Письма (1870) - Федор Достоевский

Целуй детишек, люби их, обходись с ними нежно, а я тебя - за это буду вечно любить. До свидания, обнимаю тебя. К воскресению наверно жди, а к тому времени, может, и еще напишу.

Твой весь Ф. Достоевский.

(1) далее начато: Он мне

(2) было начато: это

491. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

10 августа 1873. Петербург

Петербург 10 августа/73.

Милая Аня, вчера прибыл в Петербург, много перенеся дорогою, главное усталости, и даже сегодня нездоров, а вчера решительно был болен. Расскажу по порядку. Извозчик ехал превосходно, менее чем 1 1/2 часа, и дорога прекрасная и веселая, - поминутно деревни. Звад стоит на припеке, тени нет, строение богатое, живут зажиточно, но вонь во всех домах (чрезвычайно в то же время чистых) нестерпимая. Пахнет вялеными снетками, ибо в каждом доме под крышей устроено вяление снетков. За постой ничего не взяли, за стакан чаю (весьма хорошего) 10 коп. и за рюмку водки 5. Но зато с 11 часов и почти до 5 надо было ждать парохода. Сверху зной и припек, а с озера ветер. Пароход сначала прошел мимо, чтоб отыскать трешкот, а потом уже обратно взял нас. Те, которые ехали на трешкоте, рассказывали потом буквально ужасы. С 9-ти часов до 4-х их тащили, зной сверху и ветер с озера, и шевельнуться нельзя, и ни одного куска хлеба, даже воду надо было тут же доставать из озера. Все, буквально все, проклинали трешкот. (1) Затем в 1/2 двенадцатого пустились из Новгорода, и одна чертова кукла, дама из любезных, протрещала всю ночь визгливым подлым языком с своими кавалерами, так что я ни одной минутки даже вздремнуть не мог. Кстати, Аня, знай, что когда повезешь детей, то нужно очень, очень укутывать. Час с лишком, когда ждут Николаевскую дорогу (в Чудове), ужасно холодно и сыро. Мне в теплом пальто стало холодно. В вагонах же духота и жара, а тут вдруг на этот холод отворят окно. В дороге мы простояли 1/2 часа, потому что с поездом, шедшим впереди нас, что-то случилось. Приехали в Петербург уже в 11-м часу. Дома у меня Александра всё вымыла и вычистила. Хозяин дурит, вчера съехали еще жильцы и приехали другие. Дворники грубы ужасно, не позволяют дома стирать даже самых мелких вещей и за каждую услугу требуют особой платы. Сложить дрова или принести - они на это только смеются: не наше, дескать, дело. Мещерского я застал, очень был любезен, но вчера же уехал. Про редакционную квартиру ничего не решено. Пуцыкович ищет, чтоб нанять тут же и для себя. Статей отсмотреть приходится бездна, меж тем ничего еще не готово. Вчера после обеда успел заснуть два часа, но встал в ужасной лихорадке, в ознобе и жаре. Сел за работу, и когда кончил в три часа ночи, то, вставая с кресел, зашатался и повалился в кресло обратно. Никогда еще у меня так не стукала кровь в голову. Ночью спал долго. Теперь чувствую лихорадочное состояние и, кроме того, ужасно кашляю. Дни хорошие. Ночью валил дождь.

Вчера в редакцию ко мне зашла Анна Николавна и пробыла минутку, чтоб отдать деньги. Спросила о тебе. Вчера, когда я спал, приходил от Вольфа с требованием 25 экземпляров "Бесов" и оставил бумажку, то есть требование. Александра сказала, чтоб зашел завтра (сегодня) от 12 до 2-х. Теперь третий час, но он еще не заходил. Значит, бесочки-то опять пошли и ведь без малейшей публикации, заметь себе.

Сегодня рано утром заходил Ив<ан> Гр<игорьеви>ч - хотел зайти потом. Я спал и не видал его.

Аня, голубчик, имей в виду, что погода может перемениться, что сообщение может измениться и проч<ее> и проч<ее>. И потому, если к 20 числу будет стоять погода очень хорошая, - то и переезжать бы вам. Три-четыре дня не придадут здоровья детям.

Кстати, захвати на всю дорогу провизии. Этот обратный путь так лежит, что в Новгороде, например, если не идти в гостиницу Соловьевых, - то ничего буквально, кроме чаю, не достанешь, а во время пути даже в Любани, кроме кофею и чаю, нет ничего. И ради бога, не простуди детей. Да непременно найми прислугу, как ты хотела.

Целуй деток милых, Любку и Федю. Всё они мне мерещатся п всю дорогу мерещились. Прощай, обнимаю тебя, ну что, если август изменится к худшему? Теперь пока хорошо. Ужасно много воротилось в Петербург, совсем не те улицы.

Пишу тебе отрывочно и кое-как. (2) Не взыщи. Всё голова кружится. Потею. Купил pastille d'Ems, но не помогают.

Целуй моих ангелов и люби их.

Твой весь Ф. Достоевский.

Пиши. Хватит ли денег? Целую тебя.

(1) далее было начато: Я

(2) было: кое-что

492. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

13 августа 1873. Петербург

Петербург 13 августа, понедельник/73.

Милый мой голубчик Анечка, получил твое милое письмо, и очень мне грустно было читать, как детишки заплакали, когда я уехал. Милые голубчики! Скажи им сейчас же, что папа их помнит, целует и в Петербург зовет. Обнимаю и целую их беспрерывно и благословляю. Я, Аня, всё нездоров: нервы очень раздражены, а в голове как туман, всё точно кружится. Никогда еще даже (1) после самых сильных припадков не бывало со мной такого состояния. Очень тяжело. Боюсь очень за голову. Сам не понимаю, что со мной делается. Точно сон и дремота и меня всё разбудить не могут. Отдохнуть бы надо хоть недельки две от работы и заботы беспрерывной - вот что. Ближайшая же причина, полагаю, в том, что еще не очнулся от припадка, ни разу не успев выспаться - то дорога, то всякие излишества, то опять дорога, а потом тотчас здесь усиленные занятия, неспанье. Очень, очень боюсь, чтоб не случилось еще припадка. Ты, Аня, верно, <2 слова нрзб.> всё это пустяки, (2) думая, что припадки мои как прежние, а я наверно знаю, что случись (3) теперь, вот в это время, еще припадок - и я погиб. Удар будет. Я слышу это, я чувствую, что это так. А между тем работы бездна, а забочусь я всё один, всё один. Особенно эта неделя чрезвычайно тяжела для меня, все-то сотрудники манкировали, и я один вертись за всех.

За 25 экземп<ляров> "Бесов" от Вольфа получил 61 руб. 25 коп. А от Клейна вчера получил лишь 75 руб., а остальные после. При этом он сделал мне нестерпимую грубость, за что я сильнейшим образом осадил его, так что он мигом притих и, вероятно, будет знать теперь, с кем имеет дело. Остальное он отложил до 20 августа, но я сказал, что приду 1-го сентября, но с тем, чтоб мне доставлен был полный счет экземплярам, которые, будто бы, никак нельзя сосчитать, то есть в точности узнать, сколько всего продано. Из-за этого и спор вышел. Ив<ан> Гр<игорьеви>ч хотел совершить какую-то доверенность на мое имя. Дело состоялось иначе, но паспорт мой, который он взял себе, остался у него. Завтра же он, кажется, едет из Петербурга, и я очень забочусь о моем паспорте, ибо полагаю, что он забыл его у меня в редакции на столе, думая, что отдал мне. А в редакции паспорта уже нет. Боюсь очень, не пропал бы.

Третьего дня приходит ко мне Жеромский. Дело пошло в охранительном порядке, точь-в-точь как предсказывал Поляков, и, стало быть, очень пока неудачно для Шеров. Но Корш, адвокат Шеров, очевидно, уже сделал предложение Жеромскому и подкупил его, и тот пришел ко мне с предложениями: не желаю ли я допустить Шеров к наследству и тогда мирно покончить. Я сказал, что нет и подожду Полякова (о котором ни слуху ни духу). Между тем я еще недавно слышал, что Коля болен очень. Спрашивал Жеромского, уже провожая его в дверях, как здоровье Коли? - О, нет никакой надежды. - Что вы? Что с ним? - У него рак в заднем проходе (последняя степень геморроя, перед самою смертию). Я слышал от Барча, он только что его освидетельствовал. К сентябрю умрет непременно. - Можешь себе представить, как меня поразило! Вчера же (в воскресение) и поехал к Коле. Он здоровее чем когда-нибудь. Правда, был недавно болен, так, что, Саша говорит, боялись, чтоб не помер, серьезно. Но теперь здоровее прежнего, никогда никакого рака не было, и никогда никакой Барч его не свидетельствовал. Можешь себе представить, как врет и может врать этот подлячишка Жеромский.

Мы с Колей очень согласно проговорили. Обедал я у Саши (чванилась) и насилу-то, под конец, об тебе спросила и о детях, уже после обеда. (А ты всё первая лезешь с визитами.) Дрянь людишки, дрянь, кроме Коли. Хотел было кстати зайти и к Паше (наконец-то), и вдруг как раз он переехал, таинственно и никому не сказавшись, трепеща Гришиных, в Николаевскую улицу, рядом с прежней квартирой Ив<ана> Гр<игорьеви>ча. Однако я все-таки отыскал их вчера в Николаевской улице и просидел у них час. Паша чего-то объелся, и его при мне рвало, и вообще он ужасно смешон в недрах своего семейства. Прятанье в квартире от Гришиных - совершенный водевиль. Дочка их, бедненькая, такая худенькая и такая хорошенькая! Так мне ее жалко стало. Домой воротился в 9 часов, измученный, и просидел до 5 утра за чтением статей.

До свидания, ангел милый, целую твои руки и ноги и желал бы, чтоб ты меня хоть на десятую долю так любила, как я тебя люблю, не на словах только. До свидания. Такое маленькое письмо, а ужас как утомило меня. Целуй детишек, ангелов, богов моих.