Пастыри. Черные бабочки - Сергей Волков

Яна сдула с глаз челку и молча показала бывшему начальнику язык.

— У меня тоже… — сдавленным голосом сказал Митя.

— Что — «тоже»? — вытаращился Громыко. — Тоже ствол?!

— Не, у меня наваха. Толецекая. Федор Анатольевич подарил, — стушевался мальчик и помахал здоровенным складнем с кольцом на кривоватом лезвии.

— Ого! Между прочим, за ношение — до двух лет исправительных работ! Вы поосторожнее, любители экзотики, — Громыко повернулся к Илье: — Ну, а ты, друг ситный, чем удивишь? Пулемет достанешь?

— Что самое смешное, — Илья перевернулся на спину и лег поудобнее, — из всех нас только я один имею реальный опыт позиционных боестолкновений. И именно у меня, заметьте, граждане, — у ветерана локальных конфликтов, — не имеется оружия!

— Да ты известный… пацифист! — фыркнул в ответ майор.

Тут на гребне металлически-звонко тенькнуло, и в темном ночном небе возник удаляющийся свист.

— Ох, сучья лапа, эт-то что такое?! — Громыко задрал щетинистый подбородок, силясь разглядеть во мраке источник свиста.

— Похоже на… — Илья не успел договорить. В темнеющем позади ельнике хлопнуло, и тут же ослепительная вспышка фотографически резко обозначила силуэты деревьев. Ровно и мощно загудело пламя, стремительно пожирающее еловую хвою.

— Напалм! — крикнул Илья, приподнявшись на локте. — Мать моя женщина, гадом буду — напалм!

В небе вновь засвистело.

— Ну все, крандец! — Громыко затравленно огляделся. — Сейчас накроет!

Однако, вопреки его ожиданиям, второй огненный шар вспух прямо в бушующем пламени. Рев огня мгновенно усилился, искры столбом полетели в аспидно-черное небо.

— Мне так кажется, господа, что в данном случае мишенью являемся отнюдь не мы, — тревожно проскрежетал Торлецкий. Неожиданно он встал во весь свой немалый рост и, вытянув шею, вгляделся в разрастающийся лесной пожар.

— Смотрите! Смотрите, господа!

Впрочем, все и так смотрели туда, где прямо из полощущейся на ветру огненной стены появились контуры жуткой человекообразной фигуры гигантского роста.

Раздвигая руками объятые пламенем верхушки деревьев, словно луговую траву, монстр легко проломился через горящий лес.

— В нем метров семь-восемь будет! — потрясенно прошептал Илья.

Подобно фантастическому Терминатору из одноименного фильма, гигант неуязвимым прошел сквозь огонь и неспешной, мерной походкой двинулся вверх по склону, переламывая попадающиеся ему на пути березы, как тростинки. Руки и торс его тускло, каменно блестели. Абсолютно круглая голова, лишенная глаз, рта, носа и ушей, походила на черный бильярдный шар полутора метров в диаметре.

На гребне, во мраке, послышались крики. С воем несколько уже знакомых сыскарям тонких ракет прочертили дымные полосы и ударились в широкую темную грудь великана, но он не обратил на это никакого внимания.

— Наши противники уходят! — Торлецкий повернулся к остальным. — Они бегут, господа! Не кажется ли вам…

— Да, ясный пень, кажется! — рявкнул Громыко, вскакивая и рывком поднимая на ноги Митю. — Ноги надо делать! Быстро!!

— «В бегстве нет стыда. Стыд есть в трусости». Глава вторая, «Об укреплении духа и разума», — пробормотал непослушными губами мальчик, но его никто не услышал.

И они сделали ноги. Так сделали, что эти самые ноги едва не отвалились…

Трещали ветки, хлюпало и хрустело внизу, шумело и свистело вверху, ревело и трещало сбоку, а позади мерно и тупо вышагивал каменный гигант.

— Это сон! — на бегу заорал Илья. — Разбудите меня!

— А-ты ос-тан-вись! Ср-азу-пр-снешься! — зло хохотнула Яна.

— Да уж, господа, такого славного будильника я еще не встречал! — крикнул Торлецкий, таща за руку хватающего ртом холодный воздух Митю.

— Хорош базарить! — прорычал задыхающийся Громыко. — Кажись, оторвались мы. Что там впереди? Лес кончается?

— Там еще один овраг! — сообщил Илья, пробежав вперед. — Глубокий! Надо влево уходить.

— Нельзя нам влево, — четко и медленно произнесла вдруг Яна, доставая пистолет.

Все замерли и повернули головы. Неожиданно враз стих ветер. Меж белесых стволов четко угадывались пять невысоких фигур.

— Пипец! — прохрипел Громыко и закрыл собой Митю, одновременно вскидывая «макаров». Щелкнул взводимый курок графского «смит-и-вессона».

В наступившей тишине слышно было, как капает талая вода с веток. С легким шуршанием в овраге съехал пласт снега. Легонько, верхушками, зашумели березы.

И вновь стало тихо.

— Эй! — не выдержав напряженного молчания, отчаянно крикнул Илья. — Выходите, разговор есть!

Тишина.

— Мы вас не тронем! — отважно продолжил он переговоры. — Просто поговорим. Вы что, немые?

Тишина.

— Ну и чего теперь? — вполголоса обратился Илья к своим, не сводя глаз с застывшей среди голых кустов страшноватой пятерки.

Громыко, по-прежнему держа их на прицеле, левой рукой полез в правый внутренний карман куртки. Ему было неудобно, но тем не менее он все же умудрился вытащить оттуда небольшой листик бумаги.

— Сейчас проверим… Посвети! — прошипел майор Илье.

В дергающемся свете крохотного зажигалочного пламени Громыко, с трудом разбирая написанное, начал выкрикивать в темноту:

— Валеев Марат! Глазко Римма! Егоров Константин! Ефимцева Анна! Севостьянова Наталья! Черкасов Леонид! Хижняк Игорь!

— Ник-кузич, ты чего? — удивленно спросила Яна.

И тут раздался хруст веток.

Она вышла из темноты, как мотылек на пламя свечи. Дрожащий огонек зажигалки, которую Илья зачем-то все держал в вытянутой руке, скупо обозначил миловидное полудетское личико под круглой кожаной шапочкой, отразился в больших расширенных глазах, заплясал десятками бликов на кольчужных нашивках, металлических бляшках и тонком бронзовом стволе длинного ружья.

— А Ани… нет… — негромко произнесла девочка. Она говорила медленно, с трудом подбирая слова, как человек, давно забывший их звучание, — и Лени нет… тоже… Они умерли… Их… Аню много… лет назад… Леню… позже…

— Сорки задыбай, ботало! — раздался из темноты резкий мальчишеский голос, в котором слышались явно командирские нотки.

Девочка быстро обернулась, зло и тонко крикнула в ответ:

— Затынь! Затынь, тыро! Древно! Стало!!!

И добавила уже по-русски, тихонько:

— Я… я не могу… больше не могу!!!

И тут ее словно прорвало. Отбросив ружье в снег, девочка рухнула на колени и жутко, по-взрослому, разрыдалась, закрывая лицо руками…

Они рядком сидели на сыром стволе поваленного дерева, положив рядом свое чудное оружие, и говорили. Потрясенные сыскари молча слушали, пытаясь из мешанины знакомых и чужих слов понять, что им рассказывают эти странные и страшные дети.