Неугомонная мумия - Эллис Питерс

- Наш Господь и Спаситель, профессор, имеет двойную природу человеческую и божественную, которые соединяются в нем. Так постановил Халкедонский собор в 451 году от Рождества Христова. Таково учение, и его не обойдешь. Но копты не приняли святую доктрину. Они последовали за Евтихием, который настаивал на поглощении человеческой природы Христа божественной. Отсюда, сэр, термин "монофизиты".

- Я знаком и с этим термином, и с его значением.

- Вот как? Ну, вопрос не в этом. Пусть они еретики, но они христиане, в каком-то смысле, и я требую, чтобы вы оставили их могилы в покое.

Веселые огоньки в глазах Эмерсона сменились гневными искрами, и я решила вмешаться:

- Ваша сестра на грани обморока, брат Иезекия. Если вы не намерены ей помочь, то это сделаю я. Черити, сядьте, прошу вас.

Девушка послушно села. Брат Иезекия встал:

- Пойдем, девочка, служанка Господа не имеет права падать в обморок. Я все сказал, и теперь я ухожу.

- Нет! - во все горло гаркнул Эмерсон. - Я еще не все сказал, мистер Джонс...

- Брат Иезекия, сэр.

Эмерсон покачал головой:

- Неужели вы думаете, что я стану употреблять это нелепое обращение? Вы не мой брат, любезнейший. Однако вы такой же человек, как и я, и потому считаю своим долгом вас предупредить. Вы вызвали большое возмущение среди жителей деревни. И ночной пожар может оказаться не последней демонстрацией этого возмущения.

Брат Иезекия возвел очи горе:

- Господи, если мне суждено надеть мученический венец, то сделай меня достойным его!

- Если бы он не был таким забавным идиотом, я бы наверняка рассердился, - пробормотал Эмерсон себе под нос. - Видите ли, сэр, вы делаете все возможное, чтобы усилить раздражение местного священника, отца Гиргиса, у которого крадете паству...

- Я стараюсь спасти их от адского огня! - прокурлыкал брат Иезекия. Они все прокляты...

Эмерсон повысил голос:

- Может, они и прокляты, а вот вы будете мертвы! И это не первый случай, когда протестантские миссии подвергаются нападению. Собственной персоной можете рисковать сколько вашей святой душе заблагорассудится, но вы не имеете права рисковать жизнью новообращенных и своей сестры.

- На все Божья воля!

- Несомненно. А теперь вон отсюда, мелкий маньяк, пока я вас не вышвырнул. Мисс Черити, если вам потребуется помощь, мы всегда в вашем распоряжении. Вы только свяжитесь с нами через Джона или через кого-нибудь еще.

Тут я поняла, что самообладания у брата Иезекии не больше, чем у моего несдержанного супруга. От последнего оскорбления маска спокойствия на лице миссионера дала трещину. Но выплеснуть свой гнев Иезекия не успел, ибо раздался глухой и грозный рык. Я грешным делом подумала, что Рамсес опять ослушался меня и выпустил львенка, но рычала обычно кроткая Бастет. Кошка, по своему обыкновению, возникла словно ниоткуда и явно собралась защищать Эмерсона до последнего издыхания.

Черити тоненько пискнула:

- Ой, уберите ее! Пожалуйста, уберите...

Доселе молчавший Дэвид покачал головой и заговорил:

- Черити, вы должны держать себя в руках. Это всего лишь кошка, обычная домашняя кошка, дружелюбное и... - Он протянул руку к Бастет. Та свирепо зашипела, и Дэвид испуганно отшатнулся. - ...и ласковое создание, - закончил он менее уверенно.

Черити попятилась, не сводя взгляда с Бастет.

- Брат Дэвид, вы знаете, что я сделаю все, чтобы угодить вам. Я пыталась. Но я не могу... не могу...

На лбу девушки бисеринками выступил пот. Ужас ее был столь же искренним, сколь и необычным. Ничего удивительного, что она потеряла сознание, когда упомянули про льва!

Я взглянула на Рамсеса, который спокойно сидел в углу. Я уже давно ждала, когда он вставит словечко, точнее, разразится нескончаемым монологом. Должно быть, Рамсес понимал, что я тут же выставлю его из комнаты, если он рискнет заговорить.

- Унеси кошку, Рамсес.

- Но, мама...

- Мы все равно уходим! - величественно пророкотал Иезекия.

Взгляд, которым он одарил Бастет, ясно давал понять, что брат во Христе с таким же трудом понимает страхи Черити, как и слабость брата Дэвида к домашним животным. Иезекия повернулся к Эмерсону:

- Не беспокойтесь о моей сестре, профессор, Черити получила правильное воспитание. Она знает, где место женщины. Напоминаю вам, сэр, первое послание к коринфянам, глава четырнадцатая, стихи тридцать четвертый и тридцать пятый: "Жены ваши... да молчат, ибо не позволено им говорить... Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих". Советую вам применить это правило к своей собственной семье, профессор, пока вы не пали жертвой более хитрых и пронырливых ее членов. - И он послал мне долгий взгляд.

Когда Иезекия со своей свитой удалился, Эмерсон разразился хохотом:

- Надо же! Оказывается, Пибоди, ты хитра и пронырлива! А я подкаблучник!

Я приподнялась на цыпочки и обвила руками его шею:

- Эмерсон, давно я говорила, что питаю к тебе самые теплые чувства?

Муж обнял меня:

- Ты упомянула об этом мимоходом несколько часов назад, но если у тебя есть желание углубиться в эту тему...

Он мягко отстранился и заговорил уже серьезнее:

- Пибоди, мы не можем позволить этим идиотам мчаться навстречу гибели.

- Думаешь, все обстоит так серьезно?

- Боюсь, что да. Ты слишком старательно изображала сыщицу и не замечала, что вокруг творится. Наши работники уже разделились на две группы. Новообращенные сторонятся своих односельчан. Абдулла сообщил мне о нескольких потасовках. У меня такое впечатление, что этот несчастный проповедник действительно стремится стать мучеником.

- Ну, этого можно не опасаться. Времена мучеников давным-давно миновали.

- Будем надеяться. Мы потратили слишком много времени на этого несчастного. Рабочие уже на раскопках. Я должен идти.

Наскоро обняв меня, он удалился, а я села выпить чаю. Но едва поднесла к губам чашку, как услышала яростный крик. Я узнала голос ненаглядного супруга и со всех ног кинулась на крик, ожидая самого худшего. Может, брат Иезекия вернулся и сейчас на раскопках творится убийство?!

Проповедника, как и Эмерсона, нигде не было видно, однако дикие вопли продолжались. Я устремилась к дальней стороне монастыря, где не бывала с самого первого дня. Стена там была ветхая, но целая. Теперь же моему изумленному взгляду предстал зияющий пролом.

Эмерсон метался вдоль пролома, размахивая руками и выкрикивая бессвязные слова. Перед ним понуро стоял Абдулла. Углядев новый объект для нападок, Эмерсон принялся вопить с удвоенной силой:

- Вы посмотрите! Нет, вы только посмотрите! Это так ты, Пибоди, ведешь хозяйство?!

Короткой, но предельно выразительной речью я отмела несправедливые попреки. После чего Эмерсон поспешно извинился: