Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина - Рул Стеркс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На протяжении веков «гармония» оставалась центральным понятием китайской политической философии, доминируя над другими концептами. В ее преобладании трудно усомниться: конфуцианцы хотят, чтобы люди жили в гармонии друг с другом, легисты желают, чтобы подданные безоговорочно внимали воле государя, даосы стремятся жить в гармонии с природой. Кроме того, во всех философских доктринах воспроизводился один и тот же мотив: власть имущие должны держаться середины (чжун) — то есть культивировать в себе личность, способную выносить взвешенные суждения и контролировать свои эмоции. Идеал гармонии воспроизводится в целом ряде родственных понятий, таких как: единение, сотрудничество, согласие, сосуществование, солидарность, порядок и законность. Как мы увидим в главе 9, место для гармонии нашлось даже в кулинарной лексике Древнего Китая.
В ходе китайской истории складывались разные представления о том, каким должно быть гармоничное общество. Версии разнились: от идеи эгалитарных сообществ, разделяемой моистами в древности, повстанцами-тайпинами в XIX в. или революционерами-коммунистами в XX в., до картин строго иерархического мира, в котором каждый знает свое место и безропотно служит вышестоящим. Архетипы гармоничного мироустройства нередко проецировались в прошлое, в мифический золотой век, наследием которого нынешнее человечество якобы пренебрегает. Иначе говоря, преобразования в настоящем предлагалось рассматривать как возвращение к изначальному гармоничному порядку, завещанному мудрецами древности, а революция становилась восстановлением того, что некогда уже было. Кан Ювэй (1858–1927), реформатор конца XIX в., которого его ученик Лян Цичао (1873–1929) именовал Мартином Лютером конфуцианской религии, называл свой проект эгалитарного общества «великим единением» или «великим сообществом» (да тун). Название была заимствовано из «Ли цзи», где его высказывает сам Конфуций:
Когда шли по великому пути, Поднебесная принадлежала всем, [для управления] избирали мудрых и способных, учили верности, совершенствовались в дружелюбии. Поэтому родными человеку были не только его родственники, а детьми — не только его дети. Старцы имели призрение, зрелые люди — применение, юные — воспитание. Все бобыли, вдовы, сироты, одинокие, убогие и больные были присмотрены. Своя доля была у мужчины, свое прибежище — у женщины. Нетерпимым [считалось] тогда оставлять добро на земле, но и не должно было копить его у себя; нестерпимо было не дать силам выхода, но и не полагалось [работать] только для себя. По этой причине не возникали [злые] замыслы, не чинились кражи и грабежи, мятежи и смуты, а люди, выходя из дому, не запирали дверей. Это называлось великим единением («Ли цзи», глава «Ли юнь»)[71].
Разве кто-нибудь отказался бы жить в столь блаженном обществе, которое устраивало даже даосов? Стоит, однако, иметь в виду, что утопические видения идеального социума полезно рассматривать в историческом контексте. В старом Китае простой человек жил с постоянным осознанием того, что государство, будь оно феодальным или имперским, в любой момент могло присвоить себе существенный кусок его жизни, призвав на военную службу или мобилизовав на подневольный труд. Людей регулярно — в эпоху Хань, например, с пятимесячными ротациями — призывали на строительные работы, перевозку государственных товаров или казенного зерна, постройку дорог или ремонт государственных амбаров. Стихийные бедствия и неурожайные годы требовали дополнительных усилий в виде возведения запруд или борьбы с саранчой. Все это зачастую означало службу вдали от дома и в отрыве от семьи. В целом жизнь простого (или даже не слишком простого) люда в Китае по умолчанию проходила не в тепле домашнего уюта, а в бедности и каторжном труде, дополняемых нескончаемым насилием и политическими кризисами. Китайские философы с их проповедью гармонии и добродетели звучали бы довольно глупо, если бы не бесконечный военно-политический хаос и непрерывная смута, которые были типичны для обществ того времени.
На практике китайские философы мыслили гармонию, общественный порядок и согласие по-разному. Для Конфуция, например, понятие гармонии допускало и возможность существования лояльной оппозиции. Нацеленность на согласие не означает, что всегда нужно уступать. Только низкие люди, будучи несогласными с собеседником, говорят «да» («Лунь юй», 13.23). Порядок, навязанный силой, тоже не приведет к гармонии: для того чтобы ее достичь, требуются ритуалы и договоренности («Лунь юй», 1.12).
Мэн-цзы предложил физическую модель гармоничного общества. В его интерпретации она выглядела как сеть сотрудничающих друг с другом крестьянских домохозяйств, которые он называет «общинами колодезных полей». Название происходит от китайского иероглифа «колодец» (цзин), который напоминает сетку из восьми открытых квадратов, группирующихся вокруг девятого квадрата посередине (см. илл. 4.1). По замыслу философа, каждая из восьми семей должна обрабатывать свой участок земли, а их господин будет получать доход с девятого участка, который все семьи возделывают сообща, — по сути, здесь представляется безупречная феодальная программа. Утопия Мэн-цзы (он утверждал, что в прошлом она процветала) — это общество, в котором хозяйства не только обеспечивают сами себя, но и вкладываются в общее благо (во времена философа таковым оказывалось благо землевладельца, который позволял крестьянам пользоваться их участками). Нет никаких достоверных исторических свидетельств того, что общины колодезных полей действительно существовали в сколько-нибудь заметных масштабах. Тем не менее «колодезные поля» прижились как еще один образ, символизирующий гармонию, сотрудничество и солидарность.
Илл. 4.1. Китайский иероглиф «колодец» («цзин»)
Утопический мир Мэн-цзы с его колодезными полями — один из самых древних примеров социальной инженерии, основанной на убежденности в том, что на психологию и поведение людей влияют природный ландшафт и пространственная организация жизненной и рабочей среды. В этой картине подспудно предполагается, что правильная нарезка крестьянских наделов будет способствовать становлению общественного порядка и единения умов. «При выходе из округи или при вступлении в нее всем относиться друг к другу по-дружески, помогать друг другу в наблюдении за посевами и в охране их, — пишет Мэн-цзы. — При болезнях поддерживать друг друга, тогда в ста семействах, составляющих весь наш народ, установится родственная любовь» («Мэн-цзы», 5.3). Правителю в такой ситуации полезно проводить регулярные переписи населения, повышающие эффективность налогообложения и администрирования. Скажем, государство Цинь, опираясь на совет правителя области Шан, разделило свою землю на прямоугольные участки, обособив их друг от друга
