Покоритель джунглей - Луи Жаколио

Он решил тем не менее не торопить события и не устраивать скандала. Он знал, что полк подчиняется только ему и в случае необходимости он всегда сможет применить силу.

В этот момент Барнетт, задыхавшийся в своем костюме, вышел на веранду подышать. Офицер поспешил воспользоваться случаем, чтобы рассеять свои сомнения — в общем-то у него их не было, но ему хотелось добавить последнюю улику к уже имевшимся.

Он быстро подошел к Барнетту и сказал:

— В гостиных слишком жарко, не правда ли, мой генерал?

Барнетт, смущенный, хотел бы ответить, поболтать немного. Вынужденная немота начала угнетать его, но он понимал, что со своим чудовищным акцентом ему никак не удалось бы выдать себя за французского генерала, тем более перед офицером. Поэтому, вспомнив о причине своей псевдоглухоты, названной Барбассоном казначею, он показал полковнику на свои уши, давая ему понять, что не слышит его.

Но де Лурдонекса нелегко было поймать на эту удочку, и он заметил, смеясь:

— Держу пари, генерал, как бы здесь ни было жарко, в Пуант-де-Галль вам было жарче, когда с веревкой на шее вы шли вместе с вашими товарищами к виселице.

Когда Барнетт услышал эти слова, его чуть не хватил удар, в течение нескольких секунд он не мог выдавить из себя ни слова. Горло у него пересохло, язык не повиновался.

Когда к нему вернулись силы, он пробормотал в ответ:

— Что вы хотите этим сказать, полковник? Виселица… веревка на шее… Я не понимаю.

— Смотрите-ка, вы внезапно обрели слух, и я думаю, мы сговоримся. Вы прошли мимо меня, идя на эшафот. Покоритель джунглей, вы и туземец. Так вот, я узнал вас всех троих. Вы прекрасно понимаете, что не сможете меня провести, а я не могу позволить вам продолжать эту комедию.

— Да черт меня побери, если вы думаете, что она меня забавляет!

— Слава Богу, вы не опускаетесь до лжи.

— Мне в сотни раз приятнее носить мой костюм охотника, чем эту чертову шерстяную кольчугу, в которой я задыхаюсь, и, клянусь честью, раз уж вы открыли наш секрет, я быстренько предупрежу моего друга, и мы улизнем не попрощавшись… А все же вам лучше было бы промолчать, вы бы отдали Индию Франции, и никто бы вас не обвинил в том, что вы замешаны в этом обмане.

— Возможно, вы и правы, но мне, вероятно, пришлось бы выступить с моим полком, признайтесь, что это меняет дело. Ответственность, которую я вынужден был бы взять на себя, не позволяет мне молчать… Идите предупредите вашего друга, я не хочу его видеть, я слишком восхищаюсь силой его характера и героическими действиями в Индии, чтобы хладнокровно разбить его иллюзии. Скажите ему, что я даю ему время до десяти часов сегодняшнего вечера, чтобы покинуть французскую территорию. По истечении этого срока я вынужден буду рассказать губернатору о невероятной комедии, жертвой которой он чуть не стал. Прощайте! Это мое последнее слово. Самое главное, скажите ему, что я им восхищаюсь.

Барнетт поспешно нацарапал на листке из записной книжки: «Найди предлог, чтобы закончить как можно быстрее эту бесполезную комедию. Мы разоблачены. Выйди ко мне, я тебе все расскажу».

Через пять минут испуганный Сердар выбежал на веранду.

— Что случилось? — спросил он в страшном волнении.

— Случилось то, что полковник морской пехоты, которого тебе представляли, был в Пуант-де-Галль в день нашего побега, и он узнал нас.

— Какое роковое стечение обстоятельств!

— Так вот, ты понимаешь, у человека может быть двойник, но три двойника — это уже слишком.

— И ты не пытался отрицать?

— Отрицать? По-моему, ты сходишь с ума, надо было нас с Нариндрой оставить на борту, и тогда все шло бы как по писаному. Но мы втроем здесь, когда всего пять дней тому назад нас видели вместе да еще при обстоятельствах, когда лица запоминаются надолго.

— Послушай, Барнетт, я решился на все. Потерпеть неудачу у самой цели, нет, это невозможно, от этого я сойду с ума. Все поверили в мою миссию, я арестую полковника на основании якобы полученного мною секретного приказа, и…

— Нет, ты не сходишь с ума, ты уже сумасшедший! А кто выполнит твой приказ?

— Верно, — обескураженно заметил Сердар, — ты тысячу раз прав, но видеть, как в одно мгновение рушатся мечты, надежды отомстить за мою страну! О Барнетт, я проклят, не знаю, что удерживает меня от того, чтобы покончить с жизнью…

Сердар выхватил револьвер, и рука его поднялась к виску.

Барнетт вскрикнул, бросился к нему и вырвал из его рук смертоносное оружие. Помедли он еще секунду, и несчастного Сердара не стало бы.

— Что нам теперь делать? Как выйти из этого тупика, чтобы не стать посмешищем?

— Хочешь совет?

— Умоляю о нем.

— Полковник — один из твоих поклонников, лишь долг не позволяет ему принять участие в заговоре. Но он предоставляет тебе возможность с честью выйти из создавшегося положения и дает нам время до десяти часов вечера. Знаешь, что тебе надо делать? Продолжай разыгрывать из себя губернатора, а ночью смоемся без лишнего шума, я предупрежу Шейх-Тоффеля, чтобы он держал «Диану» под парами.

— Ладно, пусть будет так. Пошли ко мне сейчас же Раму и Нариндру, мне надо поговорить с ними до того, как я вернусь в зал.

Барнетт поспешил выполнить желание друга.

В тот момент, когда Сердар остался один, появился полковник де Лурдонекс, держа в руках голубой листок бумаги.

— Я не хотел снова встречаться с вами, — сказал он Сердару, — но я нашел средство, как спасти вас от позора, вот оно.

И он протянул Сердару листок.

Тот поколебался, затем взял его. Из глаз его струились слезы.

Полковник, растроганный, протянул ему руку, и Сердар судорожно пожал ее, проговорив:

— Я не сержусь на вас, я тоже знаю, что такое честь офицера.

Потом он подавил вздох:

— Я поступил бы, как вы. Прощайте!

— Прощайте, удачи вам! — ответил полковник и вышел.

Сердар развернул листок бумаги, это была ложная депеша, напечатанная на настоящем телеграфном бланке. Полковник воспользовался полевым телеграфным аппаратом своего полка.

Депеша гласила:

«Серьезные осложнения в Европе, оставьте командование губернатору де Рив де Нуармону и возвращайтесь в Европу».

Это избавляло Сердара от насмешек и позора.

Как только Нариндра и Рама вместе с Барнеттом появились на веранде, он сообщил им содержание телеграммы и сказал:

— Мы отплываем через два часа.

Затем он отправил Раму на поиски Сива-Томби-Модели, его брата, чтобы он вместе с Эдуардом и Мэри немедленно поднялся на корабль.

Затем, влетев в зал, где продолжался прием, протянул депешу губернатору.