Чистка - Эдуард Даувальтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дубовой также рассказал, что власть Якира была настолько велика, что он позволял себе оспаривать решения Политбюро, когда в 1935 г. разделяли их округ: «Дубовой. Но у нас, т. Сталин, какое впечатление! Якир захотел, и решение Политбюро для него меняется. Значит, власть, значит, сила, с которой считаются. Все считаются с Якиром, а мы тоже ему в рот смотрим.
Сталин. У нас бывает так: не Якир, а пониже человек назначается, и он имеет право прийти и сказать: «Я не могу или не хочу». И мы отменяем.
Дубовой. Имеет право. Но он несколько раз делал, он систематически не хотел уйти с Украины. Теперь понятно, почему он не хотел.
Ворошилов. Тов. Сталин сказал, что тут что-то серьезное есть, раз он не хочет ехать с Украины. Теперь многое можно говорить. Но я не хотел этих людей иметь здесь на авиации.
Сталин. Здесь мы легко бы их разоблачили. Мы бы не стали смотреть в рот, как т. Дубовой.»
Дубовой говорил, что Якир руководил округом хорошо, проводил маневры, вел боевую подготовку. Ничего существенного он о вредительстве не сказал, после был объявлен перерыв до вечера. Первым на вечернем заседании выступил Виктор Шестаков, начальник политупра Забайкальского военного округа, также заговорщик. Этот деятель похоже не хотел говорить о положении в своем округе, сразу начал говорить об положении дел на Украине и Белоруссии, после чего получил диалог с Сталиным: «Я сейчас не могу привести конкретных фактов, но совершенно бесспорно, что очковтирательства здесь было очень много.
Сталин. Где это?
Шестаков. На Украине и в Белоруссии.
Сталин. Вы на Украине работаете?
Шестаков. Я работаю в Забайкальском военном округе, т. Сталин.
Сталин. Может быть, о своем округе скажете?»
Шестаков понял, что надо рассказывать о своем месте работы и утверждал, что на военном совете в прошлом году выступал против освобождения командиров от политических занятий, говорил, что весь военный совет состоит из членов ВКП (б), но никто из них не был против отмены политобучения. Он признал потерю бдительности и упомянул в этом Дыбенко: «Дыбенко говорит, что он сигнализировал, но ведь некто другой, как Дыбенко выступал на прошлом Военном совете и говорил о том, что командующих никто не учит, и единственный раз его хорошо учил на военной игре Уборевич. Ведь это же было, это все слышали, и очень крепко и ярко об этом рассказывал, как его единственный раз учил Уборевич на военной игре где-то в Белоруссии, Иероним Петрович его учил. Так ведь было, т. Дыбенко? И сейчас мы начинаем говорить о сигналах. Это же вы говорили, я ведь этого не выдумал.»
Рассказывал о своей работе с комкором Горбачевым, которого он низко оценивал как военного, восхищался умением и сознательностью Блюхера. Рассказывал он, об раскрытых врагах в округе начиная с гардеробщицы, оказавшейся японской шпионкой и вплоть до начальника штаба, комдива, он также ранее был начальником штаба Забайкальской группы войск ОКДВА. В апреле он был отозван в Москву, но пока не арестован. Шестаков рассказал, что Рубинова прикрывал Гамарник: «Доношу об этом начальнику штаба, доношу Гамарнику: так-то и так-то. Все подробности излагаю, что я ему партбилет не выдам и не могу выдать. Через неделю я получил приказание выдать партбилет с партстажем, указанным в партбилете, а следствие ведем мы. Я знал, что человек специально из ПУРа посылался в Сызрань, который все расследовал. У нас получилось впечатление, что можно было выдать партбилет, пока идет следствие и всякая штука, но в конце концов никаких результатов. А решение Гамарника было непререкаемым авторитетом. Был у нас Давыдовский – командир корпуса. Я получил сведения, что в 1923 г. он колебался в сторону троцкизма и т.д. Я поставил этот вопрос. Но когда приехал я докладывать народному комиссару, пришел Гамарник и Фельдман, и мы оказались чудаками. Гамарник сказал, что Тухачевский считает его талантливым человеком, что он будто бы строил укрепленный район в округе и построил его лучше всех. Мы оказались в чудаках. Надо было идти дальше, но по всем причинам у нас духу не хватило».
Также он дал намеки, что уже бывший глава Восточно-Сибирского крайкома и обкома Михаил Разумов, его арестовали в Москве 1 июня 1937 года, он стал одним из первых членов ЦК по партийной линии, арестованных в ходе вскрытия антисоветской организации. По словам Шестакова обком во главе с Разумовым запустил вопросы обороны. Интересно было то, что он счел приграничные районы захвачены кадрами врага, которые уже разоблачены: «О пограничных районах. Мы бесконечное количество раз ставили вопрос о пограничных районах, о неукомплектованности их кадрами. Кадры там плохие, районы находятся на границе и прямо как в стену! Когда после пленума ЦК Разумов вернулся и на пленуме обкома выступал с докладом, он ничего не сказал об области, хотя подробно рассказал о Киевском обкоме, об Азово-Черноморском обкоме и в течение 9 часов делал доклад. А между тем в крае положение совершенно угрожающее. Три зам. председателя крайисполкома оказались чуждыми людьми: один – деникинский контрразведчик, был судьей при Деникине, вешал в Гражданскую войну. Два оказались правыми и троцкистами. Второй секретарь оказался не то правым, не то троцкистом. Там арестовали огромное количество людей, явных врагов. И когда я выступил на обкоме…
Сталин. Вы входите в бюро?
Шестаков. Вхожу. Выступил на обкоме со всеми этими делами, то попал в такое положение, в какое еще никогда не попадал. Тогда начальником Управления НКВД был Гай. До меня выступило человек 20, я выступил 21-м. Никого не трогали, а меня засыпали репликами как градом. Этот Гай встал рядом со мной и буквально не давал мне говорить. Я до конца на пленуме обкома быть не мог, потому что нас вызвали в Москву, и на другой день заседания обкома я выехал в Москву.
Сталин. Вы хотите сказать, что вам не дали говорить в обкоме?
Шестаков. Да, почти не дали.
Сталин. Плохой обком?
Шестаков. Я не могу этого сказать о всем обкоме.
Сталин. Разумов
