Стихотворения - Давид Бурлюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
<1924>
Май, Нью-Йорк
«Без Р» («Колонны камень взнес…»)
Колонны камень взнесДо голубых небесКолонны камень далМечталМечталО высоте Дэдал!
<1924>
Лето в Нью-Йорке
Канавы города гниют запрелолетом,Бинокль уткнувши порт,А я Нью-Йорк пугающим жилетом,Докушал торт;
Он сделан был из носа негритоски —Коричнев шоколад,Малиновым бельем рвались полоскиПод крик Джез — Банд…
Но порт, дымя и звуком кастаньетовЛебедки лебедей, сирены крикУсердно потчивали мозг поэтов,Как полку книжек Брик[49]
И я Нью-Йорк воткнул себе в петлицу!Но порт дымил,Закопчивая поясницуНочных громил…
Для бодрости очейИз улиц лепестковВсех богачейЯ тряс, как муравьев…
У Богачейторчавший из карманаНадзвездноготумана,был платок?!!Но порт дымил…
И был готов ТитаникИдти ко дну,То знает черт громил —«Винти в одну!»
Не красть платкиНехорошо у бога,Как пятакиУ носорога…
Не хорошо! не хорошо!! не хорошо!!!Воняет беднотой поэтова петлица —Презренье богачам,У них клопом изъеденные лица,Не спящих по ночам;
На пальцах их мозоли от бездельяИх голос хрип —Вот почему теперь без делЯ Под рифмы скрип!..
<1924>
Свидание
Снимать корсет — порвать подтяжки…Пружиной резать старо — тикКитами тикают по ляжкам —Невыразимый клопотик.
Клопотиканье на тике, Египтовекагзлазотик И путешественники по Эротике — Ничтожнейшие математик!
Но лип пилон; корсет курсистке,Студент, значок, студеный стыд.И гимназистке и модистке…
Се не огонь, что вызвал виски Мещанством пораженный быт, Ведь дальний каждый — только близкий.
<1924>
Сибирь
Пример поэту
Петухи поют подвалеИ вслепую славят свет,Свод-шатер лиловый дали,Уходящий путь корвет.
Я Нью-Йорке на панелиГимн услышал петухов,Что так радостно запелиПод цементом, под замком…
Под асфальтом трели птицы,Там, подвале — птичий склад,Где — приволье ящерице,Где — мокрицы говорят…
Петухи гласят подвалеИ унынья пеньи нет…Океана славят дали.Красоте свобод привет.
Я подумал: в этой песнеЗатаен и нам пример;Что сквозь тьму, подвала плесеньПоражает мерой веры
В солнце жизни, в правду мираИ свободы творчий миг;Так моя бряцает лира,И бунтует веще стих!..
Под цементом, под панельюНе сдаюся и поюИ бунтарской славлю трельюБедных жизнь и жизнь свою!
<1932>
На фарме («Водвориться на фарме после шума столицы…»)
Водвориться на фарме после шума столицы;Наслаждаться нирваной ночной тишины,Где ноябрьские рощи взывают корицейГолубых опахал на ветвях лишены. В разговорах на кухне, коротая досуги, Слыша чайника ропот, сквозь раскрытую дверь Чароваться звездой, как любимой подругой, Забывая реестры обид и потерь.А за полночь в постели укрепляться в потемкахНеусыпною вахтой горлан-петухов.Как петух, я ведь тож — не молчащий потомокВ Никуда бесконечно ушедших веков. И, когда на рассвете, на пленке тумана Проявляясь, забрезжится рощ негатив — Вдруг наметить на карту простейшие страны, Где незыблемо жив голубой примитив!
<1932>
Чатам, Н<ью> Дж<ерси>
Николай Бурлюк
Из сборника «Садок судей» (1910)*
Самосожжение
Op. 1.
Зажег костерИ дым усталыйК нему простерСухое жало.Вскипает кровь.И тела пленаШуршит покровВ огне полена.Его колена —Языков пенаРазит, шурша;Но чужда тленаНебес Елена —Огнеупорная душа.Поэт и крыса —вы ночами…
«Поэт и крыса — вы ночами…»
Op. 2.
Поэт и крыса — вы ночамиВедете брешь к своим хлебам;Поэт кровавыми речамиВ позор предательским губам,А ночи дочь, — глухая крыса —Грызет, стеня, надежды цепь,Она так хочет добыть горсть риса,Пройдя стены слепую крепь.Поэт всю жизнь торгует кровью,Кладет печать на каждом днеИ ищет блеск под каждой бровью,Как жемчуг водолаз на дне;А ты, вступив на путь изятий,Бросаешь ненасытный визг, —В нем — ужас ведьмы с костра проклятий,След крови, запах адских брызг.А может быть отдаться ветру,В ту ночь, когда в последний разЛюбви изменчивому метруНе станет верить зоркий глаз? —А может быть, когда узнаютКакой во мне живет пришлец,И грудь — темницу растерзают,Мне встретить радостно конец? —Я говорю всем вам тихонько,Пока другой усталый спит:«Попробуй, подойди-ка, тронька, —Он, — змей, в клубок бугристый свит».И жалит он свою темницу,И ищет выхода на свет,Во тьме хватает душу — птицу,И шепчет дьявольский навет;Тогда лицо кричит от смеха,Ликует вражеский язык:Ведь я ему всегда помеха, —Всегда неуловим мой лик
Душа плененная
Op. 3.
Круг в кругу черти, — черти,Совершай туманный путь,Жизни тусклыя чертыЗатирай глухая муть;Все равно ведь не обманешь,Не пройдешь волшебный круг:Пред собой самим ты станешь,Раб своих же верных слуг.Тонкогубый, нервный разум,Чувство, — вечная печать, —Заполонят душу разом,Стоит ей начать искать.И в гимназии и домаПотекут пугливо дни,Сердце искривит оскома,Мысли станут так бледны.
«Вдохни отравленную скуку…»
Op. 4.
Вдохни отравленную скукуПрошедших вяло вечеровИ спину гни, лобзая руку,С улыбкой жадных маклеров, —Ты не уйдешь от скучных бредней,И затуманишь свой же лик,На зеркалах чужой передней,Публичной славою велик.Твоих неведомых исканийСедой испытанный старик,С умом змеи, с свободой лани, —Неузнанный толпой твой лик;Пройдет с опущенной главоюСквозь строй упершихся зрачков.Всем служит гранью роковою —Нестройной зыбкой жизни зов.
«Осталось мне отнять у Бога…»
Op. 5.
Осталось мне отнять у Бога,Забытый ветром, пыльный глаз:Сверкает ль млечная дорогаИль небо облачный топаз, —Равно скользит по бледным тучамУвядший, тусклый, скучный ум.И ранит лезвием колючимСухой бесстрашный ветра шум.О ветер! похититель воли,Дыханье тяжкое земли,Глагол и вечности и боли«Ничто» и «я», — ты мне внемли.
«День падает, как пораженный воин…»
Op. 6.
День падает, как пораженный воин,И я, как жадный мародер,Влеку его к брегам промоин,И, бросив, отвращаю взор.Потом чрез много дней, случайно,Со дна утопленный всплывет;На труп, ограбленный мной тайно,Лег разложения налег,И черт знакомых и ужасныхДух успокоенный не зрит,Его уста навек безгласны —В водах омытый малахит.В своем бесформенном молчаньиТворец забытых дел — вещей,Средь волн в размеренном качаньи,Плывет как сказочный кощей.И пепел зорь лежит на щеках,Размыл власы поток временИ на размытых гибких строкахРяд непрочитанных имен.Один из многих павших, воин,В бою с бессмертным стариком,Ты вновь забвения достоин,Пробитый солнечным штыком.
«Из всех ветрил незыблемого неба…»
