Ученик - Тесс Герритсен

— Вы позволяете видеть в себе лишь полицейского. А как насчет Джейн Риццоли, женщины?

— Это одно и то же.

— Вы сами знаете, что это неправда. Вы никому не разрешаете заглядывать за «корочку».

— А что я должна показать? Что у меня отсутствует пресловутая хромосома Y? Мое служебное удостоверение — единственное, что я хочу показывать.

Он наклонился к ней, и его лицо оказалось в пугающей близости.

— Это к вопросу о вашей незащищенности. Есть преступник, который знает ваши слабые места. И однажды ему уже удалось подобраться к вам слишком близко. Так, что вы этого даже не заметили.

— В следующий раз я буду начеку.

— Откуда такая уверенность?

Они уставились друг на друга, и их лица почти соприкасались, как будто они были влюбленной парой. Прилив сексуального желания был настолько сильным и неожиданным, что Риццоли испытала одновременно и боль, и наслаждение. Она резко встала, чувствуя, как пылает лицо, но даже на безопасном расстоянии испытывала смущение. Она не умела скрывать свои эмоции, а потому была безнадежно отсталой во всем, что касалось флирта и прочих нюансов в отношениях между мужчиной и женщиной. Она отчаянно пыталась сохранить невозмутимое выражение лица, но поймала себя на том, что под его пристальным взглядом чувствует себя раздетой.

— Вы ведь понимаете, что следующий раз обязательно наступит, — сказал он. — Но теперь Хойт будет не один. Их двое. И не пытайтесь убедить меня в том, что это вас не пугает.

Риццоли бросила взгляд на конверт с видеокассетой, которую прислал ей Хойт. Игра только начиналась, Хойт вел в счете, и... да, она боялась.

В молчании она собрала свои бумаги.

— Джейн!

— Я выслушала все, что вы хотели сказать.

— И все равно не хотите прислушаться, не так ли?

Она посмотрела на него.

— Знаете что? На улице меня может сбить автобус. Или я могу умереть от сердечного приступа за рабочим столом. Но я не думаю о таких вещах. Я не могу допустить, чтобы подобные мысли мешали мне жить. Знаете, я чуть было не поддалась. Ночные кошмары, не скрою, здорово подкосили меня. Но сейчас я чувствую, что у меня открылось второе дыхание. А может, я просто привыкла к боли и уже не ощущаю ее. Поэтому единственный выход для меня — это двигаться вперед. Только так я смогу преодолеть это — не останавливаясь. Впрочем, как и любой из нас.

С явным облегчением она услышала сигнал своего пейджера. Это позволило ей отвести взгляд, сосредоточив его на цифровой панели. Риццоли чувствовала, что Дин наблюдает за ней, пока она шла к телефонному аппарату и набирала номер.

— Лаборатория. Волчко слушает, — ответил голос.

— Риццоли. Мне звонили на пейджер.

— Это насчет тех зеленых нейлоновых волокон, которые мы сняли с кожи Гейл Йигер. Аналогичные волокна мы обнаружили и на коже Каренны Гент.

— Значит, он заворачивает все трупы в одну и ту же ткань. В общем, никаких сюрпризов.

— Но один маленький сюрприз у меня для тебя все-таки найдется.

— Какой?

— Я знаю, какую ткань он использовал.

Эрин кивнула на микроскоп.

— Я уже приготовила вам все образцы. Смотрите.

Риццоли и Дин устроились друг против друга, уставившись в окуляры двойного микроскопа. Они рассматривали один и тот же препарат: два волокна, выложенные рядом для сравнения.

— Волокно слева было снято с Гейл Йигер, правое — с Каренны Гент, — пояснила Эрин. — Что вы думаете?

— Они выглядят идентичными, — сказала Риццоли.

— Так и есть. Оба волокна — нейлон фирмы «Дюпон», тип шесть и шесть, темно-зеленый. Нити чрезвычайно тонкие. — Эрин раскрыла папку и достала две диаграммы, которые выложила на рабочий стол. — Здесь спектральный анализ. Номер один — Йигер, номер два — Гент. — Она взглянула на Дина. — Вы знакомы с техникой полного внутреннего отражения, агент Дин?

— Это инфракрасный метод, не так ли?

— Совершенно верно. Мы используем его, чтобы распознать характер обработки самого волокна; определить, какие химикаты были нанесены на волокно после плетения.

— И что обнаружили?

— Да, силиконовую резину. На прошлой неделе мы с детективом Риццоли прикидывали, с какой целью могла быть произведена такая обработка. Мы не знали, для чего предназначалась такая ткань. Но нам было точно известно, что эти волокна жаро— и светоустойчивы. И нити настолько тонкие, что ткань получается водонепроницаемой.

— Мы подумали, что это могла быть ткань для палаток или брезент, — пояснила Риццоли.

— А какие свойства придает силикон?

— Антистатические, — сказала Эрин. — Износостойкость, прочность. Кроме того, как выясняется, он практически до нуля сокращает проницаемость ткани. Другими словами, она не пропускает даже воздух. — Эрин взглянула на Риццоли. — Никаких догадок?

— Ты же сказала, что уже знаешь ответ.

— Ну, мне немножко помогли. Лаборатория полицейского управления Коннектикута. — Эрин выложила на стол третью спектрограмму. — Вот, прислали сегодня днем. — Это спектрограмма волокон, собранных на месте убийства в сельском районе Коннектикута. Волокна были сняты с перчаток подозреваемого и с куртки из овечьей шерсти. Сравните с волокнами Каренны Гент.

Риццоли вгляделась в разложенные перед ними спектрограммы.

— Спектры сходятся. Волокна идентичны.

— Совершенно верно. Только цвет разный. Волокна с наших двух убийств темно-зеленого цвета. А волокна с коннектикутского убийства двух цветов: одни — неонового оранжевого, другие — ярко-зеленого.

— Ты шутишь.

— Ярковато, правда? Но если не считать цвета, коннектикутские волокна в точности совпадают с нашими. Тот же нейлон марки «Дюпон», тип шесть и шесть, нити тридцатого сечения, обработка силиконовой резиной.

— Расскажите нам о коннектикутском деле, — попросил Дин.

— Несчастный случай с парашютистом. Парашют жертвы не раскрылся. Только когда на одежде подозреваемого были обнаружены эти ярко-оранжевые и зеленые волокна, несчастный случай переквалифицировали в убийство.

Риццоли уставилась на спектрограмму.

— Так это парашют!

— Точно. Подозреваемый накануне прыжка повредил парашют жертвы. Эта спектрограмма характерна для парашютной ткани. Она и прочная, и водонепроницаемая. Легко собирается и складывается для хранения. Вот во что ваш неизвестный заворачивает трупы.

Риццоли взглянула на Эрин.

— Парашют, — сказала она. — Идеальный саван.

19

Бумаги были повсюду, стол был завален раскрытыми папками, между ними поблескивали фотографии с мест происшествия. Ручки строчили в желтых служебных блокнотах. Хотя век был компьютерный и на столе сверкали экранами включенные лаптопы, полицейские по-прежнему больше доверяли бумаге. Риццоли оставила свой лаптоп на рабочем столе, также предпочитая делать пометки в блокноте. Страница уже была испещрена малопонятными словами, стрелками и кружочками, обозначавшими важные детали. В этом видимом беспорядке была своя логика, а чернила обеспечивали сохранность записей. Она перевернула страницу и попыталась сосредоточиться на том, что говорил доктор Цукер своим приглушенным голосом, больше похожим на шепот. Попыталась не отвлекаться на Габриэля Дина, который сидел рядом и тоже что-то записывал, но гораздо более аккуратным почерком. Время от времени она все-таки косилась на его руку, замечая и вздувшиеся на ней вены, и идеально белые манжеты рубашки, торчавшие из рукавов серого пиджака. Он пришел на совещание позже и выбрал место рядом с ней. Что бы это значило? Ничего, Риццоли, это не значит. Только то, что единственный свободный стул оказался рядом с тобой. Она понимала, что попусту тратит время, отвлекаясь на такие мысли. Но все равно не могла сосредоточиться, и ее заметки все больше напоминали каракули. В комнате находились еще пятеро мужчин, но ее внимание было приковано только к Дину. Теперь она знала его запах и могла без труда выделить холодный свежий аромат его лосьона из массы других ароматов. Риццоли, никогда не пользовавшаяся духами, была окружена мужчинами, которые источали всевозможные ароматы парфюма.

Она посмотрела на только что сделанную запись:

Мутуализм: взаимовыгодный симбиоз двух и более организмов.

Этим словом определяли союз Уоррена Хойта с его новым партнером. Хирург и Властелин. Вместе выходят на охоту и избавляются от падали.

— Уоррен Хойт всегда эффективнее работал в паре, — говорил доктор Цукер. — Ему нравится охотиться вместе с напарником. Так он когда-то работал с Эндрю Капрой, пока тот не умер. В самом деле, Хойту требуется участие второго человека, чтобы соблюсти ритуал.

— Но в прошлом году он охотился в одиночку, — заметил Барри Фрост. — У него тогда не было партнера.

— В каком-то смысле он был, — возразил Цукер. — Подумайте о жертвах, которых он выбирал здесь, в Бостоне. Все они были женщинами, подвергшимися сексуальному насилию — не Хойтом, но другими мужчинами. Его тянет к женщинам с травмированной психикой, к женщинам, пережившим насилие. В его глазах они грязные, заразные. А потому доступные. В глубине души Хойт боится нормальных женщин, и страх делает его импотентом. Он чувствует силу только перед слабой женщиной. Символически уничтоженной. Когда он охотился с Капрой, тот насиловал женщин. А после этого появлялся Хойт со своим скальпелем. И тогда он получал полное удовлетворение от ритуала. — Цукер обвел глазами присутствовавших и заметил, что сыщики кивают в знак согласия. Эти детали были уже всем известны. Все, кроме Дина, работали по делу Хирурга, и его почерк всем был хорошо знаком. Цукер открыл папку, лежавшую перед ним на столе. — Теперь перейдем к личности второго убийцы, Властелина. Ритуал, которому он следует, — почти зеркальное отражение почерка Уоррена Хойта. Он не боится женщин. Не боится он и мужчин. Даже предпочитает нападать на женщин, которые живут с мужчинами. Присутствие на месте преступления мужчины не случайно. Нет, Властелин намеренно хочет присутствия мужчины и готовится нейтрализовать его. Приносит с собой скотч, электрошокер. Усаживает мужчину так, чтобы он был вынужден смотреть на то, что последует дальше. Властелин не сразу убивает мужчину, что было бы практичнее. Его возбуждает наличие зрителя. Сознание того, что другой мужчина наблюдает за тем, как он овладевает своим трофеем.