Неон, она и не он - Александр Солин

Принимая ласки, которыми ее нелюбимые мужчины распаляли свое желание, сама она никогда не ласкала ни Мишку, ни Феноменко. С Володей все было по-другому. Жадно и неутомимо атакуя его поцелуями, она вела себя порой сродни матери, что одержимая ненасытным материнским чувством, зацеловывает голого ребенка. Но чаще ее материнство на полпути уступало место влюбленной женщине, и тогда она, преодолевая стыд, дотягивала пунктир поцелуев до впадины его живота, мечтая совершить оттуда бросок к вожделенному алтарю и исполнить там обряд – такой же унизительный, как и возвышенный. Не уступая по значению потере девственности, он стал бы для нее высшим доказательством ее любви, сделав его семя частью своего рациона. Однако Володя, в отличие от нее, так не думал и никогда не позволял ей опускаться ниже положенного, подхватывая и подтягивая ее в последний момент к себе на грудь. Жалея о его щепетильности, она неохотно уступала, успевая бросить взгляд на то, что уже лелеяла грудью. Они никогда, даже в кромешной темноте, не обсуждали ее поползновения. Это была их молчаливая игра, в которой всегда побеждал он. И когда однажды она попыталась захватить его врасплох, он, резко подтянув ее к своему лицу, произнес чужим, строгим голосом: «Мне ЭТО не нужно!», после чего она с мучительным сожалением оставила попытки включить его лучшую часть в сферу своего помадного интереса.

Разумеется, в этом смысле ее новый любовник находился в одном ряду с Мишкой и Феноменко, а стало быть об ЭТОМ не могло быть и речи, как бы он того не заслуживал. Ни через месяц, ни через год – никогда!

Она откинула и принялась расправлять сбитые покровы, сама тем временем жадно косясь на его чудесный проказник-челнок. Он, как и положено пронырливому челноку, оказался гладким, аккуратным, симпатичного размера и достоинства. Запутавшись в темно-русой кудрявой роще, слегка раскрасневшись и лежа на боку, ОН вдруг вздрогнул, напрягся и на ее глазах двинулся против часовой стрелки на двенадцать часов. Любовник спохватился, прикрылся неловкой ладонью, и она, удовлетворив любопытство, сказала:

– Покажи спину…

Он повернулся на живот. Она склонилась, чтобы осмотреть вчерашние царапины, и взгляд ее скользнул ниже – туда, где за границей загара бугрились его полные белые ягодицы.

– Тебе обязательно надо похудеть, – сказала она, укладываясь обратно.

– Ты права, завтра же начну бегать! – ответил он и, прикрыв полноту одеялом, как бы между прочим спросил:

– У тебя после жениха кто-нибудь был?

Она оторвала голову и быстро взглянула она на него:

– Почему ты спрашиваешь? Тебе что-то во мне не понравилось?

– Что ты, что ты! – заторопился он. – Более чувственной и безукоризненной женщины я не встречал! Ты само совершенство, правда!

Она отделилась и легла на спину.

– Кстати, ты знаешь, что у тебя на теле всего три родинки? Три маленькие, сладкие, бархатные родинки! – заискивающе сообщил он.

– Какие еще родинки? – помолчав, удивилась она.

– Разве тебе никто не говорил?

– Нет, никто… И где они?

Он заставил ее повернуться к нему спиной.

– Здесь, здесь и здесь! – дотронулся он до поясницы, до ягодицы и до плеча.

– Когда это ты успел разглядеть?

– Сегодня утром…

Она помолчала, словно собираясь с духом, а затем нехотя призналась:

– Да. Был один… дядечка… Но я не хочу о нем больше вспоминать!

И снова откинулась на спину. Он взял ее руку и приложил к губам:

– Ну и не будем больше об этом. Никогда!

– Ну, вот! Теперь ты знаешь обо мне все, что положено знать жениху! – насмешливо сказала она. – Неплохо бы и невесте знать о своем женихе! Давай, признавайся, сколько их у тебя было! Только без родинок на ягодицах, пожалуйста…

Так уклончиво и несерьезно вернулась она через полтора месяца к его предложению руки, сердца и состояния. Что ж, ему скрывать нечего. Почти нечего. И пользуясь уже проверенным методом отсечения, он принялся набрасывать историю своих любовных похождений, сочинив весьма причудливую и выгодную для себя композицию.

Всего их у него было шесть. Не так уж и много по нынешним меркам. При этом он скромно опустил еще девятерых, что не оставили заметный след на его пути, и чьи имена и лица были обречены на забвение с самого начала.

– Что было, то было, – подвел он мораль под свою басню. – И было так только потому, что я не знал тебя. Если бы я знал, что ты есть, то задушил бы твоего мужа и отбил бы тебя у твоего жениха!

– Ну, это вряд ли! – подала она голос.

Он подтянулся, поцеловал ее и, сунув руку под одеяло, дал ей волю. Она попросила:

– Давай отложим до вечера! Иначе я буду никакая, а нам еще по магазинам ходить! Хорошо? Ты не обидишься?

Он убрал руку и смущенно сказал:

– Наташенька, я не успел… Можно я сделаю так, что ты ничего не почувствуешь, иначе я до вечера не доживу!

Она покраснела, тихо рассмеялась и сказала:

– Противный мальчишка! Ладно, так уж и быть…

И он, уложив ее на бок, быстро добился желаемого. Она и в самом деле почти ничего не почувствовала. Однако какие полезные приемы он знает!

После этого он сомлевшим голубем пристроился у нее под боком, и около часа дня они встали. Перед тем как показаться ему на глаза она долго приводила себя в порядок…

42

День получился замечательный.

Они поехали в Гостиный двор и купили там, все что нужно и к этому еще два больших пакета хозяйственных вещей, до которых у нее раньше не доходили руки, а также те, что ей просто приглянулись. Он оказался большим знатоком семейных ценностей, будь это полуторная белорусская кровать или унитазы фирмы Gustavsberg, английский мягкий фарфор прозрачного сливочного тона или блендер фирмы Braun, универсальный перфоратор или итальянский боди-комбинезон. Они выбрали ему велюровый халат пятьдесят второго размера, серый, в темную полоску, с рукавом кимоно. Не забыли про одеяло: купили легкое, полуторное. После заехали в универсам, где он набрал полную тележку продуктов.

Вернулись домой, и он, повязав фартук, принялся готовить обед. Она, как когда-то Мишель, с интересом за ним наблюдала, только вот губы в отличие от француженки не подставляла. Он открыл вино и пока готовил, развлекал ее веселыми историями из своей жизни, на что имел теперь полное право. В числе прочих вспомнил курьезный случай, что произошел с ним в девяносто четвертом в Хельсинборге, где он со своими шведскими партнерами рыскал по складам подержанных товаров. А было так:

Днем они славно потрудились, и на вечер был назначен дружеский ужин, местом для которого выбрали паром, соединяющий Швецию с Данией. Преимущество плавучего ужина заключалось в том, что цены на пароме были освобождены от налогов, а потому ужин со скидкой был в почете у обоих берегов.

Миновав весьма условную, почти потешную пограничную службу и попав на паром, они вчетвером обосновались в питейно-закусочном отделении и сразу же приступили. Поскольку процесс потребления спиртного в нейтральных водах хоть и дешевле, но скоротечнее, чем на берегу, то и пьют его там больше и быстрее. Через сорок минут паром пристал к датской земле, они вышли на палубу, и сильно повеселевшие шведы указали на старинный замок справа от пристани, утверждая, что это и есть тот самый замок, в котором жил и страдал Гамлет. Он им не поверил, поскольку всегда представлял себе Эльсинор, как нечто тяжелокаменное, угрюмое и гнетущее, расположенное среди грозовых, мрачных, скальных пород, а эта безобидная, глянцевая, несколько вычурная достопримечательность могла в лучшем случае быть приютом спящей красавицы, а в худшем – служить декорацией сказкам Андерсена. Словом, замок, на который указывали шведы, ни размером, ни заплесневелым пряничным видом не тянул на арену клокочущих страстей. Его спутники настаивали на своем и в доказательство предложили спуститься на берег и посетить замок. Не зная, как объяснить сынам свободной Европы, что тогда он со своей шведской визой нелегально проникнет на датскую территорию, и обнаружься этот факт, его никто никуда больше не пустит, и в первую очередь свои, он нашел предлог и дипломатично отказался.

Подкрепив свежим морским воздухом прокуренные легкие, компания вернулась в зал, где уже вовсю гремело раскатистое веселье. Плавучий кабак дрожал от разнузданного интернационального хора, объединившего всех посетителей без разбора. Мужчины колотили в невидимые барабаны и выдували немыслимые гласные, женщины хулиганили и лезли целоваться. Наверное, так и происходили древние пиршества викингов. Он с друзьями присоединился к разгулу и даже оказался в объятиях одной сильно загрунтованной дамочки. Захваченные гипнозом коллективной попойки, они не заметили, как вернулись в Швецию, где паром подхватил свежую партию бузотеров, после чего вернулся в Данию. Там они опять вышли на палубу, и шведы вновь предложили посетить датское королевство.

По-прежнему считая, что замок липовый, он в этот раз сослался на поздний для экскурсий час, с чем шведы, взглянув на нетрезвые часы, нехотя согласились. Пока курили, он дал волю изрядно захмелевшему воображению, которое розовый благоухающий вечер и теплый сизый ветер перенесли вдруг через бездну дней и опустили посреди квадратной площади рядом с неспокойным молодым человеком. «Ну, так что, быть или не быть?» – спросил его Дмитрий, и чудной человек, удивленно на него взглянув, ответил: «Что за вопрос! Конечно, быть! Ведь жизнь так молода и прекрасна!»