Тьма чернее ночи - Майкл Коннелли

– Терри, подожди.

Он слушан. Уинстон молчала. Очевидно, ее что-то отвлекло.

– Ну, Джей?

– Что же такое мы, по-твоему, упустили?

– Это было в материалах по последнему аресту Ганна. Наверное, после того, как Босх рассказал тебе, что говорил с ним в камере, ты отложила все рапорты. Я просто мельком просмотрел их, когда в первый раз смотрел материалы.

– Да, я отложила рапорты, – сказала она, защищаясь. – Ночь тридцатого декабря Ганн провел в голливудской тюрьме. Там Босх и видел его.

– А утром Ганна выпустили под залог. В половине восьмого.

– Да. Ну и что? Я не улавливаю.

– Посмотри, кто взял его на поруки.

– Терри, я у родителей. У меня нет…

– Прости. За него поручился Руди Таферо.

Молчание. Маккалеб уже был на причале. Он вышел на продольный мостик, ведущий к лодочной пристани, и облокотился на перила. Снова прикрыл ухо свободной рукой.

– Ну, хорошо, за него поручился Руди Таферо, – проговорила Уинстон. – По-моему, он имеет лицензию на освобождение арестованных под залог. Что тут такого?

– Ты не смотрела телевизор. Да, Таферо – лицензированный поручитель. По крайней мере он проставил номер лицензии на бумаге о поручительстве. А еще он частный детектив и консультант по безопасности. И – приготовься – работает на Дэвида Стори.

Уинстон молчала, Маккалеб слышал в трубке ее дыхание.

– Терри, по-моему, тебе лучше притормозить. Ты видишь тут что-то особенное.

– Это не совпадение, Джей.

– Да при чем тут совпадение! Он поручитель. Это его работа – вытаскивать людей из тюрьмы. Готова поспорить на коробку пончиков, его контора прямо через дорогу от голливудского участка. Вероятно, он берет оттуда на поруки каждого третьего пьяницу и каждую четвертую проститутку.

– Ты сама не веришь, что все так просто.

– Не говори мне, во что я верю.

– Тогда в самом разгаре были приготовления к процессу Стори. С какой бы стати Таферо приходить и собственноручно писать расписку?

– Может, потому что он работает один, а может, как я говорила, ему достаточно было просто перейти через дорогу.

– Я на такое не куплюсь. Плюс еще один момент. В рапорте говорится, что Ганн звонил по телефону в три утра тридцать первого декабря. Судя по номеру на бланке, он звонил сестре в Лонг-Бич.

– Ну и что тут такого? Мы знали это.

– Я позвонил ей сегодня и спросил, находила ли она для него поручителя. Она сказала, что нет. Сказала, что уже устала все время звонить среди ночи и буквально выкупать братца. Она заявила ему, чтобы на сей раз выпутывался сам.

– Значит, он обратился к Таферо. Что с того?

– Как он мог обратиться? Он имел право на один звонок и уже использовал его.

У Уинстон не нашлось ответа. Некоторое время оба молчали. Маккалеб смотрел на гавань. Желтая лодка-такси медленно двигалась по одному из фарватеров, в ней находился всего один человек – за штурвалом. Одинокие люди в лодках, подумал Маккалеб.

– Что ты собираешься делать? – наконец спросила Уинстон.

– Сегодня вечером я переправлюсь на континент. Можем мы встретиться утром?

– Где? Когда?

Судя по тону, перспектива встречи ее смущала.

– В половине восьмого, перед голливудским отделением.

Снова пауза, потом Уинстон сказала:

– Погоди-погоди. Исключено. Если Хиченс пронюхает, мне конец. Он отправит меня в Палмдейл в долине Антилоп. И всю оставшуюся жизнь я буду разыскивать кости в пустыне.

Маккалеб был готов.

– Ты говорила, что ребята из Бюро хотят получить обратно материалы дела, верно? Мы встречаемся, я все принесу с собой. Что скажет на это Хиченс?

Снова молчание. Уинстон обдумывала его слова.

– Ладно, пойдет. Буду.

34

Вернувшись домой вечером, Босх обнаружил, что огонек автоответчика на телефоне моргает. Он нажал кнопку и прослушал два сообщения – по одному от каждого обвинителя по делу Стори. Решил сначала перезвонить Лэнгуайзер. Набирая ее номер, Босх размышлял, какая такая неотложная необходимость заставила обоих членов группы обвинителей звонить ему. Может, с ними связались агенты ФБР, упомянутые Маккалебом. Или, возможно, репортер.

– Что стряслось? – спросил он, когда Лэнгуайзер ответила. – Раз вы оба звоните мне, произошло что-то очень серьезное.

– Гарри? Как ты?

– Держусь. Что вы там завариваете?

– Забавно, что ты так выразился. Роджер скоро подъедет, и я сегодня вечером собираюсь готовить еду. Мы хотим еще раз изучить показания Аннабел Кроу перед большим жюри. Заедешь?

Босх знал, что Дженис живет в Агуа-Дьюс – час езды на север.

– Я весь день провел за рулем. В Лонг-Бич и обратно. Считаешь, я вам действительно нужен?

– Совсем не обязательно. Просто мы не хотели, чтобы ты чувствовал себя не у дел. Но звонили мы не поэтому.

– А почему же?

Босх был на кухне – ставил в холодильник упаковку из шести бутылок «Энкор стим». Он вытащил из упаковки одну бутылку и закрыл дверцу.

– Мы с Роджером советовались все выходные. Еще говорили с Элис Шорт.

Элис Шорт была заместителем начальника управления шерифа и отвечала за главные процессы. Их босс. Похоже, с ними таки связались по делу Ганна.

– И о чем вы говорили? – спросил Босх.

Он сунул бутылку в открывалку и дернул вниз, срывая крышечку.

– Похоже, мы выигрываем по очкам. Все в масть. В сущности, дело пуленепробиваемое, Гарри, и мы считаем, что лучше бы спустить курок завтра.

Босх мгновение молчал, пытаясь расшифровать все оружейные метафоры.

– То есть завтра вы собираетесь отстреляться?

– Не знаю. Возможно, мы снова поговорим об этом сегодня вечером, но Элис нас благословила, и Роджер считает, что это правильный ход. Утром мы запустим последних свидетелей, а после обеда покажем Аннабел Кроу. И ею закончим – человеческой историей. Она будет нашим замыкающим.

Босх онемел. Вероятно, с точки зрения обвинителей, это правильный ход. Но значит, что со вторника ситуацию будет контролировать Джон Ризн Фауккс.

– Гарри, что ты думаешь?

Он сделал большой глоток из бутылки. Пиво, только что из багажника, было теплым.

– Я думаю, что у вас всего один выстрел. Вам следует серьезно пораскинуть мозгами сегодня, пока ты готовишь спагетти. Второго шанса не дадут.

– Мы понимаем, Гарри. А откуда ты знаешь, что я готовлю спагетти?

Судя по голосу, она улыбалась.

– Угадал.

– Что ж, не беспокойся, мы пораскинем мозгами.

Лэнгуайзер молчала, давая Босху возможность ответить.

– На случай если мы пойдем этим путем, как там Кроу?

– Ждет своего выхода. Готова.

– Можешь связаться с ней сегодня вечером?

– Нет проблем. Скажу, чтобы приехала завтра к полудню.

– Спасибо, Гарри. Увидимся утром.

Они попрощались.

Не следует ли позвонить Маккалебу и рассказать, что происходит? Босх решил подождать. Вышел в гостиную и включил стереосистему. Диск Арта Пеппера по-прежнему был в проигрывателе. Вскоре комнату заполнила музыка.

35

Уинстон подъехала к голливудскому отделению полиции Лос-Анджелеса, вышла из машины и увидела Маккалеба. Тот стоял, облокотившись на бампер «чероки», и рассматривал ее «БМВ».

– Я опаздывала. Не было времени взять служебную машину.

– Мне нравятся твои колеса. Ты же знаешь, что говорят в Лос-Анджелесе: человек есть то, что он водит.

– Не надо составлять мой психологический портрет, Терри. Еще чертовски рано. Где бумаги и пленка?

Маккалеб заметил, что она не в духе, однако комментировать не стал. Обошел свою машину, открыл дверцу с пассажирской стороны и вынул папку с материалами и видеокассету. Вручил их Уинстон, и она отнесла все к себе в машину. Маккалеб закрыл «чероки», глянув через окно на пол перед задним сиденьем, где стояла прикрытая утренней газетой коробка. Прежде чем явиться на свидание, он зашел в круглосуточный магазин на бульваре Сансет и сделал фотокопии всех отчетов. С пленкой было сложнее: он не знал, где ее можно быстро переписать. Поэтому просто купил чистую видеокассету и поменял футляры. Вряд ли Уинстон станет проверять пленку.

Когда она вернулась от машины, Маккалеб указал подбородком на другую сторону улицы:

– По-моему, я должен тебе коробку пончиков.

Как раз напротив участка стояло запущенное двухэтажное здание. В окнах первого этажа сияли дешевые неоновые рекламы с предложениями о поручительстве и номерами телефонов – вероятно, чтобы помочь будущим клиентам запомнить их с задних сидений проезжающих патрульных машин. Фирма посерьезнее обзавелась рисованной вывеской над окном: «Залоги Валентино».

– Которая? – спросила Уинстон.

– «Валентино». От Руди Валентино Таферо. Так его прозвали, когда он работал по эту сторону улицы. – Маккалеб снова окинул оценивающим взглядом объявления и покачал головой: – Я все еще не понимаю, как вообще зацепились неоновый поручитель и Дэвид Стори.

– Голливуд – это просто уличный хлам с деньгами. Так зачем мы здесь? У меня мало времени.