Замок на Воробьевых горах - Евгения Грановская

Распорядитель склонил голову в знак понимания.

– Я услышал то, что хотел услышать, – сказал он. – Ты готов для инициации. Пора начинать церемонию.

Увидев множество пылающих свечей, бродяга издал горлом неразборчивый звук и взволнованно сглотнул слюну. Это зрелище не могло не завораживать.

В каждом человеке, даже в самом завзятом атеисте, дремлют религиозные чувства, дремлют, подобно скрытому атавизму, готовому проявить себя, лишь только появится подходящий объект поклонения. И жалкий, пьяный бродяга, который не сразу бы смог вспомнить свое имя, не был исключением.

Распорядитель вел бродягу через большую комнату за руку, и прикосновение чужих пальцев к его руке приводило бродягу в трепет. К нему уже много лет никто не прикасался, кроме таких же грязных и зловонных бродяг, как он сам. Прикосновение чистого человека было чем-то вроде акта доверия, такого трогательного, что у бродяги выступили слезы на глазах.

Шагая за Распорядителем, в окружении других «безликих», он все косился на пылающие свечи, расставленные вдоль стен, и живое тепло, исходившее от них, проникало ему прямо в душу.

Огромный плакат с изображением голого мужика, расставившего руки и ноги, немного сбил бродягу с толку. Но под ним он увидел несколько лампад – настоящих, старинных, потемневших от времени. И подумал, что голый мужик на картине это, наверное, Иисус. Или какой-нибудь святой, которого раздели догола и заставили пошире расставить ноги для шмона. В сердце бродяги поднялось сочувствие и уважение к безымянному святому, который терпел шмон с таким спокойным, не омраченным ни страхом, ни паникой, ни даже ненавистью лицом.

Наконец они остановились. Бродяга поднял взгляд и увидел перед собой огромный крест, сооруженный из двух толстых, очень старых деревянных балок.

– Встань на колени! – приказал Распорядитель.

Бродяга тотчас подчинился и покорно склонил голову. От него смердело, но Распорядитель, находившийся рядом с ним и положивший ему на плечо правую руку, не испытывал отвращения. В конце концов, эта вонь и есть истинный запах человека.

Бомж продолжал стоять на коленях, благоговейно глядя на крест. И тогда Распорядитель заговорил.

– Ты никчемный, грязный бомж, – сказал он спокойным, гулким и низким, голосом. – Но даже твоя ничтожная жизнь может обрести смысл. Ты хочешь, чтобы твоя жизнь обрела смысл?

– Да, – выдавил из себя бродяга пьяным голосом. На глазах у него замерцали слезы. – Хочу.

Он не понял того, что сказал Распорядитель, но уловил интонацию, и интонация эта заставила его сердце забиться сильнее.

Распорядитель заговорил снова.

– Ты – уродливое и неудачное создание, – продолжал он тем же спокойным, гулким голосом. – Тупиковая ветвь эволюции. Но, принеся себя в жертву, ты принесешь большую пользу. Идея без жертв – ничто. Лишь политая кровью праведников идея обретает право на существование. Ты хочешь стать праведником? Хочешь принести себя в жертву?

И вновь бродяга ничего не понял. Но от патетической речи человека, у которого не было лица, глаза его снова подернулись влагой. Да, он хотел, хотел принести себя в жертву. Он попытался сказать это, но его рот, сейчас вдруг заживший, казалось, отдельной от тела и сознания жизнью, произнес другую фразу:

– Ты Бог? Я умер, да? То пойло, которое Кривой притащил с химической свалки, убило меня? Теперь ты хочешь покарать меня за мои грехи?

Безликие переглянулись.

– Ты получишь отпущение всех грехов, если добровольно взойдешь на Голгофу, – сказал Распорядитель и сжал пальцами плечо бродяги. – Готов ли ты к этому?

– Да, – хрипло проговорил тот, глядя на Распорядителя снизу вверх, и сложил руки у груди молитвенной лодочкой. – Покарай меня, Господи! Я плохой человек!

Распорядитель дал знак своим товарищам. Те подхватили бродягу под мышки и потащили к кресту. Пока его раздевали и привязывали к деревянным балкам, бомж ошеломленно молчал. Но потом, когда они отступили и взглянули на него, его пробрал страх.

– Я не хочу помирать, – промямлил он, обливаясь пьяными слезами.

– Ты сделал свой выбор, – холодно произнес Распорядитель. – Обратного пути нет.

Безликий, распоряжающийся действием, повернулся к Новичку.

– Ты должен нанести первый удар, – сказал он. – Ты готов?

– Да, – ответил новичок, смиренно склонив голову.

– Хорошо. – Распорядитель взял со стола нож, старинный стилет с узким, длинным клинком, и протянул его Новичку: – Возьми…

Новичок принял нож почтительно, двумя руками, и взглянул на распятого. Зрелище извивающегося на кресте человека заворожило его.

– У тебя в руках нож очищения, – сказал Распорядитель. – Ударив бродягу, ты очистишь его и себя. Перед тобой не человек, а грязь, осадок, слизь, которую нужно устранить. Сделай это.

– Сделай это! – хором откликнулись безликие.

И тут Новичок почувствовал нечто такое, от чего у него захватило дух. Собравшиеся вокруг креста как бы слились в один мозг, одну мысль, одно желание. Все их хрупкие личные чувства были сокрушены могучим потоком общей воли – не страстями, правящими толпой, а телепатической волной, превратившей несколько десятков голосов в единое повеление.

Новичок почувствовал, что дрожит. Но теперь он дрожал не от страха, а от волнения. Если до сих пор какая-то часть его сознания (возможно, самая здравая) воспринимала все происходящее как некий фарс, то теперь он целиком заразился царящим в комнате общим настроением.

Когда новичок обхватил пальцами рукоять ножа, он почувствовал, что перестает быть тем, кем был до сих пор – обособленным, слабым существом, а превращается в нечто, что превосходило его собственные рамки. Он стал частью великого целого.

Когда Новичок занес нож, он уже не чувствовал жалости, а чувствовал лишь торжество и воодушевление.

Нож вошел в тело висящего на кресте человека мягко, как в кусок хлеба.

После того как все было кончено, Распорядитель подставил под поток крови потускневшую от времени бронзовую чашу. Какая-то часть сознания Новичка взбунтовалась против столь нарочитого театрального действа, но другая, более мощная…

«Это все на самом деле! Это происходит! И теперь ты не один!» – звучало в его мозгу.

– Выпей! – раздался повелительный голос.

Новичок взял чашу и медленно поднес к губам. Он почувствовал запах крови – сладковатый и пряный. Чуть помедлив, сделал маленький глоток. Кровь была теплая, почти горячая.

Распорядитель вынул из его пальцев чашу и нож и передал их кому-то. Затем снова повернулся к Новичку и торжественно, спокойно произнес:

– Теперь ты один из нас. Добро пожаловать в наш круг!