Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша - Андре Кастело

На следующий день после отправки этих строк, 6 ноября, т. е. 15 брюмера, Жозефина провожает мужа. Он не без опаски едет на банкет, устроенный на семьсот персон в честь его и Моро в церкви Сен-Сюльпис, которую переделали в храм Победы. Бонапарт боится, как бы его не отравили, и ест только яйца вкрутую. Под сводами церкви царит холод, такой же ледяной, как общий тон застолья. Каждый следит за любым своим словом и лишь вполголоса поверяет соседу свои тревоги или надежды.

— Мне скучно. Едем отсюда, — заявляет Бонапарт.

Возвратясь на улицу Победы, он застает там Фуше, Арно и неизбежного Гойе, который пожирает Жозефину глазами. Когда директор и министр отбывают, Арно, убежденный, что чистка назначена на завтра, 1 6 брюмера, осведомляется;

— В котором часу завтра?

— Завтра ничего. Партия отложена.

— Сейчас, когда дело зашло так далеко?

— Послезавтра все будет кончено.

— А вдруг завтра что-нибудь произойдет? Вы же видите, генерал, секрет просачивается.

— Старейшины — люди робкие. Они требуют еще сутки на размышление.

— И вы дали им эти сутки?

— Что за беда? Я оставляю им время убедиться, что могу действовать как с ними, так и без них. Итак, восемнадцатого!

16 брюмера Гойе, который, как сказал Андре Гавоти, «все еще верит в чистоту намерений своей обольстительной подруги, равно как в совершенство возглавляемого им режима», наносит Жозефине визит. Вот так ежедневно, в четыре часа пополудни, он является к той, кого любит. Она принимает его на своем канапе, не жалея на него ни улыбок, ни креольского сюсюканья, ни нежных взглядов, потому что по-прежнему надеется вовлечь директора в заговор. Но он, слепой, как сама страсть, вселившаяся в пятидесятилетнего мужчину, пребывает в экстазе и не замечает ее плутовства, так что, приехав на улицу Победы, Фуше слышит от него:

— Что нового, гражданин министр?

— Да ничего, честное слово, ничего.

— Полноте!

— Все та же болтовня.

— О чем же?

— О заговоре.

— О заговоре? — изумляется находчивая Жозефина, напуская на себя встревоженный вид.

— Да, о заговоре, но я знаю этому цену. Я в этом разбираюсь, гражданин директор, можете на меня положиться. Существуй заговор с тех пор, как о нем говорят, мы бы уже имели тому доказательства на площади Революции или Гренельской равнине.

Как хорошая актриса — «это была настоящая женщина», — скажет о ней ее муж, — Жозефина изображает крайний испуг, Гойе улыбается и думает, что успокоит ее таким заявлением:

— Министр говорит как человек, знающий свое дело; сказать нечто подобное при нас значит подтвердить, что ничего подобного нет; поступайте, как правительство: не тревожьтесь из-за этих слухов и спите спокойно.

Вечером Жозефина дает обед, на который приглашены Бернадот, Редерер и, главное, Моро. После трапезы, пока его жена уснащает беседу тысячью мелочей, секретом произносить которые к месту она щедро наделена, Бонапарт берет соперника за руку и отводит в сторону.

— Ну, генерал, что вы думаете о положении Республики?

— Полагаю, генерал, что, если не удалить людей, которые так плохо управляют ею, и не заменить нынешний порядок лучшим, надежд на спасение отечества не останется.

— Очень рад, что вы испытываете подобные чувства. Я боялся, как бы вы не оказались в числе тех, кто носится с нашей дрянной конституцией.

— Нет, генерал, я убежден, что наши институты нуждаются в изменениях; нужно только, чтобы эти изменения не посягали на основные принципы представительного правления и великие принципы свободы и равенства.

— Разумеется, — отвечает Бонапарт. — Все должно быть сделано в интересах народа, но нам нужно более сильное правительство.

Моро предлагает помощь своих друзей якобинцев, которые, по его словам, готовы примкнуть к движению. Бонапарт пожимает плечами.

— Мне нечего делать с вами и вашими друзьями, вы не представляете собой большинство. Вы перепугали Совет своим предложением объявить отечество в опасности и голосуете с людьми, которые позорят ваши ряды.

Он уже говорит как хозяин положения.

17, накануне великого события, весь день уходит на организационные мелочи. Сийес в перерыве между двумя уроками верховой езды пишет декреты. Оба председателя палат, которые участвуют в заговоре, готовят повестки с вызовом, которые будут разосланы депутатам глубокой ночью; Реньо де Сен-Жан-д'Анжели составляет афиши и «Обращение к парижанам», которые отправит в набор сын Редерера.

Бонапарт ищет себе коня.

Он располагает только кабриолетом, но Францию не покоряют в пролетке; поэтому адмирал Брюи одалживает ему вороного скакуна с огненным взглядом, но слишком норовистого. Бонапарт хочет выглядеть внушительным перед Советом старейшин, куда он отправится 18 брюмера, чтобы получить полномочия и принести присягу; для этого он окружит себя многочисленным штабом. Поэтому он созывает на восемь часов следующего утра всех наличных офицеров и сорок старшин Национальной гвардии. Что касается трех парижских кавалерийских полков, он извещает их, что в первом часу дня устроит им смотр на авеню Елисейских полей. Себастьяни[195], который участвует в заговоре, соглашается разместить на площади Согласия несколько пехотных полков.

А что Гойе?

Вечером, отобедав у Камбасереса, Бонапарт просит жену отправить с Евгением в Люксембургский дворец следующую записку — форменную уловку уличной девки:

«Дорогой Гойе, приезжайте с женой в восемь утра позавтракать со мной. Жду вас обязательно: мне надо поговорить с вами об очень интересных вещах.

До свиданья, дорогой Гойе, и верьте в мою искреннюю дружбу.

Ла Пажри-Бонапарт».

«Когда дело идет о заговоре, все позволено», — скажет Бонапарт, Цель его проста — иметь Гойе под рукой.

— Вот уже тогда волей или неволей он сядет в седло вслед за мной.

Жозефина и Бонапарт расставили капкан, чтобы заманить в него Гойе. Но они не приняли в расчет г-жу Гойе, которая уже не взирает благодушно на «два-три часика», проводимые ежедневно ее мужем в обществе чрезмерно соблазнительной г-жи Бонапарт. В такой ранний час — кто же наносит визиты в восемь утра? — да еще вместе с нею — это кажется ей странным, чтобы не сказать подозрительным. Поэтому она отправляется в особняк на улице Шантрен одна, К ее изумлению, улица, маленькая аллея и сад заполнены офицерами, которые, видя, сколько их туда вызвали, уже догадались, что «назначено на сегодня». Г-жу Гойе принимает Бонапарт, рассчитывающий в равной мере и на страсть Гойе к Жозефине, и на потворство и ослепление гостьи.

— Как! Разве председатель не приедет?

— Нет, генерал, он не может.

— Его приезд совершенно необходим. Напишите ему, сударыня, а я переправлю вашу записку.

Г-жа Гойе считает, что она всех перехитрила, нацарапав мужу следующие строки:

«Ты хорошо сделал, что не поехал сюда, мой друг: все здесь происходящее говорит мне, что приглашение было ловушкой. Я не замедлю вернуться к тебе…»

На этот раз у Жозефины нет оснований скрывать правду. Через несколько минут Бонапарта вызовут в Совет старейшин, и он вскочит на коня.

— Все, что вы видите, сударыня, — объявляет она упрямице, — должно подсказать вам неизбежность предстоящего. Я в отчаянии, что Гойе не отозвался на мое приглашение, согласованное с Бонапартом, который жаждет, чтобы председатель Директории стал членом подготовленного моим мужем правительства. Отправив свое письмо с Евгением, я достаточно ясно показала, какое значение этому придаю.

— Я возвращаюсь к мужу, — враждебно бросает г-жа Гойе.

— Не удерживаю вас, только передайте ему, чтобы он хорошенько подумал, и сами подумайте вместе с ним над тем, что мне поручено вам передать. На ставке не только его интересы: влияние, которое окажут Сийес и его люди на готовящиеся события, зависит от позиции, занятой председателем. Используйте все свои возможности, чтобы побудить его приехать.

Тем временем Бонапарт тащит за собой Бернадота, который, будучи вызван так же, как другие, явился тем не менее в штатском: он не на службе и не обязан быть в мундире.

— На то, чтобы переодеться, вам довольно будет минуты.

— Меня не предупредили. Приказ нужно было отдать заранее.

Словом, он отказывается понимать, «Генерал без формы! Пришел бы уж тогда в домашних туфлях!» — думает Бонапарт и возвышает голос:

— Вашу Директорию все ненавидят, ее конституция исчерпала себя. Нужно смести ее и придать правительству другое направление, Идите и наденьте мундир, я не могу ждать долго, вы найдете меня в Тюильри среди всех наших сотоварищей.

Будущий король Шведский и бровью не ведет.

— Бернадот, — настаивает начинающий диктатор, — не рассчитывайте ни на Моро, ни на Бернонвиля, ни на генералов из ваших. Когда вы лучше узнаете людей, вы увидите, что обещают они много, выполняют же мало. Не полагайтесь на них!