Первая стена - Торп Гэв

Киилер ничего не ответила на его слова.

Рогал Дорн пришёл превратить Дворец в крепость. Огромные стены, господствующие башни и контрфорсы тысячами укрепили Санктум Империалис, а вокруг него возвышались и расширялись гигантские оборонительные сооружения Вечной стены и Последней стены, каждую из которых можно было назвать городом-государством. Администраторы остались, но к ним присоединились миллионы рабочих. Последние в конце концов получили оружие и стали солдатами, которым приказали защищать возведённые их же руками бастионы.

Амон изменился вместе со всем этим, но в глубине души оставался прежним. Благодаря кровавым играм он узнал о постоянно меняющихся сообществах и экосистемах, которые существовали как в центре, так и на окраинах Императорского дворца. Некоторые вещи никогда не менялись: демагоги, спекулянты и бандиты. С течением десятилетий менялись только способы торговли, угрозы и оплаты. А за последние месяцы Дворец снова превратился во что–то новое.

Его присутствие вызывало некоторую реакцию, волнение среди апатичной толпы, но так близко к Санктум Империалис появление кустодия не было редкостью, хотя и не было обычной рутиной. Несколько отчаявшихся людей выкрикивали прошения о помощи, более неуравновешенные требовали встречи с самим Императором. Другие благодарили кустодия за бдительность, ошибочно приняв его присутствие за один из нерегулярных патрулей в растущих лагерях.

— Нет ничего удивительного в том, что обездоленные прислушиваются к проповедям Lectitio Divinitatus, — сказал он самозваной Святой Леди Терры. — Когда у человека не остаётся сил, он будет искать надежду в любом источнике.

— Так и есть, — согласилась Киилер, нахмурив брови.

Они пересекли площадь, на которой горел большой костёр. Среди пламени Амон различил нечёткие очертания стеллажей и кафедр Администратума. Здание на дальней стороне было бухгалтерским офисом, его окна давно выбили, а содержимое разграбили. Внутри мерцали самодельные лампы.

— Вы рассматривали альтернативу? — продолжила Киилер. — Если эти обнищавшие люди не могут обратить свои мысли на поклонение Императору, то где ещё они могут искать помощи?

— Вы не понимаете весь масштаб глупости.

— Я стала свидетелем тьмы варпа, которая может поглотить душу, — тихо ответила она. — Вы забываете, что я видела, как магистр войны стал жертвой этого же заблуждения.

— Тем больше причин, по которым такие знания не должны получить широкого распространения, — сказал Амон. Он осторожно переступил через завёрнутых в одеяла людей. Лишь едва заметное движение показывало, что они живы, а не мертвы, невероятно устали и не замечают ничего вокруг.

— Принятие Его божественности не означает признания других сущностей, — возразила Киилер.

— Где вы такое слышали? — резко спросил Амон.

Киилер вытащила книгу из висевшей на плече сумки. Амону не нужно было присматриваться, чтобы узнать Lectitio Divinitatus.

— Эта мудрость на этих страницах, — сказала она ему.

— И всё же эти слова слетели с уст Лоргара, того, кто уже давно перешёл от почитания Императора к гораздо более тёмной жизни.

— Знание — это сила, следовательно, невежество — это слабость, — сказала Киилер. — Это битва, в которую Император хочет отправить своих слуг неподготовленными и безоружными. Стоит ли удивляться, что столь многие пали, когда они решили, что Император обманул их?

— Император выше любого суда. Я много раз находился рядом с Ним и не претендую на то, чтобы знать Его мнение об этих вещах.

— Но вы уверены, что Он осудит мою веру?

— Принять суеверную чушь — означает пригласить спекуляции и бессмысленность. Именно такой путь ведёт к концу всего, что создал Император. Для борьбы с этими самыми силами… — Амон замолчал, осознав, что не должен слишком многим делиться с Киллер. Она обладала уникальным опытом в событиях вокруг Гора, но тайна паутины и истинных целей Императора были нерушимы. — Знать — значит впасть в искушение.

— Я знаю и не искушена, — она остановилась на ступеньках портика здания Администратума и посмотрела Амону в лицо. — Император даёт мне силы противостоять их уловкам. Разве Он не создал и вас невосприимчивыми к подобным желаниям?

— Каждый кустодий — это особая работа, наполненная индивидуальной силой и целеустремлённостью, — сказал Амон. — Когда примархов можно сбить с истинного пути, у простого человека мало шансов устоять перед уловками и соблазнами скрытого врага.

— Я не думаю, что мы придём к согласию и что это будет наша последняя дискуссия по этому вопросу. Всё, о чём я прошу, чтобы вы подошли к тому, что увидите, — она показала внутрь здания, — непредвзято.

— И вы думаете, что сегодня я увижу что–то другое? Это пятое собрание, на которое вы меня привели, и всё, что я вижу, это бессмысленные ритуалы и шарлатанов.

— Возможно, это и к лучшему, с вашей точки зрения. Что, если бы вы стали свидетелем истинного чуда Императора? Вы согласились бы?

Амон ничего не сказал, а просто жестом попросил Киллер проводить его в бухгалтерский офис.

В фойе ждали мужчина и женщина, но они промолчали и просто посторонились, позволяя им пройти по главной лестнице и направиться в холл. Шагнув пригнувшись под арку, Амон оказался в круглом зале около тридцати метров шириной, пол которого заляпала грязь от множества ног и оригинальный мозаичный узор затерялся под её слоем. Потолок почернел от копоти нескольких костров, разбитые в нём окна служили дымоходами.

Первое, что поразило его, было пение. Большинство собравшихся стояли на коленях неровными рядами на неизвестно откуда взявшемся старом ковре, положив руки на колени. Он различил три десятка разных голосов верующих, некоторые из них были искусными, многие — нет. Усилия, вложенные в пение, никак не сказывались на качестве результата. Он ненадолго остановился на пороге, прислушиваясь к словам и стараясь как можно лучше расшифровать эвфемизм и метафору.

Это была песнь хвалы, надежды и благодарности.

— За что они благодарят Императора? — тихо спросил он Киллер, которая остановилась рядом. — Их дома разрушены. Они влачат жалкое существование. Скорее всего, они очень скоро умрут от холода или насилия.

— Но сегодня они всё ещё живы, — ответила Киилер со слезами на глазах. Она прижала руку к груди, к книге во внутреннем кармане. — Император защитил их во время бедствий, когда погибло так много других.

— Предубеждение выжившего — это не благословение.

Киилер проигнорировала его слова и вошла. Кирилл Зиндерманн шёл впереди пары, чтобы подготовить путь, и направлялся к главной певшей группе. С ним было ещё несколько человек, по-видимому, лидеры собравшихся. Когда их присутствие было замечено, пение прервалось и затем прекратилось. Собравшиеся верующие обратили внимание на вновь прибывших, некоторые с удивлением подняли руки ко рту. Сначала Амон посчитал это реакцией на своё появление, потому что по просьбе Киилер он пришёл в доспехах и с оружием. Но затем он услышал шёпот:

— Блаженная здесь! Она ходит среди нас! — И увидел, что, хотя взгляды и скользили по нему, они задерживались на Киилер. Это был первый случай, когда он находился в присутствии человека, кроме Малкадора, который привлекал большее внимание, чем он.

Киилер расчувствовалась, её лицо блестело в свете жаровен, а глаза широко открылись. Он слышал, как бьётся её сердце.

— Идёмте, идёмте, — позвал Зиндерманн, подводя их к передней части группы. Он представил их друг другу, но Амон не узнал ни одного из имён, как людей значительных. Прихожане были очень похожи на тех, кого он видел во время предыдущих экскурсий с Киилер. Мужчины и женщины, в основном старше среднего возраста, потому что более молодых и здоровых призвали в Имперскую армию. Некоторые были подростками, ещё недостаточно взрослые, чтобы учиться обращаться с лазганом.

Они смотрели на него со смесью подозрения и благоговения. Первое, как он понял, было вызвано незаконным характером собрания, а второе — его существованием как творения рук Императора. Он почувствовал себя неуютно под их взглядами, но ничем не выдал своих чувств, изучая их со спокойным интересом.