Тебе не жить, братик! (СИ) - Ситайло Вероника

— Это не жизнь, Ника, — ловит мои руки, переплетая со своими. — Ни один даже самый сильный человек не выдержит такого. Я не понимаю, как ты живешь с этим. Даже если тебя и правда изнасиловали. Это ничего не изменит. Ничего. Ты думаешь, я перестану тебя любить? Думаешь, начну чувствовать к тебе отвращение? Да бред собачий! Ничто не изменит моих чувств к тебе, мелкая. Посмотри на меня, — вытирает с моих щек крупные слезинки, — ни-что. А теперь читай по губам, мелкая. Завтра ты вдвоем идем в поликлиннику и ты записываешься на прием к врачу. Я уверен, что как только ты узнаешь правду, все твои страхи исчезнут, какой бы она ни была. А я всегда буду рядом с тобой. Всегда буду рядом. Ты моя маленькая любимая девочка, которую я больше никогда не дам в обиду. И никакое прошлое это не изменит. Я люблю тебя, мелкая. Веришь?

Бросаюсь на шею парню, обвивая руками изо всех сих.

— Верю… Я тоже тебя люблю. Очень сильно.

Глава 46

Ярослав

— Мелкая, сдался тебе этот каток. Давай лучше в кино сходим, там хоть не покалечимся, — выруливаю со двора, вбивая в навигаторе ближайшее сборище идиотов, желающих сломать себе что-нибудь, прекрасно зная, что гном не передумает.

— Чем тебе каток не нравится? — ничуть не дуется девушка. — Кто умеет кататься, тот не покалечится.

Ну, попытаться стоило. Эх, костылять мне сегодня на одной ноге. Мелкая замечает мое выражение лица и громко ржет, доставая телефон и начиная что-то печатать.

— Что ты там строчишь, зараза? — одной рукой веду машину, а второй тянусь к ее телефону.

Дергается в сторону, пряча смартфон, не переставая смеяться.

— Ищу как называется боязнь катков.

С усмешкой резковато поворачиваю руль влево на повороте, отчего мелкая заваливается на меня, и выхватываю из ее рук мобилу.

— Эй!

— Конфискация, — прячу игрушку в карман джинс, подальше от цепких пальцев, натягивая смешную шапку с огромным помпоном на лицо девушки до самого носа(это недалекое существо до сих пор не признает ремень безопасности). — И я не боюсь катков, дурында.

— Сам осел! — смешно буркает Вероника, поправляя шапку и принимая нормальное положение. — Я поржу, когда будешь валяться блинчиком на льду.

И тут уже мне нечего сказать. С детства терпеть не могу катки. С тех пор, как батя часто таскал меня по всевозможными секциям, чтобы я чем то заинтересовался, а не шлялся по дворам со шпаной. Где я только не побывал: футбол, баскетбол, теннис, плаванье, бокс, гандбол, даже на танцы запихнул, прости Господи. Ну и чертов хоккей. После того, как бахнулся башкой о борт на скорости, туда соваться мне больше не хотелось.

— Ты то сама кататься умеешь, мелочь? — второй раз проделываю жест с шапкой(капец как нравится так делать).

С шипением стягивает головной убор и швыряет его в меня. Ржу. Обожаю, когда она бесится.

— Я до семи лет фигурным катанием занималась.

Присвистываю.

— Чего бросила?

Невесело усмехается.

— С первого месяца школа уничтожила во мне желание чем либо заниматься.

Пальцы сжимают руль сильнее. Как бы то ни было, это всегда будет преследовать ее. Такая херня не забывается.

Прошло уже три дня с того нашего разговора, когда мелкая полностью открылась мне. И сказать честно, я был в полном ахуе, если можно сказать еще мягче. Я еще давно подозревал, что с психикой девочки что-то не так, после того вечера на свадьбе, но упорно гнал от себя эту мысль, боясь узнать правду…

Хоть правда оказалась куда суровее, чем я ожидал. Дурочка думала, что меня это оттолкнет, испугает. Черт возьми, я тогда выпал из реальности, но даже тогда у меня и мысли не возникало оставить ее.

Позавчерашний день я прожил словно не своей жизнью. Даже не представляю какого было мелкой. Я сейчас о результатах анализов. И я благодарен Богу, что судьба оказалась к нам благосклонна. Она оказалась девственницей… Мы тогда оба заново родились. Я тогда часа два успокаивал мелкую, когда у нее началась истерика прямо в больнице. Не скажу, что это был самый ужасный день в моей жизни. Чертово ожидание и неведение сжирали меня изнутри. И хуже было от того, что я не мог помочь сестре, шепча только дебильные слова утешения, пока в голове крутилась одна фраза. Что будет если..?

Все обошлось. Мы пережили этот день. И тогда в больнице я поклялся себе, что никогда не оставлю свою мелкую и что больше эта тема никогда не поднимется.

Ну и еще жизнь оказалась крутым бумерангом. Тем же вечером я пробил по своим связям всех одноклассников мелкой и узнал информацию о двоих любителей экстрима. Оказалось, что через четыре месяца они оба разбились на местных уличных гонках, их по кускам из их ржавой колымаги вырезали. А говорят, что в мире нет справедливости.

— Еще не поздно свернуть, если не хочешь встречать Новый год в больничке, держа меня за перебинтованую руку, — шучу, замечая, как притихла девушка.

— Даже не пытайся, Полянский. Я месяц мечтаю выбраться на каток, — забирает у меня шапку, когда я припарковываюсь у торгового центра, — но больше закидать тебя снежками.

— Зараза, — усмехаюсь, выходя из машины.

Обреченно стону. Да, самоубийц здесь дофига. И дернул меня черт поехать именно на центральный каток, где скучковалось пол-Москвы.

— Класс! — мелкая прикрывает глаза, вдыхая морозный воздух. — Такое чувство, что всю жизнь в башне сидела. Тут так здорово, пошли скорее.

Привел ребенка на каток.

Обреченно застонав, поплелся за девушкой за коньками, надеясь, что сломаю себе малую часть конечностей.

Час спустя…

— Ты задолбал ржать, идиот. Я больше никуда с тобой не поеду.

Как бы я не пытался, перестать ржать никак не получалось.

— Мелкая, откуда я знал, что на каток с едой пускают?

Не, сначала все было ничего. Мы пару минут катались как два косолапые медведи. Ну я понятно, а мелкая еле-еле пыталась удержаться на коньках меня. Потом сказала, цитирую "косолапие не лечиться. Свали с глаз и дай мне покататься". А мне только на руку. Встал у бортика и наблюдал. А потом хрен откуда на гнома налетел крошечный колобок с огромным хотдогом в руке. Ну я, как истинный джентльмен, должен был помочь своей девушке подняться, а меня просто скрутило пополам. Весь нехилый обед паренька оказался у мелкой на лице. А пацан то большой любитель майонеза. За то время, пока я старательно пытался проржаться, девушка сама встала и с пылающим лицом поковыляла к будке с коньками, не забыв пульнуть в меня немаленьким снежком. Мальчугана быстренько подхватила такая же кругленькая и маленькая мамаша, не забыв при этом пару раз щедро хлопнуть того по заднице. Перед мелкой даже не извинилась.

— Где эти чертовы салфетки? — рявкает Вероника, превратив в курятник мою машину.

Быстрей бы она их нашла, а то я сдохну от смеха. А я еще ехать не хотел.

— Обосцаться, как смешно! — кидает на меня испепеляющий взгляд, яростно вытирая перемазанное майонезом лицо. — Покаталась, блин!

Складываю губы в тонкую линию, призывая свою натуру к серьезности, но снова прыскаю. Да что ж за херня такая?

Не успеваю одуматься, как мне прямо в лицо летит нехилый снежный ком. Она даже снежок не потрудилась слепить, просто кучу твердого снега в меня кинула. Охладила, зараза!

— За дело, — с важным видом поясняет и срывается с места, встречая мой охотничий взгляд.

Далеко ей убежать не удаётся. Нагоняю девушку в паре метров от машины, обвивая руки вокруг ее живота и вместе с ней валюсь в огромный сугроб.

— Ты сумасшедший! — смеется Ника, как может, пытается засыпать меня снегом. Получается только небольшими гостками, которые лишь щекочут лицо. — Люди смотрят, дурачина! — дрыгает ногами, пытаясь выбраться из моей медвежьей хватки.

— Пускай завидуют, — дую на ее лицо, сдувая мелкие снежинки.

— Я не буду на Новый год таскать тебе молоко с медом в кровать, ненормальный.

Бляя, забыл, что у нее иммунитет слабый. Придурок! Еще заболеет. Уже собираюсь подняться, как мелкая тянет меня на себя за шею и касается моих губ. К черту все! Обожаю ее смелость. В одно движение меняю нас местами так, чтобы девушка лежала сверху(я то фиг заболею) и снова нахожу холодные губы. Не совру, что это один из лучших с ней поцелуев. Сейчас, в двадцатиградусный мороз, в центре города, когда тысячи зевак проходят мимо и пялятся, в чертовом сугробе. Бляя… Как же я люблю ее.