Дорога мертвецов - Михаил Белозеров

– О, – воскликнул один из них сиплым голосом, – чаек! – и расселся на стуле, на котором только что сидел Костя.

– Где-то здесь у Ирки должны быть сушки, – сказал другой, судя по звонкому голосу помоложе.

Он стал шарить в буфете, гремя баночками и шурша пакетами.

– Брусничное варенье будешь?

– Гадость… надоело… – ответил Сиплый. – Водки нет? Что-то мне водкой пахнет!

– Откуда у Ирки водка? Она одна не пьет.

– Я говорю, пахнет, значит, пахнет. У меня на это дело нюх особый.

– Да ладно, брось. Я бы знал. Что мне, для друга жалко.

– А может, и жалко! – хитро ответил Сиплый. – Откуда я знаю?

– Ну тогда поищи сам, – с вызовом ответил Молодой.

– А-а-а! – засмеялся Сиплый. – Пошутил я, пошутил. Хотя пахнет точно.

– Ты знаешь, а мне ведь тоже пахнет.

Костя, который сидел ни жив, ни мертв, перестал дышать.

– Ну так поищи для друга!

– Я точно знаю, что самогон она давно не гнала. Не из чего бражку делать. Последний раз когда завоз был?

– Осенью.

– Вот! Видишь! А когда будет следующий, неизвестно. Откуда у нее самогон? Сахар – ек.

– Бабы народ хитрый. Пахнет не самогоном, а водкой. А водка у нас у кого?

– Иди ты! – предупредил Молодой после паузы. – А то в дыню дам!

– Брось, чего ты?! С тоски и не то сотворишь! Или скажешь, что Ирка у тебя не такая? Вот моя Лорка, как она была в меня влюблена! Клялась быть верной не хуже жен декабристов. Поперлась за мной на край света. Зимой у нас на кухне сосульки висели, а в умывальнике лед плавал.

– Да помню! – согласился Молодой.

– А что учудила? – продолжил Сиплый. – Втрескалась в лейтенантика!

– Ну-у-у? – лениво отреагировал Молодой, наливая в кружки чай.

Но Костя уже понял, что сейчас будет мордобитие – слишком резиновым был голос у Молодого.

– Из последнего пополнения.

– Ну-у-у и?..

– Что ну-у-у и?.. – переспросил Сиплый. – Я его отправил в Земляное, а ее порешил.

– Лорку, что ли? – насмешливо удивился Молодой. – Врешь, я ее сегодня видел!

– Конечно, не до смерти, но рука у меня тяжелая. Слушай, чего ж так спиртом пахнет?! – И, отогнув клеенку, заглянул под стол.

С минуту он смотрел на Костю, как на приведение, а потом они его вытащили в коридор и стали избивать.

– Вот он твой лейтенантик! – радостно кричал Сиплый, норовя заехать кулаком Косте в лицо, чтобы поставить синяк.

Но у него сразу не получилось, потому что каждый раз, когда, казалось, его кулак должен был найти свою цель, Костя исхитрялся уворачиваться, хотя его крепко держал Молодой.

– Погоди! Погоди! – твердил он. – Сейчас мы тебя! Ты не крутись! Не крутись! Будь мужиком!

«Бах!»

– Да что ж ты в меня бьешь, придурок?

– А ты держи крепче!

«Бах!»

– Ну ты и гад! – воскликнул Молодой, готовый оставить Костю в покое и броситься на мазилу.

– Стойте! Стойте! – закричал Костя, вдруг с легкостью разрывая объятья Молодого. – Вы синие люди?!

– Не люди, а человеки, – назидательно поправил Сиплый. – Люди на Большой земле живут, а мы человеки.

– Так я оттуда и прибыл! – огорошил их Костя.

– Ты, правда, приехал не к мой Ирке?! – обрадовался Молодой, отпуская его.

– Конечно, правда! Я просто грелся, – и Костя кивнул на ботинки, которые валялись под ногами.

– А спирт у тебя откуда? – с подозрением спросил Сиплый, не желая так просто расставаться с Костей.

– С позиций. Я у Гайдабурова в гостях был да заблудился в снежном заряде.

– Должно быть, не врет, – сказал Сиплый, – был заряд. То-то мне морда его незнакома. Точно! Он не из нашего гарнизона!

И только он собрался отпустить Костю на все четыре стороны, как влетел генерал Лаптев собственной персоной и как заорал:

– Молчать! Смирно! Руки по швам! Дайте мне его обнять! Дайте! Я сотворю из него настоящего, первосортного «глушителя мыслей».

Костя, который уже понял, что это сон, рванулся что есть сил, хотел убежать, да не смог. А подлый генерал, от которого почему-то пахло чем-то горелым, все приближался и приближался, и Костя уже знал, что неизбежно станет синим человеком. Ему сделалось так противно, что он дернулся в одну сторону, в другую, мучительно застонал и… проснулся.

Он по-прежнему сидел на стуле. Ботинки упали с поленьев, и у одного из них тлела подошва. Носки высохли, а колени стали горячими.

Костя принялся обуваться. Руки и ноги у него нагрелись, а лицо пылало. Должно быть он заболевал. Черт с ним, все равно успею, подумал он.

– Новенький, что ли? – спросила незнакомая женщина и прошла в комнату.

Костя никак не мог зашнуровать левый ботинок. Шнурки были мокрыми и непослушными.

– Новенький, новенький… – радостно подтвердила другая женщина и тоже прошла в комнату.

– Ты напои гостя чаем, – велела первая женщина.

– Я ему черничной настойки дам.

– Костя! Это ты?! – раздался удивленный голос.

В двери, скрестив руки на груди, стояла Ирка собственной персоной.

– Ты что здесь делаешь?! – хотел спросить он, но все понял, потому что вид у Ирки был соответствующий, то есть она была одета в армейскую форму, на плечах носила сержантские лычки, а ее безумно прекрасные ноги, в которые он был так сильно влюблен, теперь прятались под бесформенной зеленой юбкой.

– Я, Костик, – сказала она, – замуж вышла, служу в армии планшетисткой. Ты же меня бросил?!

– Ничего я тебя не бросил! – буркнул Костя, с трудом напяливая правый ботинок.

Хотя носки были сухими, он почувствовал, что все-таки простынет. По спине бродил холодный озноб. А в пояснице поселилась предательская слабость.

Она осуждающе покачала головой:

– Господи! Ну что с тобой делать?! Что! То ты мне морочишь голову два года, то исчезаешь, то заявляешься на край света и молчишь!

Она побежала куда-то в соседняя комнату и вернулась с ворохом сухой одеждой в руках:

– Переодевайся! – кинула ему этот ворох в лицо.

Костя, ничуть не стесняясь, разделся до исподнего и переоделся в сухое и теплое, не переставая дивиться метаморфозе, произошедшей с Иркой.

Когда они встречались, она была вечной ломакой и кривлякой, готовой на экзотическое подвиги. Теперь же перед ним стояла уверенная в себе женщина. Чуть-чуть усталая, чуть-чуть опытная. Но милая и желанная. Он хотел ей объяснить причину своего появления, но подумал, что для нее это будет неинтересно, что он еще не разобрался в своих чувствах, что не готов жениться, хотя память о ее шикарных ногах волнует его по-прежнему.

– Господи! – вдруг воскликнула она. – На тебе же лица нет! Тебя кто-нибудь обнимал?

– Этот как его?.. Генерал Лаптев!

– Лаптев! – всплеснула она руками. Господи! Господи! – запричитала она. – Нашел дружка! Да на нем клейма некуда ставить! Он же сплошной синяк!

– Да я только боролся, – объяснил Костя.

– И этого достаточно! Он тебя заразил! – вскрикнула она. – Я думала, ты избежишь этой судьбы и увезешь меня на материк.

– Конечно! Конечно! – неожиданно для себя пообещал Костя, обувая теперь почему-то кирзовые сапоги.

Сапоги были очень удобными, а главное пропитанные парафином, что делало их непромокаемыми и пригодными для северного лета.

– Как же ты увезешь, если ты заразился?!

– Да не заразился я, – объяснил Костя, – у меня есть «анцитаур». С ним не пропадешь. Он вывезет!

– «Анцитаур»! – хитро воскликнула она. – Что же ты молчишь?! Да с «анцитауром» здесь никогда не пропадешь! Господин, генерал! – крикнула она в сени. – У него «анцитаур», поэтому он и не заразился.

– «Анцитаур»?! – как дух, явился генерал Лаптев. – С «анцитауром» мы теперь на коне! Да, моя девочка?!

– «Анцитаур»! – выскочили из соседней комнаты две другие женщины и с восторгом воззрились на Костю.

– Да, папуля! – ответила Ирка и поцеловала толстого, плешивого Лаптева в седую, небритую щеку. – Теперь с «анцитауром» мы не пропадем. Мы вылечимся и уедем на Большую землю!

– «Анцитаур»! «Анцитаур»! – стал приплясывать генерал Лаптев. – Давай сюда «анцитаур»! Давай! – потребовал он.

Костя понял, что сейчас он их поубивает этим самым «анцитауром» и что сделает это с превеликим удовольствием.

И здесь тоже предательство, мучительно подумал он и с облегчением проснулся. И хотя Ирка никогда не была такой, какой предстала ему во сне, он твердо решил, что никогда, ни за что не женится, хоть камни с неба. Все женщины лживы и вероломны!

Он сидел перед жаркой печкой, и его бил озноб. Лицо горело и пылало, словно от перца. Как был босой, Костя побежал в прихожую, где видел зеркало. Нет, лицо было на месте, только словно подернулось пленкой. Костя отчаянно потер лоб и щеки. Но они сделались еще бледнее. Неужели я все-таки заразился? – подумал он, как о постороннем и, услышав голоса, осторожно выглянул в окон. Прямо перед домом стоял генерал Лаптев с тремя солдатами и что-то им внушал приказным тоном. У солдат тоже не было лиц. Один из них посмотрел в сторону дома, и Костя отпрянул, метнулся на кухню за носками, натянул кирзовые сапоги в прихожей и в мгновении ока надел бушлат.