сам же и даешь ему повод. А в какое положение ты меня ставишь? Будто мало сейчас свалилось на мою голову…

Зазвонил мобильник Леклерка, он глянул на дисплей — выражение его лица мигом изменилось:

— Катя…

Мартен отошел в сторону. Шарко, стоя на месте, смотрел, как он ходит взад-вперед, и ему казалось, что начальник и друг сейчас не совсем в своей тарелке: какой-то он чересчур нервный, да и дело, похоже, не слишком его волнует. Размышления комиссара прервали, войдя в комнату, Люси и Кашмарек. Леклерк сразу же распрощался с женой, вид у него был недовольный. Парижские полицейские пожали руки коллегам из Лилля. Обмен любезностями. Люси украдкой улыбнулась комиссару, а Кашмарек с Леклерком отправились поговорить за чашкой кофе.