Сочинения - Борис Житков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом сказала, что кошку она очень кормила, и ещё сказала, что бабушке принесли телеграмму.
Мы опять на лифте ехали с бабушкой. А Клава пошла наши вещи брать. И вдруг она принесла деревянную клетку. А в клетке сидели маленький беленький петушок и беленькая курочка. А я не знал, что они с нами приехали!
Это Матвей Иванович их на тележку поставил.
Потому что он их мне подарил.
Бабушка их отнесла, где ванна, и дала мне зёрен, чтоб я им посыпал, чтоб они клевали. А потом сказала Клаве, чтоб она поставила курочкам в чашке воды, чтоб им пить. Они пили и головки вверх поднимали.
А потом бабушка стала читать телеграмму.
Мы с Клавой курочек кормили в ванной, а бабушка к нам пришла и сказала:
– Завтра утром приедет папа. Он за тобой, Алёша, приедет и возьмёт тебя в Харьков. Ты будешь в Харькове жить.
Бабушка взяла меня на ручки и поцеловала. Она меня очень целовала и говорила:
– Ну вот, я и останусь… Одна останусь.
КАК МЫ С КЛАВОЙ ДЗЫГУ ПУСКАЛИ
Потом мы стали пить чай. Я Клаве показывал початок и дзыгу. Я просил бабушку, чтоб она мне кнут сделала – дзыгу гонять.
Бабушка выстругала палочку и привязала верёвочку. И вышел кнутик. Мы стали с Клавой пускать дзыгу и не могли. Бабушка запустила и погоняла дзыгу. А дзыга всё под стулья убегала.
А потом мы с Клавой тоже немножко могли запускать дзыгу. Мы её на дворе пускали.
А потом я ходил моего окунька смотреть. Он у Клавы на окне за стеклом стоял.
Бабушка всё не хотела, чтоб я уходил, и всё говорила:
– Побудь со мной, Алёшенька. Играй здесь.
Аэропорт
ПАПА
Утром я ещё спал, вдруг папа пришёл.
Он очень был весёлый, бабушка тоже смеялась и немножечко плакала.
А папа всё говорил, что я загорел, и ещё говорил, что я теперь украинец.
А я папе сказал, что у меня початок есть и что мне курочек подарили. И что я в колхозе был.
А бабушка мне сказала, чтоб я скорей одевался.
Папа пошёл в ванную мыться. И там смотрел моих курочек.
А потом бабушка сварила кофе, и мы пили.
А папа говорил, какая у нас в Харькове квартира. И что он уже всё устроил. И чтоб бабушка к нам зимой приезжала.
И потом папа говорил, что он не приехал, а прилетел. Он на самолёте прилетел.
И сказал, что мы на самолёте полетим с ним в Харьков. И что мы сейчас полетим. Потому что у папы уже билеты есть.
Папа всё боялся, чтоб не опоздать. Бабушка сказала, что ещё можно посидеть. Мы на диване сидели, и папа меня рукой держал. И с бабушкой говорил.
Бабушка говорила, что я не шалил. А что я только немножко слив объелся. И что пусть я у ней живу. А потом пускай бабушка меня привезёт в Харьков.
Я тоже сказал, что хочу, чтоб у бабушки жить.
А папа сказал, что нельзя. Потому что мама меня очень хочет.
КАК БАБУШКА ЗАПЛАКАЛА
Потом папа встал и сказал, что надо идти. Потому что надо сначала ехать в автобусе. Бабушка сказала, что пойдёт нас провожать. Она все мои вещи сложила: и мячик, и мишку, и початок, и дзыгу, и кнутик. Только папа сказал, что окунька не надо и курочек тоже. Они пусть у бабушки будут. Они пусть будут мои, только у бабушки живут.
Бабушка мне сказала, что она их будет беречь.
Потом папа взял мои вещи, и мы пошли.
Мы ехали на трамвае и приехали, где стоит автобус. Он к самолёту везёт. Он на улице стоял и ждал. Это он всех ждал, кто на самолёте будет лететь.
Бабушка немножко заплакала и стала целовать папу, а потом меня на руки взяла и тоже очень целовала и говорила:
– Не забывай, Алёшенька, бабушку.
САМОЛЕТНЫЙ ВОКЗАЛ
Кондуктор сказал, что сейчас ехать. Папа кондуктору билеты показал, и мы сели в автобус.
Бабушка мне рукой махала. А потом я бабушки не видал, потому что там много автомобилей и людей. И мы поехали по улицам.
Папа меня спросил:
– Тебе хорошо у бабушки было?
Я сказал, что очень. А больше я не говорил, потому что автобус очень шумел.
А потом мы поехали по дороге, где уже не город. И приехали, где стоит дом. Это вокзал, только самолётный. Он совсем не вокзал, а просто дом. И там всякие комнаты. И мы с папой пошли в столовую.
Папа сказал, чтоб мне дали ветчины и молока. А папа пил чай и ел сосиски.
Папа сказал, что в аэроплане мы будем сидеть в кресле и что будем лететь высоко и очень скоро. Прямо скорей, чем птицы.
А я сказал:
– Скорей, чем орёл?
Папа сказал, что скорей, чем орёл, и скорей, чем ласточка.
КАК МЫ ЛЕТЕЛИ НА САМОЛЕТЕ В ХАРЬКОВ
Потом папа сказал, что надо идти садиться в самолёт. И мы вышли с папой и вещи тоже взяли с собой.
А там поле. И на нём трава.
А потом стоял самолёт. Он впереди на колесиках. И с боков у него идут крыши. А папа сказал, что это не крыши, а крылья. Только самолёт ими не машет, а они стоят крепко.
А потом идёт длинный домик с окошечками. И туда – лесенка и дверь. Он – как вагон.
Папа меня на руки взял и туда втащил. А там стояли кресла. Папа сел и взял меня на колени. И я стал смотреть в окошко. Наши вещи тоже принесли. И поставили в самолёт.
И ещё пришли два дяди и одна тётя. И тоже вещи принесли. А впереди, в будочку, сел дядя. Я сказал, что это шофёр. А папа сказал, что это пилот.
Я ещё хотел сказать, только ничего не мог сказать, потому что машина очень загудела и мы поехали по этому полю. Прямо по траве.
Папа взял кусочек ваты и заткнул мне уши. Я не давал, а папа всё равно заткнул.
Самолёт очень стало трясти, потому что он шибко бежал.
Папа меня крепко держал, и мне было ничего.
А потом не стало трясти. Папа стал мне в окно показывать, чтоб я посмотрел.
А там внизу были домики. И маленькие трамвайчики. И река внизу была. И маленькие пароходики. И ещё мост. Я очень обрадовался, что они такие маленькие и хорошенькие. Они – как на картинке.
И я стал хлопать в ладоши и кричать. А папа совсем ухо ко мне приставил и слушал, что я кричу. А я кричал, что какие маленькие и какие хорошенькие. А папа мне в ухо закричал, что это потому, что мы высоко. А потом я видел, как паровозик идёт и поезд и как у него из трубы дым идёт.
Потом самолёт стало немножко качать, и я кричал папе:
– Почему? Почему?
А папа положил меня у себя на руках и мне в ухо сказал, чтоб я спал. И я стал спать.
А потом я проснулся, и папа мне закричал:
– Вон Харьков!
И стал мне в окно показывать. А там как будто канавки. А это не канавки, а улицы, и по ним трамвайчики бегают.
И это город Харьков.
КАК МЫ ПРИЛЕТЕЛИ В ХАРЬКОВ
А потом мы прилетели, где поле и тоже трава. И наш самолётик побежал прямо по полю. И нас опять стало трясти, как в Киеве. А потом самолёт стал. И к нам побежали люди. А это не поле, а это чтоб самолётам прилетать, и называется аэродром.
Потому что папа мне из ушей вату вынул и сказал, что это аэродром. И ещё сказал, что потому вату положил, что машина очень шумит и потом будут уши болеть. И все тоже стали из ушей вату вынимать, потому что тоже вату запихали.
И все стали выходить, потому что нам открыли дверь и поставили лесенку. И люди стояли и глядели, как мы выходим. Мы с папой стали выходить, и папа меня за ручку по лесенке сводил.
Я смотрел на лесенку, чтоб не упасть, а потом смотрю – мама. Она прямо ко мне побежала и закричала:
– Алёшка! Алёшка!
Мама очень радовалась и говорила, что боялась, что мы с папой летим.
А я сказал, что я не боюсь летать и что летать очень хорошо.
Там тоже стоял вокзал. А только мы в вокзал не пошли. Мы пошли, где стоял автомобиль.
И папа сказал маме, что меня укачало. И что я спал.
ТЕПЕРЬ В ХАРЬКОВЕ НАШ ДОМ
Мама мне сказала, что я теперь в Харькове и мы сейчас поедем домой и будем обедать. И что у нас новая квартира и мы сейчас туда поедем.
Я очень хотел видеть, какая новая квартира. И я маме сказал, что я очень люблю бабушку. И что Гриц очень добрый и мне дзыгу подарил.
А потом все сели в автомобиль, и положили наши вещи, и поехали на новую квартиру.
И мы стали жить в Харькове.
Рассказы
Веселый купец
Жил-был моряк Антоний. У него был свой собственный двухмачтовый корабль. Антоний был итальянец, и корабль его ходил по всем морям. Корабли у других хозяев назывались важно. То «Святой Николай», то «Город Генуя» или «Король Филипп», а Антоний назвал свой корабль «Не Горюй».
Бывало, нет в море ветру, стоит корабль. Всем досадно. Антоний глянет на паруса и скажет весело:
– Стоит «Не Горюй»!
Раз положило ветром корабль совсем боком, все перепугались, Антоний как крикнет:
– Лежит «Не Горюй»!
У всех и страх прошел, и побежали матросы на мачты убирать паруса. И все говорили:
– Разобьет нас о камни, все равно капитан крикнет свое: «Пропал «Не Горюй»!»
А надо сказать, что везло Антонию во всем: стоят корабли в гавани, везти нечего, хозяева злые по берегу ходят. А гляди – Антоний наберет всякой дребедени и чуть не по самую палубу загрузит корабль.
– Мне всегда счастье будет, – говорил Антоний. – Имя у меня такое – все Антонии счастливые. А которые несчастные Антонии, так это значит дураки. Дурака как ни назови, все равно за борт свалится.