Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Отец Филипп Каспарелйус из Рима, преподобный отче! Человек вел себя с самоуверенностью лакея, который не разобрал до конца имя пришедшего, но знает, что настоящее имя никогда не дойдет до ушей его господина, если неправильное будет повторяться достаточно часто и достаточно громко.

Архиепископ озадаченно посмотрел на Филиппо.

– С тайным сообщением от Папы! – протрубил сопровождающий.

Лицо Логелиуса мгновенно изменилось. Это была потрясающая перемена. В нем можно было уловить сходство с чертами утопающего, которому неожиданно протягивают спасительную палку. Архиепископ поспешил к дверям, схватил Филиппо за руку и провел его к ближайшему окну.

– Наконец, боже мой, наконец! – радостно бормотал Логелиус. – Вы и представить себе не можете, как же я вас ждал. Или по меньшей мере срочную депешу. Но что Папа Павел пришлет мне свое доверенное лицо… – Логелиус в радостном изумлении покачал головой.

– К сожалению, я не понимаю вашего языка, – сказал Филиппо на латыни, хотя его знание языков было куда лучшим, чем он это признавал.

– О! Ну… – Архиепископ безо всякого труда перешел на наречие бывшей Римской империи, нынешний международный язык католической церкви. – Я полагаю, святой отец ознакомил тебя с ситуацией?

Филиппо медлил. Такой поворот событий смутил его.

– С закрытием церкви, – добавил архиепископ Логелиус.

У Филиппо возникло ощущение, что необходимо подыграть архиепископу, если он хочет и дальше иметь с ним дело.

– Святой отец считает, что вы здесь лучше во всем разбираетесь, – предположил он.

Логелиус решительно кивнул.

– Так и есть, так и есть, вне всякого сомнения. Но дело очень сложное. В Северной Богемии есть два места, где в ближайшее время будут возведены две протестантские церкви. Это города Клостерграб и Браунау. Король хочет, чтобы обе они были закрыты. В Браунау этот вердикт проигнорировали, а из Клостерграба пришел весьма дерзкий ответ. Однако есть переписка с Браунау, с тамошним аббатом-бенедиктинцем, в которой говорится, что ситуация на грани взрыва и что он не может больше гарантировать безопасность монастыря, если протестантов станут слишком уж притеснять. И потому король Фердинанд приказал сначала позаботиться о Клостерграбе, причем как можно скорее, потому что они так дерзко ответили и потому что это, как он надеется, поможет припугнуть еретиков в Браунау. Это означает, что я, как аббат-эрцпримас Богемии» должен отдать приказ о сносе церкви в Клостерграбе.

Филиппо пожал плечами. Положение дел в этой стране было ему более чем безразлично. Но архиепископ неверно истолковал его жест.

– Правильно, – заявил он. – Правильно. Что тут можно поделать? Королю все просто. Клостерграб принадлежит архиепископству Праги, а следовательно, я вдвойне несу ответственность за все, что там происходит. Браунау формально руководит король, а значит, он может спихнуть ответственность на Католическую лигу, которая замкнула Богемию во всех контрреформаторских вопросах. Я получил недвусмысленный намек от соответствующей стороны, что высшие сословия Богемии не будут покорно смотреть на происходящее, если я отдам приказ о сносе.

– А что высшие сословия могут предпринять?

– Они могут пожаловаться кайзеру, – простонал Логелиус, – или напасть на меня под покровом ночи и вышвырнуть из окна. Именно так поступают здесь, желая показать недовольство чьей-то политикой. В последний раз, когда это произошло, пострадали семеро членов городского совета Праги. Гуситы штурмовали ратушу. Семерых несчастных толпа выволокла на улицу и насадила на вилы. Это произошло двести лет тому назад. Мне нетрудно представить, что многие люди в рядах протестантов считают, что пришло время еще кого-нибудь выкинуть из окна. – Архиепископ бросил опасливый взгляд на мостовую перед своим дворцом, находящуюся на глубине в несколько человеческих ростов. – Он смахнул со лба капли пота.

– Я и представить себе не могу, чтобы кайзер и король допустили нечто подобное, не объявив войны сословиям, – вставил Филиппо.

– Это еще предстоит сделать. Причем самое худшее заключается в том, – с обезоруживающей прямотой заявил Логелиус, – что перед этим я размозжу себе череп о мостовую под своими окнами. – Он снова вытер пот со лба.

Отвернувшись от окна, Логелиус неожиданно просиял и развел руки, будто желая прижать Филиппо к сердцу.

– Впрочем, все эти беспокойства отныне не имеют под собой оснований. Что святой отец наказал тебе передать мне?

Филиппо пару секунд размышлял. Он догадывался, что толку от архиепископа не будет никакого, пока кто-то не примет вместо него решение о том, что должно произойти с обеими церквями. Тем не менее можно было не сомневаться в его благодарности к человеку, который освободит его от этой тяжкой ноши. А благодарность архиепископа могла очень даже пригодиться Филиппо. Одновременно он размышлял и о том, какое решение мог бы принять Папа Павел. Без сомнения, письмо Логелиуса давно уже находится в Ватикане и Папа каждый день смотрит на него, грызет ногти и выслушивает рекомендации своих советников. Рано или поздно инструкцию составят, и если Филиппо на тот момент еще будет в Праге, а инструкция эта будет противоречить тому, что он сейчас скажет, то кто-то очень изумится и прикажет разыскать его. Он здесь совершенно один и рассчитывать может только на себя. Никто за него не вступится, если его арестуют, устроят допрос и выяснят, что он изменил своему долгу священника, обвинят в присвоении власти и заживо сварят в кипящем масле. Но Филиппо также прекрасно знал, кто является любимым советником Папы и какое решение этот любимчик сочтет правильным. Вера – это то, что человек готов претерпеть. Вы потеряли свою церковь потому, что ваша вера в могущество католичества была слишком слабой или потому, что ваша вера в могущество вашей протестантской ереси была слишком сильной, а? Он знал, что может посоветовать кардинал Сципионе Каффарелли.

– Сожги средоточие ереси, преподобный отче, – посоветовал Филиппо и на какой-то головокружительный, вызывающий страх миг получил представление о том, какие чувства бурлят в человеке, подобном его брату, когда тот отдает приказы.

Логелиус закрыл глаза…

– Благодарю, – прошептал он. – Благодарю. Это лишь подтверждает то, что я и сам хотел сделать. Теперь совесть моя чиста.

– Да пребудет с вами мир, преподобный отче.

Логелиус протянул ему руку. Филиппо беспомощно уставился на раскрытую ладонь. Она не была протянута для рукопожатия. Он должен был что-то вложить в нее.

Архиепископ наморщил лоб.

– Разве нет никакого документа? – изумленно спросил он.

– Распоряжение было дано мне лишь в устной форме, – услышал Филиппо свой собственный голос.

Их взгляды встретились. Филиппо опустил глаза, чтобы архиепископ ничего не смог в них прочитать, но каким-то непостижимым образом тот уже успел, хотя и неверно, догадаться, о чем невольно подумал Филиппо.

– Если все закончится катастрофой и не будет никаких доказательств того, что приказ исходил от Святого престола, то всю ответственность за случившееся буду нести я.

«Дерьмо!» – подумал Филиппо. Но тут его осенило. Он поднял повыше кольцо, которое носил на пальце, единственное, что его отец по собственной воле передал ему, разумеется, не забыв напомнить, что перед каждым использованием ему следует спросить совета у отца или, по крайней мере, у своего старшего брата Сципионе. Естественно, что при таких условиях Филиппо кольцом ни разу не воспользовался.

– Меня неверно представили вам, преподобный отче, – произнес он. – Мое имя Филиппо Каффарелли.

Архиепископ вздрогнул. Филиппо кивнул.

– Именно, – подтвердил он. – Как вы полагаете, преподобный отче, почему Папа послал именно меня? Кардинал-непот – мой брат.

Логелиус неуверенно улыбнулся.

– Прикажите одному из своих писцов составить документ, который засвидетельствует то, кем было издано распоряжение. Я утвержу его перстнем-печаткой своего брата.

Улыбка Логелиуса стала шире. И Филиппо сразу же понял, что ему делать дальше.

Когда немногим позже Филиппо наблюдал, как писарь капает сургучом на поспешно нацарапанный документ, который не годился даже на то, чтобы подтереть им зад, потому что можно было испачкаться чернилами и поцарапаться об острые края печати, он как бы между прочим заметил архиепископу:

– Вы могли бы помочь моему брату еще в одном деле, которым он хочет порадовать его святейшество.

– С удовольствием, – согласился Логелиус.

Писарь встал и отошел в сторону, а Филиппо занял его место, торжественно отполировал перстень, поднял руку, чтобы прижать печать к теплому сургучу, – и замер в нерешительности.

– Впрочем, возможно, все будет не так уж и просто, говорит мой брат. Простите, преподобный отче.

Архиепископ схватил руку Филиппо, зависшую над потихоньку засыхающей каплей сургуча, а затем, сделав небрежный жест, сказал: