Король-Бродяга (День дурака, час шута) - Евгения Белякова

Я почувствовал, что брови мои уезжают куда-то вверх… Это было из ряда вон, уж точно. Маг-флейтист… Но я одернул себя и сконцентрировался на рассказе Мика, желая дослушать до конца.

— И он всех крыс вывел из города, они шли за ним гуськом, очарованные мелодией… он дошел до озера Анкх-ра, сел на лодку, не прекращая играть… — Пухлик аж глаза зажмурил, поговорить с ним, что ли, о вреде авторитетов? — И все крысы, которые шли за ним, утонули!

— Ага, и поэтому эмблемой Кафедры Боевой… — начал я, но Мик сердито перебил меня.

— Это еще не все!

Мы так и торчали около двери, но я не решился предложить другу хотя бы внутрь комнаты зайти, мало ли, как он отреагирует, если я влезу с замечаниями еще раз…

— Солнцеподобный отказался выдать магу законную плату, и, хотя маг был истинным патриотом и сделал свой героический поступок на благо людей…

'Ах-ха', - подумал я, — 'Как же, держи карман шире…'

— … он все же возмутился столь неподобающему поступку со стороны Султана, и, вернувшись в город, заиграл другую мелодию. И тогда за ним…

— Пошел Султан? — предположил я, — Пошел и утоп?

— Джок… — сузил глаза Мик, — ты спросил — я отвечаю… имей терпение.

— Молчу, молчу… и кто же за ним пошел?

— Дети! — Пухлик поднял вверх палец, — Каково, а? Вот это ход, настоящая импровизация! За ним пошли дети, не в озеро, естественно, просто из города… Султан был вынужден вознаградить Нефиса, чтобы вернуть городу будущее!

Я, если честно, уже устал стоять, да и торопился к Асурро, ведь у того скоро начинались занятия по Стихийным Бедствиям в аспирантуре… Но все же не преминул подколоть впечатлительного друга.

— Тогда почему эмблема — крыса, а не ребенок? Хотя я вряд ли бы вынес зрелище приколоченного к нашей двери малыша… — С удовольствием заметив, что Мик чуть побледнел, я продолжил. — Ну а чем кончил тот маг, Нефис? Его, конечно, потом тихо удавили ночью, за то, что он осмелился шантажировать Султана?

— Нет, — помотал головой Мик, — он стал Главой Академии. И с тех пор, кстати, Главой Академии становились только Главы Кафедры Боевой Магии, и эта традиция нарушилась только сейчас…

Комок в горле никак не хотел проглатываться.

— Что-что? Что ты сейчас сказал?

— Только сейчас, когда Профессор Ньелль…

— Нет, про традицию!

Мик посмотрел на меня, как на умалишенного.

— Всегда были Главы Кафедры Боевой Магии… А ты не знал? — спросил он вдогонку мне, когда я, резко развернувшись, рванул по коридору, побив рекорд скорости Лу и восставшей крысы вместе взятых. Ответа он, понятное дело, не дождался.

Когда я, чуть не оторвав дверь от косяка, ворвался в кабинет Асурро, то застал там умиротворяющую картинку: мой учитель сидел за столом, вставив в глаз странный прибор в виде трубы с линзами внутри, и рассматривал распятую на шелковой подушке бабочку.

— О, Боги, а вот и Джок и явно не в себе, — монотонно пробормотал Асурро и махнул рукой в сторону, — присядь-ка там, я пока попробую найти у этой очаровательной тварюшки желудок…

— Бр-ф-ф! — Начал я, усаживаясь на давнишнюю софу, но тут же подскочил, как ужаленный, и поспешил переместиться в кресло. — Я… но Профессор… вы не? А как же? Я?

Согласен, не вполне содержательный и вменяемый монолог — но Асурро понял. Почти.

— А-а-а, тебе сообщили, что теперь у Академии новый Глава? — не отрывая взгляда от букашки, он протянул назад руку и отдернул штору, чтобы на стол падало больше света из окна. Но, поскольку уборщики давно забыли дорогу в кабинет Профессора Боевой Магии, результатом стало облако пыли. Мы оба закашлялись, Асурро выронил из глаза свой увеличитель и замахал руками.

— Учи… кхе, кхе… Не совсем… — выдавил я. — Я узнал, кто был Главой до того, как появился Новый Глава.

— А. Джок. Я. Тебя. Не. Раз… — каждое слово Асурро перемежал судорожными движениями ртом в попытках добыть воздуха. Получалось у него не очень, ведь основная часть пыли пришлась на его долю. — Предупреждак-х-х-х… Проклятье! Бегом в сад, там поговорим!

Я, натренированный предыдущими истерическими пробежками, оказался в саду первый, и у меня было время обдумать, каким образом я превратился в полного кретина, не видящего дальше своего носа. Правда, к тому времени, как там появился Асурро, отряхивающий мантию, к единому выводу я так и не пришел. Вариантов у меня было два: кто-то наложил на меня заклятие слабоумия или же я наконец ступил ногой в самую большую кучу дерьма на дороге жизни — маразм.

Профессор взял меня под локоть, приложил палец к губам и повел вглубь сада. Я шел молча, покорно переставляя ноги, предоставив ему начать разговор. Он, сам того не зная, выбрал для беседы уединенный уголок, где я всегда прятался от Мика, Аффара и прочих, когда хотел побыть наедине с самим собой и своими воспоминаниями. Кстати, именно там я на время возвращал себе свое старое, шестидесятидвухлетнее тело, чтобы дать ему роздых. Он знал про это место и выбрал его нарочно?

Мы уселись скамью; с одной стороны нас закрывала Башня Времени, с другого — стена, а с третьего — густые кусты сирени, растения, привезенного с моей такой далекой родины… обычно я ностальгировал, вдыхая запах тяжелых соцветий, но весна осталась позади, и вдыхать было нечего. Я уставился в стену, окружавшую Академию, тщательно пересчитывая трещинки, заросшие мхом. Вскоре Асурро прервал паузу:

— Хм… знаешь, когда ты только поступил сюда, я думал, что ты обыкновенный льстивый подлиза. Такой обаятельный, наглый и открытый… особенно меня развеселил твой вопрос о том, скольких я убил, помнишь?

Я кивнул, слегка улыбнувшись.

— Я тогда еще подумал, что ты явно набиваешься в любимчики… — губы Асурро тоже тронула улыбка, едва-едва. — Но потом понял, что ты и не догадываешься о том, что я заведую Академией, что это просто прошло мимо тебя, как абсолютно несущественная деталь. Есть у тебя такое качество — не замечать того, что, по твоему мнению, не имеет значения. Вот посмотри сейчас назад — и скажи, много ли было случаев, когда ты мог догадаться…

Я послушно стал припоминать… Да, при мне упоминали Асурро и какие-то приказы… Смутно зашевелились в памяти обрывки фраз… Но приставку 'Глава' рядом с его именем я всегда воспринимал как 'Главу кафедры', и то, что его слушались многие из преподавателей, приписывал силе его личности. Даже страх Аффара перед ним… А то, что он пришел к тебе в камеру, напомнил себе я, разве не говорит о его положении? Особенно если учитывать, что заключенных, по правилам Академии, навещать строжайше запрещено? М-да, следовало признать, что я и вправду был ограниченно, вернее — выборочно слеп.