Ловцы фортуны - Каролин Терри

Генриетта долго сидела неподвижно. Сознание ее мутилось от ужаса, отвращения и страха перед своей ролью, достойной пьесы Эсхила. В полном смятении она думала о противоестественности случившегося, о грехе против всех законов природы, который с ее точки зрения, не умалялся неведением преступников. Она размышляла о собственном грехе и с ужасом поняла, что предала леди Энн, что ее преданность умершей госпоже толкнула ее на ложную и скользкую дорожку ненависти и озлобления. Конечно, Энн хотела бы, чтобы она защитила ее детей, а не стояла отчужденно, словно околдованная, когда они играли роли в своей трагедии. И с осознанием катастрофы и своей ужасной вины ненависть Генриетты к Мэтью растаяла. Все эти годы она мечтала о мести, а когда она состоялась, горькое сожаление охватило ее. Теперь она должна была рассказать ему о случившемся, но не могла.

Она вновь вошла в комнату Филипа, сняла с дверцы портрет Тиффани, вновь вернулась к окну и тут увидела путь, который избавит от разговора с Мэтью.

Шофер, отвезший Филипа на вокзал Виктория, вернулся с двумя пассажирами, приехавшими из Паддингтона; к парадному входу направлялись Миранда и ее гувернантка.

Генриетта, находясь в смятении чувств, совсем забыла, что Миранда должна была приехать в Лондон из Брайтуэлла, чтобы пройти у врача регулярный медицинский осмотр. В этом заключалось спасение Генриетты, но это же означало, что весь этот день она должна скрывать охватившее ее возбуждение. В полдень гувернантка отвела Миранду к врачу, затем они вернулись домой. И наконец из конторы прибыл сэр Мэтью. Как обычно, когда Лоры не было в городе, он прошел прямо в библиотеку, где Паркер уже приготовил ему выпить, и где зимой и летом горел камин. Генриетта ждала у дверей библиотеки, когда Миранда спустится из своей комнаты, чтобы повидать отца.

Вот и она; волосы расчесаны и сияют темным золотом, чинно шагает по лестнице. Миранда никогда не торопится, она всегда знает свое время и место, рассудительная и осторожная девочка, оставляющая впечатление, что она всегда совершенно четко знает, куда идет и что делает. Нелюбовь Генриетты к Миранде испарилась вместе с ее ненавистью у Мэтью, но она не испытывала сожаления, вкладывая в руку девочки сложенный портрет и письмо.

— Отдай все это отцу, но сама не смотри.

Миранда кивнула. Ее не интересовали бумаги, предназначенные отцу, она решила, что они связаны с хозяйственными делами, но в любом случае у нее не было возможности заглянуть в них, потому что она стояла уже у самой двери в библиотеку, и Генриетта следила за ней.

Мэтью стоял перед камином. Для июля погода была холодной и пасмурной, но он любил камин за уют, создаваемый им в помещении, а не за тепло. Когда Лоры не было рядом, он скучал.

— Дорогая! — он протянул руки, крепко обнял Миранду и нежно поцеловал ее в лоб. — Рад тебя видеть. Можешь остаться и пообедать вместе со мной. Филип сегодня уехал.

Миранда вспыхнула от радости и от приглашения, и от известия об отсутствии Филипа.

— Я была у доктора.

— Что он сказал? Это его отчет? — и Мэтью указал на бумаги, которые она по-прежнему держала в руках.

— Нет, это Генриетта просила передать тебе. — Она протянула ему портрет и письмо. — А сэр Уильям пришлет тебе отчет завтра, — закончила она.

— Что он говорит? — вновь спросил Мэтью. — Он обнаружил какие-нибудь улучшения твоего слуха?

— Нет, — она чуть улыбнулась на его разочарование. — Папа, ты же знаешь, все эти осмотры — пустая трата времени. Вряд ли что-нибудь изменится. И это не имеет значения. Я могу прекрасно обходиться и без слуха.

Мэтью улыбнулся ей в ответ.

— Да, ты чудесно справляешься. Я горжусь тобой.

Он задумчиво постучал своими изящными сильными пальцами по бумагам и взглянул на них. Повернувшись к огню, он неторопливо развернул портрет. Красивая девушка, подумал он, но с чего Генриетта решила, что это должно заинтересовать его? Могла бы и прекратить эти попытки! Роскошное создание… Затем он прочитал подпись и его сердце дрогнуло… Он прочел имя на конверте, подписанном рукой Филипа, и трясущимися пальцами открыл его. Наконец он решился прочесть само письмо. Его лицо побагровело, он зашатался, из горла вырвался ужасный сдавленный вопль, и Мэтью Брайт рухнул. Когда он упал на пол, его рука, держащая бумаги, попала в огонь, но он уже не чувствовал боли.

Миранда закричала.

И мир никогда уже не стал прежним.

Глава двенадцатая

С лица Мэтью исчез багровый румянец, и оно приобрело тусклый свинцовый оттенок. Правая рука была туго забинтована, но боль в ней почти не ощущалась по сравнению с мукой в сердце.

— Полный покой, сэр Мэтью, — заявил врач. — Без всякого сомнения, у вас случился удар.

— Чушь, — слабо ответил Мэтью. — Я споткнулся о каминный коврик.

— У вас нелады с сердцем. Малейшее усилие может спровоцировать новый приступ. Я настаиваю, чтобы вы оставались в постели.

Левой рукой Мэтью дернул шнурок звонка.

— Доктор уходит, Генриетта. Проводите его и возвращайтесь.

Когда она вернулась, они долго безмолвно смотрели друг на друга, не зная с чего начать.

— Я не стану спрашивать, Генриетта, откуда вы все узнали, — произнес наконец Мэтью. — Я лишь благодарен вам за это. Теперь мне нужно время, чтобы решить, что можно сделать.

— Разве не слишком поздно что-либо предпринимать?

— Никогда не поздно! Как-нибудь, чем-нибудь, кто-нибудь может быть спасен… О Боже, ребенок…

Мэтью закрыл глаза, сраженный ужасом.

— Как это началось? Когда они встречались? Но есть еще кое-что, о чем я хотел бы узнать, Генриетта, и ты одна из двух оставшихся в живых людей, кто может ответить мне. Как долго Энн спала с Джоном Кортом?

Генриетта очень удивилась подобному вопросу.

— У них было множество возможностей, — медленно заговорила она, и в ее тоне проскользнула нотка осуждения за то, что в свое время он так забросил Энн, — но они лишь раз воспользовались случаем.

— Лишь раз? Вы уверены? — Мэтью попытался сесть в постели, его серые щеки порозовели.

— Конечно, — ответила она, — и в результате на свет появилась Тиффани. — Лишь теперь Генриетта начала понимать его поведение по отношению Филипу. — Уверяю вас, это правда. Я знала ее лучше всех и я постоянно была в доме. Я бы знала, если бы у них было что-то еще с Кортом. — Она помолчала. — Мистер Филип и мисс Тиффани лишь наполовину брат и сестра, — произнесла она со значением.

Мэтью вновь откинулся на подушки: наконец-то в его мире все становилось на свои места, хотя и ценой катастрофы; в этом кошмаре была и светлая сторона — у него есть сын. И после этого открытия в Мэтью проснулось желание в первую очередь защитить Филипа.

— Что бы ни случилось, Филип не должен узнать истину. Слава Богу он в отъезде… мне нужно время…

Он протянул здоровую руку и со всей силой ухватил Генриетту за запястье.

— Генриетта, я надеюсь, вы никому ничего не расскажете, ни сейчас, ни потом. Обещайте!

— Обещаю.

— Вы должны сказать другим слугам и леди Брайт, что произошел несчастный случай. Никто не должен подозревать, что я болен, никто не должен знать, что меня потрясло. Я споткнулся о коврик, от удара о камин потерял сознание и немного обжег руку. Вы понимаете?

— Да, сэр. Генриетта чуть не плакала. — Но доктор говорит, что вы должны лежать.

— Мне надо многое сделать. Я должен разобраться…

Мэтью попытался выбраться из постели, но ему не хватало сил, и он выругался.

— Позовите Миранду.

Неожиданно его лицо исказила страдальческая гримаса:

— О Энн, — простонал он, — твои дети… бедные, бедные дети!

Генриетта расплакалась и выскочила из комнаты. Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, поэтому она не сразу отправила Миранду к отцу. И это время ушло у Мэтью на горькие сожаления — сожаления, что он не верил Энн, когда она утверждала, что Филип его сын, сожаления, что он отказался от Тиффани, ведь если бы он воспитывал ее как свою дочь, кровосмешения никогда бы не случилось. Он отчаянно бранил судьбу за столь ужасные события, но когда появилась Миранда, он вновь стал самим собой.

Миранда вошла неуверенно, ее лицо было еще бледнее, чем его, но когда она увидела, что он сидит в постели, она бросилась ему на шею.

— Я думала, ты умер, — прошептала она.

— Родная моя, — Мэтью погладил ее по волосам. — Прости, что я напугал тебя. Со мной все в порядке и завтра я уже встану.

Она присела на краешке кровати.

— Твоя бедная рука, — прошептала она, осторожно касаясь повязки. — Я вытащила ее из огня, но она так обожглась, вся… — она задрожала.

— Бумаги, которые я держал, что случилось с бумагами? — резко спросил он.

— Они сгорели. Я не успела их вытащить.