Письма (1870) - Федор Достоевский

Приехав, всё по обыкновению застал в беспорядке. Сегодня же утром разом получил от князя телеграмму и 2 письма насчет помещения его статьи. Письмо его мне показалось крайне грубым: он жалуется, что №№ должны стоить дорого, что он не может платить сверх 130 руб. за № и проч. Черт его дери, я никогда не писал ему, что надо больше 130 и что у меня денег недостает. Сегодня же отвечу ему так резко, что оставит вперед охоту читать наставления (хотя, впрочем, в его письме есть и самые дружеские фразы и выходки).

Вчера всю ночь, не спавши, сидел за корректурой (стоящей сочинения) и сегодня и завтра буду. Сейчас Кашпиревы присылали звать к себе, и, разумеется, я отказался. Был Миша сейчас. Он без гроша до будущей недели. Я ему поручил сходить к Клейну завтра и дать мне знать и на время дал ему 10 руб. За этим, верно, не пропадет.

Приходил Иван Григорьевич сегодня, я передал ему шаль и пакетик с карточками, но забыл передать твое письмо (в письме Натальиной тетки). Предлагал ему денег, но он не взял и очень интересовался, обойдусь ли я к понедельнику без его помощи? Архангельский сообщил ему, что Образцов ему телеграфировал, что 25 будет в Петербурге. Ив<ан> Григорьев<ич> говорит, что не надеется получить всю сумму.

Жду от тебя с нетерпением письмеца, радость моя Нютя. Ты немножко мерзка в одном отношении, но все-таки радость моя единственная, и мне без тебя крайне тяжело здесь одному. Тебе никогда не понять мое здешнее одиночество. Вот уже теперь полное-то одиночество и вдобавок одни неприятности. Напиши о детях подробнее, что Лиля, что Федя. Подробнее об их разговорах и всех их жестах. Целую тебя, голубчик, пиши только. Сам постараюсь быть к 4-му августа (или вроде того). Это ужас как далеко и долго. Мещерский пишет, что приедет разве в сентябре. Целуй детей, передай Любе, что каждую минуту вспоминаю об ней и об Феде. Не забыл бы Федя меня. Милый мой мальчик! Ты не можешь понять, каково мне без них!

До свидания, обнимаю тебя, люблю тебя.

Твой весь навсегда Ф. Достоевский.

Напишу скоро и напишу много, - скверная и ревнивая жена! Ах, Аня, кого ты вздумала подозревать?

Ив<ан> Григор<ьевич> говорил, что Раухфус (доктор) находит в Грише начало английской болезни; вот бы им в Руссу-то, еще не поздно!

487. А. У. ПОРЕЦКОМУ

20 июля 1873. Петербург

Многоуважаемый Александр Устинович,

Не трудитесь на нынешний раз с "Областным обозрен<ием>". Вышла нечаянная статья, которую обязательно надо поместить, так что она и заменит на этот № Вашу работу. Боюсь только, что записка моя не дойдет к Вам вовремя и Вы (1) истратите напрасно труд на писанье.

Итак, до следующего №. А засим весь Ваш

Ф. Достоевский.

Не подыщете ли в антракт какой-нибудь капельки для "Последней странички", многоуважаемый Александр Устинович?

(1) далее было начато: употреб<ите>

488. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

23 июля 1873. Петербург

Понедельник 23 июля/73.

Милый друг мой Аня, сейчас получил от тебя письмо, а оно с пятницы, ужас как долго идет! Я уж об вас надумался и настрадался. Скажи, голубчик Аня, можно ли так писать, как ты пишешь: "У меня случилось несчастие... Я в большом горе", - и не объясняешь, что случилось. Ради бога, немедленно напиши, непременно, - иначе рассержусь и поссорюсь с тобой, и до тех пор не приеду, пока не напишешь. И не делай этого вперед никогда, ради бога, мне и без того тяжело. Аня, обещай <?> думать <неск. слов нрзб.> (1) Напиши же, слышишь, сейчас же.

Рассказами о детях ты много дала мне удовольствия. Пиши всегда об этом. Я точно оживаю и точно с ними сижу.

Кроме ужасно тяжких мыслей и уныния, напавшего на меня почти до болезни, при одном соображении, что я по крайней мере еще на полгода закабалил себя в эту каторжную работу в "Гражданине", - я, кроме того, еще серьезно опасаюсь заболеть. Вчера так даже вечером ощущал лихорадочные припадки, болела спина и отяжелели ноги. Сегодня мне, впрочем, гораздо лучше, только сплю худо, кошмары, дурные сны и желудок расстроен. Пиши мне сейчас же, каждый раз по получении письма, не отлагая до другого дня, и я точно так же буду отвечать и на твои письма.

Мещерскому на его грубое письмо я отлично ответил - без задору, ровно, строго, прямо. Не посмеет более себя выказывать. В субботу утром приходила Анна Николаевна, взяла из твоего комода несколько вещей (6 штук чего-то, красная клетчатая мантилья что ли, занавесы и проч.) и сверх того взяла у меня 10 руб. С домашними расходами у меня вдруг таким образом осталось 53 руб. (накануне дал Мише 10 руб.) В субботу же по поручению моему Миша ходил в контору Клейна - и что же: 50 экземпляров, говорят они, проданы, а самого Клейна нет в Петербурге, в Москву уехал, будет в первых числах августа, денег не оставил. (Вероятно, в 50 экземплярах только признаются, а продали еще больше). Между тем в понедельник расплата с сотрудниками. Сегодня встал в 10 часов и пошел по закладчикам. Везде 60 и ничего больше. И только в одном месте, у Аничкова моста дом Лопатина, дали 70, по моему настоянию. Но я все-таки в беспокойстве, потому что выдали мне квитанцию, где значится, что я продал часы и деньги 70 руб. получил сполна. Они меня успокоивали и сказали, что у них это общая формула, у всех частных банков. Конечно, может быть, не надуют. Таким образом, денег у меня хватило: я выдал 106 рублей, и осталось для житья до 15 руб. с мелочью. Но зато без часов.

Теперь я совершенно один, даже Страхова нет. Мне ужасно начинает нравиться один из новых моих сотрудников, Белов (пишет критич<еские> статьи), но далеко живет. А кажется, мы могли бы сойтись. Ив<ан> Гр<игорьеви>ч тоже сегодня не приехал. Был только Паша вчера и бедный Миша. У него только что выздоровела жена, бывшая при смерти, и сверх того вчера в воскресение была она именинница, а денег, кроме 10 руб., он ничего не достал.

С субботы на воскресение, между кошмарами, видел сон, что Федя взобрался на подоконник и упал из 4-го этажа. Как только он полетел, перевертываясь, вниз, я закрыл руками глаза и закричал в отчаянии: прощай, Федя! И тут проснулся. Напиши мне как можно скорее о Феде, не случилось ли с ним чего с субботы на воскресение. Я во второе зрение верю, тем более что это факт, и не успокоюсь до письма твоего.

Сплю я, просыпаясь ночью раз до 10, каждый час и меньше, часто потея. Сегодня, с воскресения на понедельник, видел во сне, что Лиля сиротка и попала к какой-то мучительнице и та ее засекла розгами, большими, солдатскими, так что я уже застал ее на последнем издыхании, и она всё говорила: мамочка, мамочка! От этого сна я сегодня чуть с ума не сойду.

И вообще я чувствую, что это лето и эти занятия не доведут меня до добра. Что же касается до приезда к вам, то до 5-го августа и не жди меня: никакой, ни малейшей не будет возможности. За будущий 31 № к 30 числу июля я вообще покоен, то есть в том, что деньги наконец к Ив<ану> Гр<игорьеви>чу придут и он меня выручит. Ну, а за редакцию не спокоен. Надо самому писать длиннейшую статью, а я очень расстроен.

Сегодня (без меня) приходила Настя и получила наконец от Александры письмо от Прохоровны (NB. Александра ходила к ней без меня, да дома не застала). Настасья прочитала письмо и на увещание Александры написать матери отвечала: да и писать-то нечего, жива, здорова, ни от отца, ни от брата писем не получала. Однако обещалась написать. Сообщи Прохоровне вместе с моим поклоном.

Обнимаю тебя искренно, со всем жаром души. Пиши скорее. Пиши о детях и о том, какое с тобою случилось горе? Слышишь? Не расстраивай меня и не раздражай еще более. Целую тебя 1000 раз, Лилю, Федю тоже. Об них думаю и часто мучаюсь; ну случись что - что с ними будет!

Ваш весь Ф. Достоевский.

Вообще о моем здоровье не беспокойся (в предположении, что ты обеспокоишься). Сложения я крепкого. Погода у нас дурная, раз 20 в день дождь, гром и зарницы по ночам и вот уже 3-й день, оттого и сплю дурно.

(1) текст: Аня ... ... нрзб.> - густо зачеркнут. Читается предположительно.

489. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

26 июля 1873. Петербург

Петербург, четверг 26 июля/73.

Милый друг мой Аня, сейчас получил твое письмецо. Пишешь очень редко. Очень благодарен тебе за все сведения о детях и рад, что ты и детки здоровы. Оживляешь меня. А я серьезно было расхворался и даже немного лежал: лихорадочное состояние (но без очень сильных припадков) и сильнейшее расстройство желудка (уже больше недели). Принимал касторовое масло ничего не помогло. Лихорадочное состояние как будто ослабело, и как будто я стал несколько сильнее, но желудок всё в том же состоянии, и тяжела голова. Подожду немножко и позову Бретцеля, если в Петербурге. Но, кажется, и так всё пройдет. Заметь себе, что я постоянно выхожу со двора, хотя, впрочем, и не гуляю.

Третьего дня пришел Ив<ан> Григорьевич в большой радости: приехал 23 июля Образцов, и он уже с ним виделся, да сверх того с Варламова получил все деньги, всё вместе разом, Обращение Образцова несколько свысока и строго. Да сама старуха (1) прислала письмо на Вы и опять белья в подарок. В письме пишет, что она не только сохранила, но и приумножила капитал, понимая свою обязанность. Образцов объявил, что даст 16000 деньгами и 80000 векселем по 12 марта сроку и назначил 25 число. Судя по черновой расписке, которую должен дать Ив<ан> Гр<игорьеви>ч (целый акт) и по форме выдачи денег, я усумнился и советовал ему быть осторожнее. Он очень стал жалеть, что нет адвоката, чтоб посоветоваться, и времени, чтоб съездить в Сиротский суд и узнать про отчеты опеки. Во всяком случае положил отложить до сегодня (26) получение денег, о чем и уведомил Образцова телеграммой. Вчера в три часа я его встретил на Невском с Ольгой, но одну секунду, ибо начинался ливнем дождь. Он успел мне сказать, что был в Сиротском суде и решил согласиться на всё, что предложил Образцов, и сверх того обещал быть завтра (то есть 26-го сегодня) у меня. Теперь уже седьмой час, но он не был. Полагать надо, что они получили, но или Ольга Кир<иллов>на закапризилась, или дела задержали (а дел у них по выкупу вещей бездна), и будет или поздно вечером (только меня не застанет), или завтра утром.