Готика плоти - Эдвард Ли

- Вы что, э-э-э, вы...

- Я гей, если хотите. Я не верю, что у Бога с этим проблемы, но у Католической церкви они определенно есть, поэтому я давно отказался от сана священника. Но до сих пор я не нарушил обет безбрачия.

Это был ошеломляющий факт.

- У каждого в этом доме есть секрет, мистер Уэстмор. Я подозреваю, что у вас тоже. В любом случае, молодой человек на той записи из Алой комнаты был мертв с того дня, как я его встретил. Я должен был увидеть его позже в тот день, но не увидел в последнюю минуту, полагаю, из-за морального нежелания. Его убили грабители, которые ждали меня в переулке недалеко от того, что когда-то было рыночной площадью древнего города Ниневия.

"Господи", - подумал Уэстмор.

Нивыск вывел его.

- Вам нет смысла оставаться здесь, все записи похожи, если не сказать мрачны. Завтра я заставлю ионные датчики работать. Уверен, вы будете очарованы результатами.

Уэстмор поверил ему на слово. Он скоро ляжет спать, и ему не нужны были эти голоса в голове.

- Позвольте мне проверить слесаря, пока мы здесь, - сказал он, пытаясь отвлечься.

"Секреты", - подумал он.

Да, он предполагал, что здесь полно всяких секретов.

В офисе не было никаких признаков Вэнни.

"Интересно, где она".

Сейф в стене оставался закрытым.

- Где этот сейф? - спросил Нивыск. - Я его даже не видел.

Уэстмор указал.

- Слышали о секрете? Он был спрятан за двумя картинами и шкафом.

Нивыск посмотрел на две рамы, прислоненные к стене, и взял гравюру.

- О, это очень интересно.

- Что?

- Похоже, это оригинальная работа немецкого гравера по имени Штеттин Альбрехт. Он был известен тем, что увлекался оккультизмом и делал гравюры на заказ для богатых сатанинских обществ.

- Почему он настолько важен, что Хилдрет спрятал его фотографию?

- Никто не знает, насколько Альбрехт был настоящим, но совершенно точно, что его покровители не были настоящими, не были настоящими сатанистами, иными словами. Праздные и очень развратные богачи, которые просто делали вид, что "сатанинская" оргия была интереснее обычных оргий. Эти общества просто искали альтернативное оправдание для секса, притворяясь, что их поклонение Сатане было их подпольной революцией, их восстанием против очень деспотичной Церкви. Поэтому Альбрехт был нанят этими людьми, чтобы нарисовать портреты Люцифера и других демонов. Если это оригинал, то он может стоить шесть цифр.

Уэстмор покачал головой, глядя на гравюру.

- Я не знаю по гравюрам, но мне она не кажется такой уж хорошей.

- Нет, Альбрехт не был известен каким-либо большим мастерством или талантом, он был по сути халтурщиком с жестяными пластинами и резцом. Состояние и возраст произведения - вот что оправдывает высокую цену продажи. Но... - глаза Нивыска устремились на гравюру. - Я сомневаюсь, что ее ценность для коллекционера была причиной того, что Хилдрет купил ее.

- Что тогда?

- Чтобы вызывать страх.

- Я не понимаю.

- Посмотрите на гравюру внутри гравюры, - Нивыск указал большим пальцем.

- Похоже на монстра, - сказал Уэстмор.

- Не монстр, а демон, и это, похоже, единственное художественное его изображение. Альбрехта обычно нанимали, чтобы он изображал более известных демонов, таких как Асмодей, Ваал и тому подобное. Так же, как художники на ярмарках рисуют портреты известных бейсболистов. Они не часто делают третьесортных, не так ли? Я имею в виду этого демона. Гораздо более неясно в сферах оккультизма.

Теперь он указал на подпись: Я ЕСТЬ, КАК Я СМЕЮ ПРЕДСТАВИТЬ ОБЛИК МОЕГО ВИДЕНИЯ: БЕЛАРИЙ.

- БЕЛАРИЙ? - Уэстмор вспомнил старые уроки литературы. - Это имя мне теперь знакомо, когда я о нем думаю. Персонаж Шекспира, да? Цимбелин?

- Боюсь, этот Беларий совсем не похож на влюбчивого военачальника Шекспира. Беларий был первым слугой Люцифера в Аду, и, согласно справочникам, Люцифер вознаградил Белария за его преданность. Он был сделан Сексусом Кинингом, что на очень древнеанглийском означает что-то вроде Владыки похоти, Магната секса, что-то в этом роде. Если Люцифер - Князь тьмы, то Беларий - Князь похоти.

Нивыск поставил рамку обратно, угрюмо. Его глаза расширились от какого-то понимающего страха.

- Что сейчас не так? - спросил Уэстмор, раздраженный внезапной загадочностью мужчины.

Для него демон был демоном. Как римские боги и другие природные символы мифологии.

- Следуйте за мной.

Нивыск отвел его обратно в комнату связи. Он нажал на другой голосовой файл.

- Это из комнаты, где обезглавливали проституток.

Уэстмор слышал только едва различимый гул, словно слушал пустую кассету с включенным на полную громкость звуком.

Затем он услышал это, одну группу тяжелых слогов через щебечущий, субоктавный голос:

- БЕЛАРИЙ...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

- Назови, - сказала Диана.

- Орел, - ответила Джессика.

Она знала, что ей повезет. Она поймала монету и нахмурилась.

"Решка. Я проиграла".

Диана была достаточно вежлива, чтобы не рассмеяться вслух.

- Не повезло тебе, сестренка. Вот что мы получаем за то, что бросили школу.

- Да.

- Тебе придется мыть "Мешок"!

Так они прозвали Фэй Маллинз. "Мешок". Потому что она так выглядела.

Диана только что закончила смену.

- По крайней мере, сегодня она не вела себя как сумасшедшая. Не издала ни звука всю ночь. На этот раз проликсин сильно ударил по ней.

- Ты, наверное, подсыпала ей двойную дозу, чтобы она молчала во время смены, - заподозрила Джессика.

- Я? - улыбка Дианы стала резче. - Это было бы грубейшим нарушением трудовых обязанностей. Конечно, если ты думаешь, что я делаю что-то подобное, ты можешь подать письменную жалобу директору отделения.

Джессика поняла шутку. Они все иногда так делали, им приходилось. Некоторые из этих пациентов просто слишком много из тебя выжимали, и никому до них не было дела. Они потерялись в жизни и каким-то образом оказались здесь. Семьи оплачивали счета за стационарное лечение, чтобы держать их взаперти. С глаз долой, из сердца вон.

Но Джессика задавалась вопросом, кто оплачивает счета "Мешка"? В ее регистрационной форме не было указано ни одного живого родственника.

"Мне все равно, - поняла она. - Мне просто платят за то, чтобы я мыла их грязные задницы".

Она поплелась в общежитие. Так они их называли. Общежития. Как в колледже. Но это был не колледж. Но любая работа была лучше, чем ничего. Смена горшков, уборка рвоты и обтирание губкой прикованных