Клык Фенрира - Марина Голубева

Толпа, матерясь, сорвалась с места. Брошенный Хенну табурет сшиб крикуна на пол, заставив остальных отшатнуться.

– Вот, попали, как кур во щи! – охнул Семен, подхватывая со стойки бутылку и отправляя ее вслед за табуретом. Врезавшись в голову одного из бандитов, импровизированный снаряд взорвался дождем осколков, наполнив воздух сивушным духом. Алексей последовал примеру Семена, но его бросок оказался неудачным – тяжелая бутылка вывернулась из руки и, не долетев до нападавших, разбилась в центре зала. Трактирщик за стойкой взвыл.

Опешившие было бандиты пришли в себя и кинулись вперед, стараясь сократить расстояние. Хенну закрутил в руках еще один табурет, но остановить озверевшую от потери своих товарищей толпу не смог. Часть бандитов, расшвыривая преграждающие дорогу столы, прорвалась к стойке.

Воздух наполнился грохотом переворачиваемой мебели, звоном посуды, матерной руганью и криками боли. Прямо перед собой Алексей увидел оскаленное лицо бородатого мужика, сверкнуло лезвие, от которого чудом удалось увернуться. Топор с хрустом врезался в стойку, и нападавший отвлекся, пытаясь освободить лезвие. Шарахнувшийся в сторону молодой человек подхватил табурет – он оказался неожиданно тяжелым и норовил вывернуться из руки. Замешкавшись, Алексей так и не успел его поднять, а ткнул нападавшего ножками в живот – бандит хекнул, согнулся и выронил топор. Получив еще один удар по затылку, рухнул на пол. Выставив перед собой табурет, молодой человек сбил с ног другого бандита. Прижался спиной к стойке и ошалело огляделся. Краем глаза увидел, как Хенну, отшвырнув к себе за спину выскочившего вперед Сашу, крутит восьмерки отобранным у кого-то топором. Рядом с ним с двумя бутылками наготове застыл Семен, готовый встретить противника.

Откатившиеся к противоположной стене люди некроманта нерешительно переглядывались, подталкивая друг друга локтями. Первая азартная ярость прошла, и лезть на рожон уже не хотелось. Но Алексей понимал – стоит проявить слабость и попытаться сбежать, как бандиты разорвут их в клочья. Положение казалось безвыходным. Молодой человек, отчаявшись, решил уже попытаться прорваться к двери, вооружившись неизменным табуретом как тараном, но тут со двора раздалось ржание лошадей и голоса. Наемники насторожились, затем раздался крик: «Солдаты! Уходим!» – загремела мебель, и через мгновение в зале остались только Алексей с друзьями да три трупа на забрызганном кровью и засыпанном осколками стекла полу.

В проеме двери показался человек в офицерском мундире и высоких, забрызганных грязью сапогах. Он с удивлением оглядел разгромленное помещение, задержался на убитых бандитах и посмотрел на оставшихся виновников побоища. Под этим хмурым, пронзительным взглядом Алексей поежился и подумал, что будет очень сложно доказать свою невиновность. Но офицер, похоже, не собирался заниматься расследованием. Он подошел к Воронцову и, приложив руку к треуголке, сказал:

– Честь имею, Александр Романович!

Судя по тому, как смутился и попятился Саша, вошедшего он знал и ничего хорошего от этой встречи не ждал.

– Добрый вечер, Николай Михайлович, – пробормотал юноша.

– Добрый?! Ну, я бы так не сказал. – Офицер стряхнул с треуголки дождевую воду и вытер усы. – Мало того, что пришлось скакать под дождем и по грязи за вашим сиятельством, так, я смотрю, вы уже и в кабацкую драку ввязаться успели. Причем в весьма сомнительной компании.

Николай Михайлович, презрительно морщась, оглядел Алексея в одежде, заляпанной кровью и залитой дешевым вином. Семена и Хенну он вообще не удостоил внимания.

– Вы не правы! – вспылил Саша. – Алексей Дмитрич – очень достойный человек!

– Достойные люди, Александр Романович, не унижаются до кабацких драк с вонючими мужиками и не дерутся пошлыми табуретками, – кивнул офицер на оружие Алексея, которое он, тоже смутившись, попытался спрятать за спину. – Но мне недосуг разбираться с вашим так называемым приятелем. Меня послал за вами ваш дядюшка…

– Я не поеду никуда! – перебил юноша, упрямо сжав кулаки.

– Его сиятельство приказали привезти вас во что бы то ни стало. – Офицер многозначительно покосился на дверь, где застыли два рослых солдата в мундирах Преображенского полка. – Я, как человек военный, обязан приказ выполнить. Не думаю, что мне придется делать это силой. Вы достаточно разумны, не так ли? Тем более, Михаил Илларионович просил передать, что имеет к вам разговор чрезвычайной важности, который вас, несомненно, заинтересует.

Саша, покосившись на солдат, сник и взглянул на Алексея. В его глазах были такая тоска и обреченность, что молодой человек искренне ему посочувствовал, но вмешиваться в семейные разборки не собирался. Он сегодня и так наделал достаточно глупостей.

– Не грусти, Саша! – Возникло чувство светлой и щемящей грусти, какое бывает при расставании с хорошим другом. Расставании навсегда. – Твои подвиги и твоя слава еще впереди. У тебя своя дорога.

Воронцов вздохнул и, сказав: «Прощай, Алеша!» – вышел во двор.

Когда голоса солдат и стук копыт стихли, молодой человек буквально рухнул на стул, пожалуй, единственный в этом трактире. Ноги дрожали, руки – тоже, а голова болела и кружилась. В азарте драки этого не ощущалось. «Вот и решилась наша проблема с неожиданным попутчиком», – мелькнула мысль, и почему-то стало грустно и одиноко.

Семен осторожно поставил бутылки, которыми был вооружен, на стойку и, постучав по ней, крикнул:

– Вылезай, любезнейший, все кончилось! Сейчас мы тут приберемся. – Затем, повернувшись к Алексею, хмуро проворчал: – А ты, барин, в следующий раз, прежде чем кулаками махать, сперва головой подумай. Она тебе не только для шляпы дадена.

Александра Воронцова привезли в Питер ранним утром. Продрогший, уставший и невыспавшийся юноша только успел переодеться, как его вызвал к себе дядя. Канцлер то ли работал всю ночь, то ли поднялся ни свет ни заря, беспокоясь о судьбе племянника. Саша, рассерженный бесцеремонным вмешательством в свою жизнь, приготовился к серьезному разговору. Он всю дорогу сочинял гневную речь в защиту права поступать так, как ему хочется. Больше всего возмущало, что его на глазах Алексея Артемьева отправили домой под конвоем, как малолетнего воришку. Ладно бы так поступил отец, отличающийся крутым нравом, но от мягкого и покладистого Михаила Илларионовича юноша подобного не ожидал.

Канцлер Воронцов поднял голову от заваленного бумагами стола и хмуро посмотрел на вошедшего племянника.

– Ну что, сударь, набегался? Вот уж не ожидал от тебя такого художества! Хоть бы о матери подумал, она даже захворала от беспокойства.

Саша потупился, все заготовленные слова куда-то испарились – матушку было действительно жалко. Но сдаваться так быстро юноша не хотел и, собравшись с духом, решительно сказал:

– Я уж взрослый, дядя, не век мне за маменькин подол держаться. Хочу сам свой путь выбирать!

– Какой путь-то?! – Михаил Илларионович раздраженно отодвинул кресло и подошел к племяннику. – В кабацкой драке нож в спину получить или сдохнуть, как собака, в придорожной канаве? Люди, с которыми ты связался – перекати-поле, авантюристы, а то и кто похуже. Что за дела у графа Сен-Жермена в нашей стране – неясно, да и сам он – фигура темная. И этот, ученик его, тоже не пойми кто и неизвестно откуда. Ни чести, ни славы себе ты на этом пути не добудешь. Я в твои годы мечтал родине служить, а ты дурью маешься.

– Да я рад бы родине служить, – оживился приунывший было Саша, – да батюшка на войну не отпускает.

– Война! – Канцлер передернул плечами и нервно потер руки. – Она, уж почитай, закончилась. Да на такой войне ты славы тоже не добудешь, только зря голову сложишь. С нашими-то генералами-дурошлепами, которые только и оглядываются, кто да что скажет. Тут еще матушка Елизавета не ко времени захворала, а наследник-то… А! – махнул рукой Михаил Илларионович, видимо, сообразив, что наговорил лишнего.

– Да я… – начал Саша, но канцлер его остановил:

– Погоди! У меня к тебе серьезный разговор есть. Хотел повременить немного, но раз тут такое дело… Чтобы родине послужить, знать и уметь надобно немало. И это не те знания, которые можно в книжках найти. Ты хотел путешествовать? Так путешествовать надо с умом и с пользой, а не по дурости. Я вот выхлопотал у государыни направление для тебя – поедешь во Францию, в Версальскую рейтарскую школу учиться. Заодно и Европу посмотришь, с важными людьми знакомство сведешь, опыта наберешься, не книжного – настоящего.

Елизавета Петровна даже особый рескрипт обещала написать к нашему послу в Париже, дабы оказывал тебе всяческое содействие. Ну и я кое-какие письма передам к нужным людям. Так что поедешь, и не как простой недоросль, а как взрослый человек, российский дворянин, понимающий государственные интересы.