Ученик - Тесс Герритсен

— Почему же вы до сих пор женаты?

— А какая альтернатива?

— Быть холостым.

— Вы хотите сказать, одиноким? — Слово «одиноким» он произнес с такой интонацией, будто это был самый худший выбор. Некоторые делают выбор в надежде на лучшее; Корсак же сделал выбор, просто чтобы избежать худшего. Он лежал, вперив взгляд в зеленую линию на мониторе, которая показывала, что он еще жив. Хорош или плох был его выбор, но итогом оказалась эта больничная палата, где страх соседствовал с горечью сожаления.

«А где буду я в его возрасте?» — подумала Риццоли. Тоже на больничной койке, жалеть о сделанном выборе, мечтать о той дороге, которой так и не пошла? Она вспомнила свою унылую квартиру с голыми стенами, одинокую постель. Чем ее жизнь была лучше жизни Корсака?

— Я все боюсь, сердце остановится, — пожаловался он. — И на экране появится прямая линия. Ужасно боюсь.

— Перестаньте смотреть туда.

— Если я не буду смотреть, тогда кто будет?

— Медсестры постоянно следят, у них на рабочем месте тоже такие мониторы.

— Но разве на самом деле они следят? Да просто делают вид, а сами болтают о тряпках и мужчинах. Кому, кроме меня, нужно мое сердце?

— Но у них есть система оповещения. Если что-то не так, аппарат подает сигнал.

Он взглянул на нее недоверчиво.

— Вы не шутите?

— Вы что, не доверяете мне?

— Не знаю.

Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, и ей вдруг стало стыдно. Она не имела права рассчитывать на его доверие, особенно после того, что случилось на кладбище. Воспоминания о той ночи до сих пор преследовали ее: перед глазами возникал Корсак, беспомощный, брошенный в темноте, и она — такая эгоистка, озабоченная лишь погоней. Она не могла смотреть ему в глаза и предпочла отвести взгляд, сосредоточившись на его мясистой руке, из которой торчала трубка капельницы.

— Мне так совестно, — сказала Риццоли. — Честное слово.

— За что?

— За то, что не сразу кинулась вас искать.

— О чем вы говорите?

— Вы что, ничего не помните?

Он покачал головой.

Она замолчала, вдруг осознав, что он действительно ничего не помнит. И она может не продолжать этот разговор, а он никогда не узнает, что она предала его. Возможно, молчание было бы самым легким выходом из положения, но она знала, что не сможет жить с такой ношей.

— А что вы помните о той ночи на кладбище? — спросила она. — Самое последнее?

— Последнее? Я бежал. Кажется, мы вместе бежали, верно? Преследовали преступника.

— Что еще?

— Помню, я страшно разволновался.

— Отчего?

Он фыркнул.

— Оттого что не мог догнать какую-то девчонку.

— Ну, а потом?

Он пожал плечами.

— Пожалуй, все. Больше ничего не помню. Очнулся, только когда медсестры стали всовывать мне в рот эту трубку... — Он замолчал. — Со мной все в порядке. Можете так и передать всем.

Повисло молчание. Корсак упрямо смотрел на экран монитора. И вдруг произнес, с досадой в голосе:

— Боюсь, я испортил всю операцию.

Она удивилась.

— О чем вы...

— Вы только посмотрите. — Он ткнул себя в пухлый живот. — Как будто проглотил баскетбольный мяч. Вот на что он похож. Или будто я на пятнадцатом месяце беременности. Не могу даже угнаться за девчонкой. А когда-то, знаете, я отлично бегал. Как скаковая лошадь. Не то что сейчас. Вам бы тогда меня встретить, Риццоли. Вы бы меня не узнали. Что, не верите? Потому что видите меня такой развалиной. В самом деле рухлядь. Слишком много курил, слишком много ел... — «Слишком много пил», — добавила она про себя. — ...в общем, мешок жира. — Он со злостью хлопнул себя по животу.

— Корсак, послушайте меня. Это я все испортила, а не вы.

Судя по его взгляду, он был явно обескуражен.

— Там, на кладбище. Мы оба бежали. Гнались за мнимым преступником. Вы бежали сзади. Я слышала, как тяжело вы дышали, пытаясь не отстать.

— Да, как паровоз.

— А потом вы пропали. Вас просто не оказалось рядом. Но я продолжала бежать, и все это оказалось пустой тратой времени. Это был вовсе не преступник, а агент Дин, который осматривал территорию. Преступник давно сбежал. Мы гнались за тенью, Корсак. За тенями. Вот и все.

Он молчал, ожидая продолжения.

Усилием воли Риццоли заставила себя рассказывать дальше:

— Вот когда мне следовало начать искать вас. Я должна была понять, что вас нет рядом. Но все пошло кувырком. У меня просто не было времени думать. Мне бы сразу поинтересоваться, где вы... — Она вздохнула. — Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я спохватилась. Может, всего несколько минут. Но боюсь, что гораздо больше. И все это время вы лежали там, за надгробием.

Воцарилось молчание. Она засомневалась в том, что до него вообще дошел смысл сказанного, потому что он начал возиться с трубкой капельницы. Как будто избегал смотреть на нее и пытался отвлечься на что-то другое.

— Корсак!

— Да.

— Вы ничего не хотите мне сказать?

— Да. Забудьте — вот что я хотел сказать.

— Я себя чувствую полной дурой.

— Почему? Потому что выполняли свою работу?

— Потому что я должна была побеспокоиться о своем партнере.

— Это обо мне, что ли?

— В ту ночь вы были моим партнером.

Он рассмеялся.

— В ту ночь я был обузой. Двухтонной гирей на ваших ногах. У вас было полно проблем, было не до меня. И вот я лежу тут и думаю, что завалил дело. Причем в буквальном смысле. — Он опять похлопал себя по животу. — Все думал, что когда-нибудь избавлюсь от него. Сяду на диету, приведу себя в форму. Но вместо этого каждый раз покупал брюки на размер больше. И оправдывался, ворча, что производители сошли с ума, стали шить зауженные вещи. Через пару лет я бы, наверное, вообще вырядился в клоунские штаны. Безразмерные. И никакие таблетки уже не помогли бы пройти медосмотр.

— Вы правда принимали таблетки? Чтобы пройти медосмотр?

— Да нет, это я так сказал. А вообще-то мои сердечные дела давно не в порядке. Я знал, что рано или поздно такое случится. Но теперь, когда это случилось, мне стало по-настоящему страшно. — Он помрачнел. И опять устремил взгляд на монитор, который показывал учащение ритма. — Ну, вот, началось.

Они помолчали, глядя на кардиограмму, ожидая, пока сердце успокоится. Риццоли никогда не обращала внимания на то, как бьется ее собственное сердце. Но, глядя на кардиограмму Корсака, невольно потянулась к своему пульсу. Она всегда воспринимала работу сердца как нечто само собой разумеющееся, и вдруг задалась вопросом, каково это — считать удары, опасаясь, что следующего может уже не быть, что жизнь остановится.

Она посмотрела на Корсака, который лежал, не отрывая взгляда от монитора, и подумала: он не просто злится, он напуган.

Корсак вдруг резко сел на кровати, прижав руку к груди, и в глазах его была паника.

— Позовите медсестру! Скорее!

— Что? В чем дело?

— Вы что, не слышите сигнала тревоги? Это мое сердце...

— Корсак, это мой пейджер.

— Что?

Она отстегнула с ремня пейджер и выключила сигнал. Приблизила к нему табло, чтобы он увидел телефонный номер.

— Видите? Это не ваше сердце.

Он откинулся на подушки.

— Слава Богу. Уберите эту штуку. Так и до инфаркта недалеко.

— Можно я воспользуюсь вашим телефоном?

Он все еще прижимал руку к груди, и от облегчения весь как-то обмяк.

— Да-да. Пожалуйста.

Она сняла трубку и набрала номер.

Ответил знакомый хрипловатый голос:

— Судмедэкспертиза, доктор Айлз.

— Это Риццоли.

— Мы тут с детективом Фростом сидим, изучаем рентгеновские снимки зубов. У нас был список пропавших женщин по региону Новая Англия, что прислали из Национального информационно-криминологического центра. А этот файл пришел по электронной почте из полиции штата Мэн.

— И что за дело?

— Убийство и похищение от второго июня этого года. Убитый — Кеннет Уэйт, тридцати шести лет. Похищенной была его жена Марла Джин, тридцати четырех лет. Вот снимки ее зубов мы сейчас и рассматриваем на компьютере.

— Выходит, мы обнаружили Леди Рахит?

— Да, все совпадает, — ответила Айлз. — Теперь у вашей жертвы есть имя: Марла Джин Уэйт. Сейчас нам по факсу передадут все ее данные.

— Подожди. Ты сказала, это убийство-похищение произошло в Мэне?

— Да, в городке Блу-Хилл. Фрост говорит, что бывал там. Часов пять езды на машине.

— Выходит, у нашего маньяка территория охоты больше, чем мы думали.

— Постой, тут Фрост хочет с тобой поговорить.

В трубке раздался бодрый голос Фроста:

— Привет, ты когда-нибудь пробовала ролл из лобстера?

— Что?

— Попробуем по пути. На Линкольн-Бич есть отличный ресторанчик, где их подают. Если мы стартуем завтра в восемь утра, как раз успеем. На моей машине или на твоей?

— Можно на моей. — Она задумалась. И, не удержавшись, добавила: — Наверное, и Дин захочет поехать с нами.

Фрост помолчал.

— Хорошо, — наконец произнес он, но без особого энтузиазма. — Если ты так хочешь.