Зона поражения - Леонид Смирнов

Кребдюшина Капоте и след простыл.

— Не бывал-с. А не вы ли в одних трусах удирали из борделя на Сан-Виценцо? — в тон ему ответил Адриан и в некоем подобии улыбки ощерил острые зубы.

Об этой печальной истории, произошедшей пят лет назад, знали единицы: охотники за кладами из банды Семирука, что обложили Платона в тот пыльный вечер, да дюжина тамошних путан. Такая осведомленность лишний раз подтвердила: тут нет удивительного совпадения. Этот парень имеет самое прямое отношение к покойному Адриану Папаиоану. А значит, и к его странной нелюбви к черным археологам.

Матрона, прижимаясь к стене, бочком-бочком пробиралась к своему единственному защитнику — вышибале. Для нее подобные ссоры были не внове. Вышибала встал в боевую стойку и вращал головой, переводя взгляд с одного бойца на другого. Ждал приказа. А девочка, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, горящими от любопытства глазами следила за происходящим. Небось придет в неописуемый восторг от первого же обмена ударами.

— Не соблаговолите ли послушаться мадам? Она предложила вам богатый выбор, — поигрывая тросточкой, произнес Платон. Он по привычке давал сопернику шанс. Намек предельно прост: еще не поздно дать стрекача, сохранив видимость лица.

В руке Адриана невесть откуда появилась плетка-семихвостка с молекулярными лезвиями на концах. Одним взмахом такой «игрушки» можно до кости располосовать человеку лицо и выбить глаза.

— Я уже нашел себе киску, — весело произнес Папаиоану. — И я не стану преследовать вас, если вы решите покинуть эту обитель добродетели, — сделал он ответное предложение.

Теперь формальности были соблюдены. Можно начинать.

Археолог почувствовал приток адреналина и произнес торжественно— так, как говорили его славные предки:

— К барьеру, мсье!

— Ваше шампанское, сэр, — раздался за спиной звонкий голос официанта.

Платон отвлекся на мгновение. Адриан взмахнул плеткой. Она со свистом разрезала воздух, спилив у белой шляпы Рассольникова переднюю часть тульи. Археолог забыл ее снять перед боем.

— Ах ты, черт! — вырвалось у него от досады. Любимый головной убор безнадежно испорчен. Где в этой дыре найдешь другую такую шляпу?

Платон все еще горевал, а его бамбуковая тросточка вовсю летала, отбивая новые атаки противника. Она двигалась так быстро, что стала почти не видна, сплошным щитом прикрыв хозяина. Но вот беда: отбивая удары плетки, она, хоть и редко, но встречала молекулярные лезвия — щепилась и теряла осколки. Через минуту в руках археолога останется лишь рукоять да измочаленный огрызок ствола.

Нынешний Папаиоану был гораздо более серьезным противником, чем тот, прежний. Он улыбался во весь рот, чувствуя, что может сделать с Платоном все, что пожелает. Он был абсолютно уверен в победе и только оттягивал ее, не спеша нанести решающий удар.

Рассольников, будто на уроке фехтования, вдруг сделал стремительный выпад, а из наконечника трости выдвинулся щуп металлоискателя. Адриан успел отскочить назад, повалив столик на кралю, завороженно следящую за ходом схватки. Девушка вскрикнула, бокалы с шампанским и вазочка с мороженым опрокинулись ей на колени и живот.

Матрона подхватила ее крик. Вышибала и остальные девочки онемело наблюдали, как два сумасшедших убивают друг дружку из-за десятикредитной шлюхи.

Платон наступал, используя длину своей «шпаги», а Папаиоану семихвосткой отбивал его атаки. Еще одно попадание молекулярного лезвия — и срубленный кончик щупа, звякнув, упал на пол. Археолог рассвирепел. Он вдруг понял: если сейчас не покончит с врагом, ему хана. Тросточка может рассыпаться в любой момент.

— А-а-ах!!! — Платон исступленно рубанул тросточкой воздух, она вырвалась из его руки и, как дротик, полетела в цель.

Адриан в последний миг сумел увернуться, но потерял равновесие и обрушился на соседний, пустующий столик. Тросточка вонзилась в косяк входной двери. Платон тигром прыгнул на Папаиоану. Сцепившись, они покатились по полу, сшибая стулья и столики. В этой драке не было ни капли подлинного аристократизма, зато в достатке имелась благородная ярость.

Рассольников ошибся — не надо было ему переходить в рукопашную. На его горле сомкнулись стальные тиски вражьих пальцев. Сколько не лопать землю, а таких клешней ему за всю жизнь не отрастить. Платон понял, что горло не спасти, высвободил правую руку и начал молотить Адриана кулаком между ног. А противнику было хоть бы хны.

«Хана!» Археолог дернулся изо всех сил, крутанулся на полу, обрушив на себя и противника очередной столик. Без толку.

И когда черная пелена уже было отгородила его от мира, Платон вдруг почувствовал, что хватка врага ослабела. В пылу схватки он не заметил, что краля подскочила к катающимся по полу мужикам и фарфоровой вазой со всего маха хрястнула по башке Папаиоану. Она сделала свой выбор…

Здоровенная головища Адриана треснула и раскололась, как упавший на землю спелый арбуз. Девушка завизжала и бросилась к хозяйке салона. Археолог оторвал с горла руки мертвеца, отвалил его в сторону, встал на ноги, отдышался и, растирая онемевшую шею, нагнулся над поверженным врагом. Внутри пластикового черепа обнаружились микросхемы и тончайшие провода. Это был самый обыкновенный андроид.

…Три часа почти без перерыва граф Рассольников вкушал плоды своей победы. Их общей победы. Объятия были страстны и поцелуи сладки. Наверное, краля по имени Зи-Зи знала толк в истинных аристократах духа и тела. Ну а Платон умел отплатить добром за добро, лаской за ласку и нежностью за нежность. Он приходил с другого конца Галактики и исчезал снова, не оставляя после себя долгих слез и проклятий. Пусть ненадолго, но он делал женщин счастливыми. По крайней мере, ему так хотелось в это верить…

Платон вернулся в бар «Приют пилигрима» в приподнятом настроении и в прекрасной физической форме — он словно помолодел лет на десять. Кребдюшин Капоте сидел за тем же столиком, но его собутыльников поубавилось: кроме разумного гриба, понуро притулившегося у стены, продолжал квасить только сухопутная медуза Охр-Рхо.

Медуза уже настолько назюзюкался, что не заметил возвращения археолога. Зато полукровка встретил бывшего сотоварища восторженным улюлюканьем и свистом. Приветственная песнь зазвучала особенно громко, когда Кребдюшин заметил на шее Платона синие отпечатки вражьих пальцев и принял их за следы страстной любви.

Археолог настолько подобрел и размяк, что выпил с полукровкой на брудершафт. Потом они отправились в номер гостиницы «Муравьиный лев», который снял полукровка по прилете на «Эль-Гарду». Гриб остался сторожить у дверей. Он проиграл в покер не только сундук старинных карт, но и свою свободу. Целый месяц он будет служить рабом Кребдюшину.