Афоризмы, мысли и шутки великих женщин - Татьяна Ситникова

Великая французская певица и актриса.

Эдит Пиаф (настоящее имя Эдит Джованна Гассион) родилась 19 декабря 1915 г. в Париже.

Существует легенда, что Эдит Пиаф родилась под уличным фонарем в Бельвиле. Матерью Эдит была неудачливая актриса Анита Майар, выступавшая под псевдонимом Лина Марса. Отцом был уличный акробат Луи Гассион. В начале Первой мировой войны он отправился добровольцем на фронт. Вскоре Луи Гассион узнал, что жена его бросила, а дочь отдала на воспитание своим родителям. Условия, в которых жила Эдит, были совершенно ужасающими, дедушка и бабушка жили в грязи и пьянстве. Луи отвез дочь в Нормандию к своей матери, содержавшей публичный дом. Тут выяснилось, что Эдит совершенно слепа. Как оказалось, в первые же месяцы жизни у Эдит начал развиваться кератит, но чета Майар, видимо, этого просто не заметила. Когда никаких других надежд не оставалось, мать Луи повезла Эдит в

Лизье к святой Терезе, куда ежегодно собираются тысячи паломников со всей Франции. Поездку назначили на 19 августа 1921 г., а 25 августа 1921 г. Эдит прозрела. Ей было шесть лет. Вскоре Эдит пошла в школу, окруженная заботами любящей бабушки, но добропорядочные обыватели не хотели видеть рядом со своими детьми ребенка, живущего в публичном доме, и учеба для девочки очень быстро закончилась. Тогда отец забрал Эдит в Париж, где они начали вместе работать на площадях — отец показывал акробатические трюки, а его девятилетняя дочь пела.

В 1932 году Эдит познакомилась с продавцом магазина Луи Дюпоном, через год у семнадцатилетней Эдит родилась дочь Марсель. Вскоре они расстались. Вначале дочь оставалась с матерью, но однажды, придя домой, Эдит не обнаружила ее. Луи Дюпон забрал дочь к себе, рассчитывая, что любимая женщина вернется к нему. В это время в Европе свирепствовала «испанка», и дочь Эдит заболела и попала в больницу. После посещений дочери заболела сама Эдит. В то время эта болезнь излечивалась плохо, не было подходящих медикаментов, и врачи зачастую могли просто наблюдать за болезнью в надежде на благополучный исход. В результате Эдит выздоровела, а Марсель умерла в 1935 году. Она была единственным ребенком, родившимся у Пиаф.

В своей книге «На балу удачи» Пиаф вспоминает об этом времени: «В те времена я пела где придется. Аккомпанировала мне подруга, обходившая затем наших слушателей в надежде на вознаграждение. В тот день — хмурый октябрьский полдень 1935 г. — мы работали на углу улицы Труайон и авеню Мак-Магона. Бледная, непричесанная, с голыми икрами, в длинном, до лодыжек, раздувающемся пальто с продранными рукавами, я пела куплеты Жана Ленуара:

Она родилась, как воробышек,

Она прожила, как воробышек,

Она и помрет, как воробышек!

Пока подруга обходила «почтенное общество», я увидела, что ко мне направился какой-то господин, похожий на знатного вельможу. Я обратила на него внимание еще во время пения. Он слушал внимательно, но нахмурив брови.

Когда он остановился передо мной, я была поражена нежно-голубым цветом его глаз и немного печальной мягкостью взгляда.

— Ты что, с ума сошла? — сказал он без всякого предисловия. — Так можно сорвать себе голос!

Я ничего не ответила. Разумеется, я знала, что такое «сорвать» голос, но это не очень меня беспокоило. Были другие, куда более важные заботы. А он между тем продолжал:

— Ты абсолютная дура!.. Должна же ты понять…

Он был отлично выбрит, хорошо одет, очень мил, но все это не производило на меня никакого впечатления. Как истинно парижская девчонка, я реагировала на все быстро, за словом в карман не лезла и поэтому в ответ лишь пожала плечами:

— Надо же мне что-то есть!

— Конечно, детка… Только ты могла бы работать иначе. Почему бы с твоим голосом не петь в каком-либо кабаре?

Я могла бы ему возразить, что в продранном свитере, в этой убогой юбчонке и туфлях не по размеру нечего рассчитывать на какой-либо ангажемент, но ограничилась лишь словами:

— Потому что у меня нет контракта!

И добавила насмешливо и дерзко:

— Конечно, если бы вы могли мне его предложить.

— А если бы я вздумал поймать тебя на слове?

— Попробуйте!.. У видите!..

Он иронически улыбнулся и сказал:

— Хорошо, попробуем. Меня зовут Луи Лепле. Я хозяин кабаре «Джернис». Приходи туда в понедельник к четырем часам. Споешь все свои песенки, и… мы посмотрим, что с тобой можно сделать».

После ее первого выступления Луи Лепле повторил несколько раз: «Ты завладела их сердцами, будешь владеть ими завтра и всегда». Именно Лепле нашел для Эдит имя — Пиаф (на парижском арго значит «воробышек»). Он научил ее репетировать с аккомпаниатором, выбирать и режиссировать песни, объяснил, какое огромное значение имеют костюм артиста, его жесты, мимика, поведение на сцене. В «Джернисе» на афишах ее имя было напечатано как «Малышка Пиаф». «Он оказался добрым пророком, и мне не терпится сказать, чем я обязана Лепле. Любовь к песне мне привил, конечно, отец, но певицу из меня сделал Лепле. Певицу, которой было еще чему поучиться, но которой он внушил главное, дал первые и лучшие советы. Я словно и сейчас слышу его: «Никогда не делай уступок зрителю! Великий секрет заключается в том, чтобы оставаться самим собой. Всегда будь сама собой»!

По натуре довольно независимая, я не любила советчиков. Но Лепле относился ко мне так трогательно и тепло, что его поучения никогда не рождали во мне чувство протеста. Довольно скоро я стала звать его просто папой. Я пела у него каждый вечер. Лепле и его друзья очень ловко делали мне устную рекламу. Меня никто не знал. Мои фотографии никогда не печатались в газетах, и, тем не менее, люди приезжали специально, чтобы послушать меня», — вспоминала Пиаф.

Вскоре Лепле представил ее знаменитому в прошлом первооткрывателю талантов Жаку Канетти — известному продюсеру «Молодежного мюзик-холла» — радиопередачи, рассказывавшей слушателям о новых именах и новых направлениях французской песни. Встречи Жака с аудиторией происходили по воскресеньям в полдень на волнах «Радио-Сите». «Слушай, — сказал Лепле воодушевленно, — у меня есть девчонка, довольно интересная». Рассказывая о ней, Лепле вначале описал «бледную, болезненную, хилую девушку.». А затем следует слово, которое точно и тонко воссоздает ее образ: «Суровая. Она была суровой». Жак Канетти вспоминал: «Необыкновенное зрелище. Видя ее такой хилой, больной, можно было сказать, что она сейчас умрет. Но пела она с такой силой, с таким жаром! Это было поистине удивительно. Наш коммутатор не умолкал часами. Все хотели знать, кто эта девушка!». Ее приглашают через неделю и далее — все двенадцать последующих воскресений. Успех ее выступлений на радио был огромным. 17 февраля 1936 г. Эдит Пиаф пела в большом концерте в цирке «Медрано» вместе с такими звездами французской эстрады, как Морис Шевалье, Мистингетт, Мари Дюба. Вскоре она записала у «Лолидора» свою первую грампластинку — «Чужестранец». Жак Буржа впервые подарил ей песню, предназначенную специально для нее. На слова его прекрасной поэмы «Песня одежд» композитор Аккерман написал музыку. Пиаф чувствовала, что находится на пути к успеху, ею руководили верные друзья, она была счастлива.

Однако успешный взлет был прерван трагедией: вскоре выстрелом в голову был убит Луи Лепле. Это было настоящим великим горем для нее. Было произведено полицейское расследование. Пиаф провела много часов в уголовном розыске, давая показания. «Джернис» закрылся. «Я возобновила свои выступления в «Одетт», на площади Пигаль. Этот вечер я тоже буду помнить всю жизнь. В зале была ледяная, удручающая тишина. Никакой реакции. Ни свистков, ни аплодисментов. Я пела, но никто не обращал внимания на слова моих песен. Если бы я внезапно запела псалмы, думаю, никто бы тоже этого не заметил. Сюда пришли не для того, чтобы послушать певицу, а чтобы увидеть женщину, связанную с «делом Лепле», — вспоминает Пиаф это трудное для нее время. Затем она выступала в Ницце, в кабаре «Буат а Витесс». Там было спокойнее, чем в Париже. Но ее материальное положение не было блестящим. «Когда вечно не хватает денег, это, конечно, не очень приятно, но не такая уж беда. Хуже, если теряешь вкус к жизни. Я переживала тогда именно такой кризис. С Лепле я потеряла все: и необходимого в моей жизни советчика, и, в особенности, — привязанность, которую ничто не могло восполнить», — писала Пиаф. По окончании срока контракта в Ницце она вернулась в Париж. На следующий день позвонила автору текстов для песен, продюсеру Раймону Ассо, который с радостью занялся ее делами и стал ее импресарио. «Я вернулась в Париж потерянная, сломленная, во всем сомневающаяся, даже в себе самой. Раймон Ассо постарался в первую очередь сделать все, чтобы я вновь обрела веру в свои силы. На меня клеветали, меня оскорбляли, обливали грязью? Ну и что из того? Не я первая, не я последняя испытала на себе такой сильный удар! Нужно закалить свою волю, напрячь все мускулы и драться. Мы будем драться!» — впоследствии писала певица. Он силой пробил первый контракт на ее выступление в мюзикхолле, писал для нее песни. В ее репертуаре появлялись новые песни, она знакомилась с новыми композиторами, поэтами, артистами.