По волчьему следу - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Не сочтите за критику, - Бекшеев оперся на стол и поднялся. Нога опять разболелась. И голова тоже. – Но вы несколько недотягиваете. Не хватает экспрессии…
Петров крутанулся и попытался укусить себя за руку.
Будет и дальше отыгрывать безумца в надежде, что таковым его и сочтут. Пускай… актерские данные у него так себе. Так что суда не избежит. И Петров, кажется, понял. У самой двери Бекшеева настиг его тонкий дрожащий от нервного напряжения голос.
- Я знаю, почему ты меня нашел!
- Потому что ты был неаккуратен.
- Нет… потому что ты такой же, как и я! – в голосе теперь звучало торжество. – Такой же… такой! Разница лишь в том, что я охотился за потаскухами, а ты…
Бекшеев аккуратно закрыл дверь и постарался не морщиться от боли, которая стала почти невыносима. Настолько, что, дверь прикрыв, он позволил себе просто постоять. Недолго. Несколько ударов сердца. Но и этого хватило, чтобы стало легче.
- Уводить? – Туржин, дежуривший за дверью на всякий случай, отвернулся. Но на лице его скользнуло выражение легкой брезгливости.
- Уводите. И оформляйте, - Бекшеев сделал шаг. И еще. На чистом упрямства. Зимы нет, что заставило нервничать. Обычно она держится рядом. Он и привык.
А теперь чувствовал себя обманутым.
Глупо.
Туржин нехотя посторонился, пропуская начальство. Сам он, приехавший в Москву откуда-то из-под Мурома отличался статью и силой, и потому на людей слабых, каковым полагал Бекшеева, смотрел сверху вниз. С недоумением. Особенно недоумевал он тому, как эти люди могут ходить в чинах.
Командовать.
Распоряжаться. И не чураться слабости своей.
Это вот несоответствие, никак не укладывавшееся в голове Туржина, несказанно злило его. Как и Бекшеев, который по мнению Туржина, занимал чужое место. Еще и с психами возился. Разговоры разговаривал зачем-то, когда понятно, что там не разговоры, там двинуть пару раз под дых, он все-то и расскажет, и покается, а не это вот.
Надо избавляться. От Туржина.
Или нет?
Все же известное зло. А кого на его место взять? Желающих много, да вот подходящих нет…
- Знаешь, - Зима все-таки нашла Бекшеева, на кухоньке, где уже дымил самовар, а рядом, на подносе, прикрытый чистым полотенчиком, ждал обед. – С каждым разом мне все больше хочется тебя прибить. Просто, чтобы ни мучился.
Она говорила это не впервые.
И постоянство успокаивало.
- Он сказал, что я такой же, - пожаловался Бекшеев, принимая чашку с травяным отваром. Чашка была фарфоровой, красивой формы, с узким донцем и ручкой вычурной формы. Ко всему ручку покрывала позолота, а на дне чашки имелось клеймо Кузнецовской фабрики.
И потому отвар казался не таким уж горьким.
- Тебя это огорчает? – Зима села на скрипучий стул в углу.
Она всегда садилась так, чтобы видеть и окно, если оно было, и дверь. И стол сдвигала, чтобы между ней и дверью не оставалось препятствий. И кажется, сама не замечала этого, как и многого другого.
- Не знаю. Такое вот… гадостное.
- Ну так а чего ты хотел? – Зима пожала плечами. – Проще остальных в дерьмо макнуть, чем признать себе, что ты в нем до самой макушки измазался. Ешь, давай, пока горячее.
Борщ и склянка со сметаной. Гора пюре. Котлета по-киевски. А есть не хочется. И Зима знает, но смотрит так, что приходится брать ложку. Вкуса по началу вообще не ощущается.
- К нам Тихоня едет, - сказала Зима, когда Бекшеев почти доел суп. Боль отступала. И то гадостное чувство гнили там, внутри, тоже проходило.
- Это хорошо, - Бекшеев понял, что действительно рад. Не то, чтобы они успели близкое знакомство свести, но… лучше Тихоня, чем эти вот.
- Ага. А еще у нас выезд наметился, - она чуть наклонилась, уперев сцепленные руки в ноги.
- Куда?
- Северо-Западный край, как поняла, где-то около Городни. Это…
- Представляю. Примерно. И что случилось?
Котлета была отменной, с хрустящею корочкой. Стоило проломить её, и на тарелку вылилось озерцо сливочного масла.
- Голову отрезали. Следователю. А до того – еще одному парню. Пропал без вести. И не он один. Список прилагается. Прислали.
- Кто?
- А вот это… - Зима скорее оскалилась, чем улыбнулась. – Нам и предстоит выяснить…
Тихоня прибыл в половине восьмого. Он легко спрыгнул с верхней ступеньки вагона и огляделся.
- Эй! – Зима помахала рукой. – Мы тут… Слушай, он же ж еще поганей тебя выглядит!
Это было почти комплиментом. Правда не Тихоне.
- Эй… а я говорила, что надо Девочку брать… людей… и куда все пруться-то?
И Тихоня услышал. Обернулся. Взгляд его, скользивший по толпе, разномастной, суетливой, зацепился за Зиму. А губы растянулись в улыбке.
Он и вправду похудел и сильно.
Шея вытянулась и некрасиво торчала из ворота старой шинели, которую Тихоня накинул поверх старой же, застиранной добела, гимнастерки. Кожа обтягивала череп, отчего подбородок и нос Тихони казались несуразно огромными, а лоб, напротив, узким.
- Живой, - сказала Зима и хлопнула по плечу.
- А то, - Тихоня оскалился и во рту блеснул золотом зуб.
- Откуда…
- Да так… - он потрогал коронку языком. – С одним там… не сошлись характерами. Я ему в морду двинул. Он мне… случается. После вон оплатил коронку. Красивая?
- До одурения. Вещи?
- Все мое тут, - Тихоня хлопнул по мешку. – Куда поедем? Мне тут адресок один подкинули, чтоб на первое время остановиться…
- У меня остановишься, - сказала Зима жестко. – Все одно завтра отбываем. Скажи?
- Скажу, - Бекшеев протянул руку, которую Тихоня пожал осторожно, словно опасаясь сломать. И от этой осторожности снова резанула душу обида.
Вовсе он не инвалид.
- Тогда лады. Только я бы еще пожрал чего. Мне теперь жрать почти все время хочется. Госпожа… - это было произнесено с привычной Бекшееву почтительностью. – То есть ваша матушка говорит, что это нормально. Процесс восстановления и все такое.
Тихоня хлопнул себя по животу.
- Но жрать охота страсть.
- Будет, - пообещала Зима. - Софья что-то там заказала. И Сапожник подъехать обещался. Правда, один. Отуля уже не в том положении, чтоб по гостям разъезжать. Хотя от госпиталя, куда её все упрятать норовили, отбилась…
Зима что-то говорила.
Про Сапожника, который вроде как отказался идти в высший свет, но и пить бросил, и вовсе сделался на человека похож к