Мелодия Второго Иерусалима - Александр Пышненко

от «своих» девушек. Подыскивая любую возможность втянуть этого парня в фарцовку, они предлагали ему продавать красивые женские сапожки, доставленные сюда прямо из Парижа. Африканцы ездили в свои страны именно через этот французский город. Это деяние в СССР, всегда преследовалось по закону, за что даже предполагался какой-то крупный тюремный строк, который совсем уж не входил в планы помешанного на романтике совсем еще юного героя. Романтик от мозга костей, — каким был этот парень, — Игорь естественно мечтал поработать в местах не столь отдаленных от города Магадана — но только отнюдь не за колючей проволокой…

Крупный Мишель был всегда серьёзен, а Жан, напротив, очень игрив и вертляв, как и многие другие представители этой чернокожей расы. Они оба, какое-то непродолжительное время, изучали язык «на котором разговаривал Ленин» в московском университете имени Патриса Лумумбы, — но все же больше предпочитали общаться с обывателями общаги с помощью элементарного мата. Это в них получалось виртуозно. В этом они оба напоминали тех многих детей, которые, впервые услышав в подворотне взрослые слова, начинают произносить их с завидным постоянством, как бы подражая взрослым дядям. Жан и Мишель матерились, как сапожники. При этом они оба любили девушек с группы, в которой учился Игорь. Это обстоятельство, — склоняло Игоря, к мысли, — служа, истинной причиной, почему негры пытались склонить его к фарцовке. Обе девушки могли под любым предлогом прийти тогда к нему в общежитие (якобы к своему парню), а потом незаметно скрыться в комнате негров. Влекомые безумной страстью, девушки потом проделывали это не раз, просто набравшись наглости.

Потом их раскусили; вспыхнул грандиозный скандал…

Это примерное б…во выглядело как-то дико в глазах советских учащихся и поддалось тогда самому безжалостному остракизму. Любительницы африканской экзотики тут же были сняты со всех занимаемых постов…

Но это уже была совсем другая история.

Жан ходил в кепке, на которой доходчиво было написано «US ARMY”. Когда Игорь просил у него покрасоваться среди однокурсников в этой видной кепке, Жан, показал пальцем на общежитие, в котором жили сотрудники КГБе, и потом произносил на ломаном языке, тщательно подбирая слова:

— Нельзья! Тебья отправьят в турьма!..

Путаны, могли находиться в их комнатах только до 23.00 часов, а потом должны были забрать на проходной свои документы и убираться на все четыре стороны. Это их, естественно, не устраивало; они предпочитали оставаться в этой бесплатной бордели до самого утра. Но в случае нарушения этого режима, их документы автоматически попадали в распоряжение органов. За этим строго следили. В общежитие часто заглядывал красивый краснощекий участковый. Общежитие на Летней было самой «горячей точкой» в его районе.

По выходным дням в вестибюле общаги собиралось много городских проституток. И тогда, в ущерб занятиям, администрация вынуждена была снимать с занятий какого-то студента, и командировать его на помощь престарелой вахтерше. Впрочем, бывало так, что за практически недоступные в СССР жвачки, студенты, живущие на первом этаже, сами открывали проституткам окна.

…Это был день, когда Игорь, удобно умостившись на стуле вахтерши, рассматривал журналы посещений, собранные в ящиках стола за многие годы. Одни и те же фамилии фигурировали в нем на протяжении многих лет, перекочевывая с одной страницы на другую. Молодой человек настолько увлекся этим занятием, что даже не заметил, как на нем задержались взгляды коменданта Кирилловича, и краснощекого участкового.

Комендант, — сладострастного типа коротышка, с уже обозначившимся брюшком, — обладал «обалденным», как тогда говорили, голосом. Весь день он мотался по этажам, и орал, как в лесу. Негры принарядили его в джинсовый костюмчик, что придавало ему вполне товарный по тем временам вид…

— Ну, как, подойдет? — Подобострастно, спрашивал Кириллович, заглядывая в глаза красивому милиционеру.

— Слишком молодо выглядит, — отвечал ему участковый.

— Ну, что же я могу поделать? — Разводил руками Кириллович. — Все остальные давно на занятиях…

— Ладно. Забираю его с собою, — заканчивая торг, говорил участковый. — Пойдешь со мной, — обращался он к парню, — это распоряжение коменданта.

— Можешь держать его до вечера! — Напутствовал их в спины, Кириллович.

Дорогой милиционер предложил ему знакомство.

— Можешь звать меня просто Володей, — сказал участковый.

— Игорь, — сухо сказал молодой человек.

Милиционер завел Игоря в здание РОВДе. На дверях они столкнулись с каким-то заинтересованным капитаном.

— Фу-у! Кого ты привел? — Скривил рожу капитан. — Он же еще совсем молодой!

— А кого я приведу? — Оправдывался «Просто Володя». — Все остальные давно уже на занятиях!

— Ладно. Веди его в комнату! — Машет рукою капитан. — Там уже давно все ждут!

В тесной комнате на стульях вдоль стены сидели разные обыватели. Молодого человека втиснули между ними. Сюда же, в сопровождении того же капитана, привели помятого мужика на вид лет под 35, в коричневом и дорогом по тем временам вельветовом костюме, — и тоже пристроили в ряду сидящих. Вошедшая за ними женщина без вариантов указала на вельветового мужичонку…

На этом проводимое опознание закончилось; все присутствующие начали шумно расходиться. Обыватели столпились у столика, где получали повестки, которыми нужно было отчитаться на работе.

Просто Володя остановил его такими словами:

— Ты остаешься в моем распоряжении до самого вечера. Побудешь у меня за понятого. Поедем проверять паспортный режим…

…Потом они ехали на троллейбусе на Казачью улицу; куда-то в сторону Голосеево.

В частном секторе, по съемным квартирам, обитали, так называемые, «лимитчики». Отметка в паспорте о прописке была самым уязвимым местом советских людей. Кто не выдерживал высокого темпа жизни в Киеве, — спивался, терял работу или вел аморальный образ жизни, с точки зрения властей, — те подлежали немедленному выселению за пределы города.

Армии лимитчиков были в Москве, Киеве и Ленинграде. Работая там — на заводах и фабриках по лимиту, — эти люди, как правило, выполняли самую тяжелую и малоквалифицированную работу.

В других городах было намного проще прописаться…

Здесь, перед глазами неискушенного юноши, жизнь предстала в самом худшем ее проявлении. Этот поход в народ, мог стать настоящим шоком для его романтических устремлений. Здесь, на Казачьей улице, душа прошла первое боевое крещение перед будущими битвами в вагончиках, казармах, палатках, которые придется ей пережить в кочевой жизни геолога. Да и не только…

Какой-то мужик живо гонялся за милиционером с единственным на всю комнату стулом, упрямо пытаясь усадить на него участкового. Милиционер ловко увертывался от его посильных услуг, в то же время предусмотрительно пятясь к дверям. На обильно усыпанном хлебными крошками столе, стояли пустые бутылки, пугая воображение количеством выпитого накануне спиртного. От запойного алкаша даже на расстоянии несло убойным запахом перегара. Просто Володя, плотно зажав свой нос пальцами, отворачивался, напрасно добиваясь ответа на один конкретно поставленный вопрос: «Когда