Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 4. Еще один шпион - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она подумала.
– Нет. Я просто...
И замолчала, напряженно уставившись в ветровое стекло. Леший заметил две или три тени в жидком свете лампы над дверью парадного. Кто-то переговаривался по домофону. Леший посмотрел на Пулю. Она сидела прямо, тихонько теребила свои кружева.
– Ладно, я пойду, наверное, – сказала она не совсем уверенно.
– Это к тебе пришли? – он кивнул на улицу.
Переговоры по домофону закончились, но компания у подъезда никуда не уходила. Ему даже показалось, что они как-то заинтересовались его машиной. Или ее содержимым. Подозрительная какая-то компания. Леший подумал и сказал:
– Ладно. Ты меня проводила, теперь я тебя буду провожать. Вежливость за вежливость, так?
– С моей стороны это была не вежливость, – сказала она.
– Тем более, – невпопад ответил Леший. – Пошли.
Он выключил двигатель, застегнул куртку. Тех, у подъезда, было трое, теперь он это ясно увидел. Они быстро направились к машине. Двое остановились у водительской двери, блокируя выход, третий подошел справа, дернул пассажирскую дверь, открыл и, отступив на шаг, нетерпеливо хлопнул в ладоши.
– Опять грустный, да? Виходи, зачем туда сель? – скороговоркой проговорил он, коверкая русские слова. – Такой красивый, такой глупий! Выходи, епмать! Быстро-быстро пошель!
Он наклонился и буквально выдернул вскрикнувшую Пулю из салона.
От этого мягкого, растянутого говора, от этого знакомого до тошноты акцента, от этой беспредельной наглой уверенности Лешего переклинило. Он резко распахнул дверь, ударив в лоб скалящуюся через стекло рожу, выскочил наружу, пугающе крикнул:
– Милиция! На землю!
Но дожидаться выполнения команды не стал. Ребром ладони под кадык любопытному весельчаку с кастетом на правой руке, тот мягко хрюкнул, оторвал левую ладонь от лба и рухнул на колени. Первый готов. Без разворота, плавно продолжая движение, Леший выбил нож из занесенной руки, локоть – в скулу, колено – в пах. За загривок, лицом в асфальт – в капот было бы вернее, но кузовщина дорогая, пожалел. Второй готов. Обежав машину, Леший оказался рядом с третьим, который успел отшвырнуть Пулю и рукой нырнул в карман. «Ствол», – безошибочно подумал Леший, сильным ударом сшиб его на землю, подмял под себя, молотил головой в лицо, искал на ощупь вооруженную руку и орал:
– Брось, иначе сдохнешь!
Когда-то давно, на войне, он так орал при зачистках в горных аулах, перед тем как швырнуть гранату. Обычно бросали. И сейчас по асфальту что-то заскрежетало.
– Все, все, бросиль, отпусти!
Майор знал их подлые хитрости и все же поймал наконец правую руку, которая действительно оказалась пустой. Отвесив еще пару оплеух, Леший встал. Боковым зрением он увидел, как две тени рывками, дергаясь, удаляются в сторону улицы. Осмотрелся. В стороне, под фонарем, что-то чернело. Пистолет? Он сделал несколько шагов. Точно! «Глок». И где они берут такие «пушки»?
Третий на карачках отбежал в сторону дома, поднялся, потер лицо и, хлюпая носом, крикнул:
– Тебя жить не будишь! Убию! На куськи резить буду!
Потом он резво побежал, но Леший гнаться не стал: сунул трофей за пояс и подошел к плачущей Пуле.
* * *– Он ударил меня. Потом наставил вот так свой палец, – Пуля показала, как наставил. – И сказал: будешь моя девушка. Я на тебя, говорит, глаз положил, никуда теперь не денешься. На этом своем тарабарском языке, но смысл примерно такой. Где живешь, говорит, приеду, заберу к себе...
Пошел дождь. Внезапно и сильно, будто кто-то подкрался со шлангом и стал поливать на ветровое стекло. Леший включил и выключил дворники. Потер ушибленный лоб.
– А ты что? – спросил он.
– Ничего. Молчала. В ступоре была. Страшно ведь. Он же наркот, порошок нюхал с ногтя. Бил меня по щекам. Хотя несильно так, красовался просто перед своими. Потом сумочку выхватил, вытряхнул все на пол. Я как знала, еще с утра паспорт выложила, маме надо было в ЖЭК идти... Хотя обычно всегда забываю про такие дела, а тут как знала, как чувствовала. Но он сотовый мой взял, говорит, этого хватит. Я не понимала, зачем ему сотовый. А потом он буквально на следующий день начал по городскому названивать. Мама один раз меня позвала к телефону, потом я ее попросила просто бросать трубку. И увидела... Позавчера увидела – они около нашего подъезда околачиваются. Втроем. Я домой не пошла, у подруги заночевала. Маме позвонила, соврала что-то... Я думаю, он мог «симку» мою по операторской базе проверить – там ведь все паспортные данные есть...
Пуля уперлась коленом в перчаточный ящик, обхватила колено руками. С упрямым выражением лица смотрела она на опустевшую площадку перед парадным.
– Почему они чувствуют себя у нас хозяевами? – спросила она. – Почему у них все получается и все сходит с рук?
Леший пожал плечами.
– Продается все, что нельзя отнять. А они и отнимают, и покупают...
– Здесь можно курить?
– Нет, – сказал Леший, сам не зная почему. Он частенько курил в машине.
Пуля смущенно шмыгнула носом.
– Крюгер назвал его – Ресничка, – сказала она. – Его раньше в «Козероге» не было, там вообще раньше только наши, а теперь черных полно.
– Крюгер? – переспросил Леший.
Что-то мелькнуло в памяти. Худое мальчишеское лицо в свете уличных фонарей, «скорая», тревога какая-то.
– Крюгер. Кто он такой?
– Друг. Знакомый, – сказала Пуля. – Он главный диггер как бы. Он пытался за меня вступиться, но Ресничка был не один...
– Ясно. А главный этот твой диггер, значит, был один.
Теперь у Лешего саднил не лоб, саднило что-то внутри, как изжога.
– Значит, в «Козероге» диггеров больше нет, одни кавказцы?
– Не знаю. Крюгер ведь там часто сидит. И Рыба со своими – тоже. Я там редко бываю, но я ведь не...
Она не договорила, повернулась к нему.
– Вы ведь сами делали так, чтобы диггеров не было. Боролись и все такое. Ведь так? А природа не терпит пустоты.
Леший с удивлением обнаружил, что даже не разозлился почти. Какая-то первокурсница учит его жизни, фитиль вставляет, а он спокоен и благостен, как Будда.
– Я думаю вот что, – сказал он. – Ты можешь написать заявление участковому. А лучше еще и в Центральный отдел, к которому «Козерог» относится. Кража сотового телефона, домогательства, преследование. Нападение. Ресничку твоего поймают, отправят куда надо. И будет тебе счастье, как говорится.
– Бесполезно все, – Пуля встряхнула плечами. – Он не боится никакой милиции, с пистолетом в открытую ходит. Я тебя убью, говорит, и уеду к себе домой, а ваши менты умоются.
Дождь тупо барабанил по крыше с прежней силой, не собираясь прекращаться. Пуля вздохнула.
– Спасибо вам, что вступились. Здорово вы их приложили, я такое раньше только в кино видела. Честно.
Она опустила колено, взялась за ручку, щелкнула замком и тихонько толкнула дверь локтем – шум дождя усилился, вступил внутрь машины. Леший наклонился, чтобы закрыть блокиратор, когда она выйдет, но Пуля вдруг обернулась, лицо ее оказалось совсем рядом, они чуть не стукнулись носами.
– А вы не могли бы когда-нибудь взять меня в этот ваш, как его... «минус»? – спросила она почему-то шепотом. – И в тайный город ваш? Просто – когда-нибудь? В принципе, а?
* * *«Козерог», «Козер». Сколько – шесть лет? Семь? Или все восемь он здесь не был? Видно, лучше было и не приходить сюда, не видеть. Живого ничего не осталось, настоящего ничего. Красное и черное, блестит, сверкает, неоновые трубки какие-то наливаются, моргают... и еще это идиотское чучело на стене. С рогами. Чучело его добило просто. Из динамиков турецкое что-то валит, зурны там всякие, завывания. А еще малолетки, обряженные черт знает во что, будто с массовки из дешевого фильма ужасов – сидят, забились за четырьмя столиками в самом конце зала, делают вид, будто им клёво и все зашибись. Еще пара столиков – случайные посетители лет за тридцать, слегка напряженные такие. Еще бы, ведь на всем остальном пространстве идет зазвонистая гульба в стиле махачкалинской окраины: громкие переговоры через зал, тосты со вставаниями, швыряние тысячерублевок и всякие «ты мнэ паставь этот песня, где такой, знаиш: а-ла-лэ!..» В общем, дым коромыслом и полное игнорирование остальной публики. Да, это были кавказцы. Вполне себе пьющие и курящие кавказцы. И даже ругающиеся на русском матерном жаргоне.
Леший вместе со старшим лейтенантом из патруля (оба в штатском) прошли через зал, уселись за дальний столик, потеснив затянутую в кожу и бархат молодежь. Осмотрелись. Леший вчера, конечно, не успел толком рассмотреть лица нападавших, но память у него цепкая, не подводила еще ни разу.
Ага. Кажется, одного увидел. Пластырь телесного цвета под левым глазом и на носу. И лоб в свежих царапинах. Это его он в асфальт приложил тогда.
– Вон тот мне нужен, – сказал он лейтенанту негромко. – И ты внакладе не останешься. Как минимум, пара «чеков»[32] кокса, кастет, нож, может, и «стволы» окажутся...